Илья Рясной - Цеховики Страница 28

— Ну и что? — спросил Пашка.

— А ничего. Видно было, что работают люди.

— И гораздо больше, чем нужно, — поддакнул я.

— Ага, — кивнул Кулиш.

— Как работягам жилось?

— Отлично. Хоть и по две смены пахали, зато деньжищи какие шли! По две-три сотни лишку.

— Погоди. Какие такие две смены?

— Такие. За хорошие деньги. Которые от жены заныкать можно, потому как ни в одной бумажке их нет.

— Откуда они?

— От верблюда. Непонятно, что ли?

— Левая продукция, — кивнул я. Мы давно ожидали чего-то подобного.

— Левая, правая — я почем знаю.

— А то не знаешь!

— Знаю, что вещички они дерьмовые делали. Я бы такое барахло не купил.

— Почему?

— Потому. Вот на мне тельник, — он потрепал тельняшку на груди. — В этом тельнике умещается один Серега Кулиш. Правильно?

— Твоя правда.

— А если тельник растянуть, — он потянул тельняшку на своей груди, — то в него можно запихнуть и двоих Серег.

— А если на диете посидишь, то и четверых.

— Не в этом суть. Если посильнее растянуть, можно сделать два тельника, но дерьмовых. Вот так и делали сумки в нашем цеху.

— И что там растягивали?

— Кожзаменитель для сумок можно вытянуть. Мне мужики за стаканом говорили, что без проблем. Должно было быть три сумки — получили четыре. Должно быть три портмоне, будет три с половиной.

— Все ясно. Кому сплавляли все это добро?

— Наверное, было кому.

— Не юли.

— Я чего, у них в паханах ходил? Я в шестерках. Мне пару раз по полтинничку перепало за хорошую работу. Ежели бы я как папа Карло с этой проводкой не мордовался — хрен бы они в три смены пахали.

— Вспоминай.

— Какой-то армяшка там крутился.

— Как звали?

— Не знаю.

— Как выглядел?

Кулиш довольно ясно описал Григоряна.

— Он, по-моему, у них в тузах ходил. Да вы чего, черных не знаете? Они своего не упустят.

— Много народу на вторых сменах занято было?

— Да почти все. Кто откажется? По закону — не по закону! Кому это интересно? Я работаю — ты деньги платишь. И все.

После второй кружки пива мы выдавили из Кулиша все ценное, что скрывалось в его памяти. Он, покачиваясь, пошел к карусели.

— Не так много, — сказал я. — Но лучше, чем ничего. Будем проводить встречные проверки, выяснять, куда комбинат поставлял продукцию и откуда брал сырье. Прежде всего уделим внимание магазину Григоряна. Там, думаю, обнаружим массу интересного.

— Надо браться за самого Григоряна и за свидетелей. Я не особо доверяю бухгалтерам. Будем колоть работяг.

— Будем. Когда семерка проведет оперативную установку по дому Григоряна?

— На черта она нам нужна?

— Положено.

— Завтра.

Значит, завтра нам седьмой отдел выдаст все сведения о жилище Григоряна вплоть до расположения комнат, наличия гаражей и прочего.

— Дня через два наносим ему визит вежливости. С понятыми.

— И с постановлением об обыске… Если бы я знал, чем мне предстоит заниматься завтра и послезавтра!..

ШАКАЛЬЕ ПЛЕМЯ

В былые времена меня не раз посещало чувство, что вся наша гигантская страна является большой стройкой. Точнее — бесконечным долгостроем. А еще точнее — заброшенной стройплощадкой. Сколько я ни ездил по Союзу, везде заставал примерно одну картину — перекопанные улицы и взломанные мостовые, покосившиеся заборы, за которыми застыли безжизненные, похожие на скелеты доисторических животных бульдозеры и торчащие повсеместно из земли обломки труб, арматуры, горы битых кирпичей и бетонных плит. Недостроенные жилые дома и заводы. Замороженные прожекты и планы пятилеток. И часто ни одной живой души рядом. Фантасмагория. Близкая сердцу, родная, могучая кантата всеобщего абсурда и раздолбайства.

Есть места, особо подверженные этому российскому злу. Что тут виновато — особое расположение планет и зодиакальных созвездий или просто исключительные качества местных чиновников — неизвестно. Наш город относится именно к таким местам. Половина улиц постоянно перекрыты, перекопаны — проехать невозможно. Положили асфальт, а трубы забыли — с кем не бывает! Или трубы положили, но не те — тоже случается. Или траншею вырыли, а закопать запамятовали. Как тут все упомнишь, если на следующий день уже на другой объект перебросили… Кроме того, город полон великих строек. Великих не столько по масштабам, сколько по количеству бесплодно убитых на их возведение лет. По данным параметрам иные из них приближаются к египетским пирамидам или готическим соборам. Одна из таких суперстроек раскинулась в ста метрах от моего дома.

Что планировали возвести тут градоначальники, так и осталось загадкой. То ли котельную, то ли подземный завод, то ли обычный жилой дом — все возможно. Все шло как обычно. Строители быстро снесли один добротный каменный особняк и пару деревянных развалюх, повырубали толстые деревья, вырыли котлован. И исчезли без следа вместе с экскаваторами и прочей техникой. Появились они через год, заколотили в землю железобетонные сваи и вновь растаяли в предутреннем тумане. Следующее их появление ознаменовалось возведением фундамента. На чем все и завершилось. На это было потрачено восемь лет. Правда, время от времени здесь наблюдались редкие всплески трудовой активности. Были привезены плиты, доски и прочий материал. Несколько месяцев назад строители вновь исчезли. Даже прихватив с собой неизменного сторожа с собакой.

Одно время на стройке кучковалась шпана и алкоголики. Но даже им здесь наскучило. Мусор, ямы — тоска. Я каждый день имел возможность смотреть на все это. Путь от автобусной остановки домой, проложенный через стройку, экономил мне от семи до десяти минут — проверено. Решил я сэкономить эти минуты и в тот день. Точнее, в поздний вечер. В половине двенадцатого. Время позднее, заработался… А они заждались…

— Э, товарищ, закурить не найдется?

Привычные русскому слуху слова. Есть народная примета, что произнесенные подобным угрожающим тоном, да еще таким типом в такой компании и в таком месте эти слова — к мордобою.

Их было трое. Физиономии в темноте я рассмотреть не имел никакой возможности, но вряд ли они были отмечены печатями мудрости и добродетели. Долговязый, в кожаной куртке, сгорбленный тип держал обе руки под мышками, будто ежась от холода, хотя вечер выдался явно не холодный. Второй — квадратный, невысокий, стоял, прислонившись к забору. На его непропорционально большой квадратной голове приютилась кепка с пластмассовым козырьком. Третий — двухметровый «медведь-гризли», рубашка на нем готова была лопнуть от напора натренированных мышц. Он стоял передо мной, держа правую руку в кармане просторных стиляжных брюк.

Ни один из них мне никого не напоминал. К местной шпане эти типы не имели никакого отношения. Тех-то я знал. И они меня знали.

— Сейчас, — сказал я, почему-то еще надеясь, что «медведю» и его коллегам нужны только сигареты.

Я полез в нагрудный карман пиджака… Тут «гризли» мне и въехал. С размаху. От души. Я успел понять, что в его ручище зажат тяжелый, с острыми выступами кастет.

Реакция у меня аховая. Я бы просто не успел среагировать… Но за какой-то миг до удара я понял, что сейчас мне влепят медвежьей лапой, после чего останется только крикнуть: «Носилки клиенту». Какая-то сила будто пригнула меня к земле, и кулак пролетел, шелестя по волосам, как вагон проносящегося мимо товарного поезда.

Вместо пачки сигарет, которую требовал у меня «гризли», мои пальцы нащупали баллончик «черемухи», заботливо преподнесенный мне Пашкой. Струя аэрозоля врезала в тупую медвежью морду. По идее эта штука должна отключить злоумышленников в радиусе семи метров на несколько минут. «Гризли» отшатнулся, качнулся и зашелся в жутком кашле. Издаваемые им звуки напоминали рев тракторного двигателя, у которого засорился карбюратор.

Я отпрыгнул в сторону, чтобы тоже не наглотаться аромата душистой «черемухи», и сдуру оказался прижатым спиной к забору. С лихим криком (что-то о чьей-то матери) гоп-стопщики ринулись в бой. У «горбатого» в руке было что-то длинное, очень напоминающее металлическую трубку. У «кепкаря» тоже что-то было… Я понял, что меня сейчас затопчут, а потом убьют.

— Стоять, твари! — этот окрик бальзамом пролился на мои уши.

Блымс!.. Сочный звук обозначал соприкосновение рукоятки пистолета Макарова с черепом одного из нападавших.

— Брось пику!..

Картина на поле боя изменилась кардинальным образом. «Горбатый» катался по земле, держась руками за голову и что-то подвывая. «Кепкарь» скакал, как козел, держа перед собой нож.

— Брось, уродец, стреляю!

Вслед за этими словами действительно грохнул пистолетный выстрел, возымевший самое волшебное действие. «Кепкарь» отбросил финку и загнусавил:

— Не стреляйте, дяденька!

— Племянничек, — хмыкнул Пашка, подскочил к «кепи» врезал ему ногой в живот. Гоп-стопщик взвыл и повалился на землю.