Евгений Сухов - Казначей общака Страница 29

– Приходилось, – как-то неопределенно произнесла она.

– А меня зачем подобрала?

– Как же не подобрать? – очень искренне удивилась девушка. – Убили бы они тебя. Ты их глаза видел? То-то же! Давай теперь свернем с дороги, если погонятся, то нас здесь ни за что не отыщут.

«Нива», сбавив скорость, свернула на проселочную дорогу, узкую, с колдобинами, присыпанными песком. Дорогу с обеих сторон плотно обступили ели, и автомобиль, едва не обдирая боками кору, неторопливо продирался в глубь леса.

– Чья же это машина?

– Моя, – просто произнесла девушка, – здесь у нас без машины нельзя, слишком уж расстояния большие.

– Когда же ты ездить научилась?

– Давно, – отвечала девушка и медленно, не без мастерства преодолела глубокую выбоину.

– Куда же мы едем-то? – Рука монаха невольно скользнула под мышку, где прятался «макаров». Уж не везет ли его красавица на убой? Доверять кому-то после сегодняшнего дня просто глупо.

– Что ты все себя-то щупаешь? – улыбнулась девушка. – Уж не пистолет ли часом там у тебя?

– А ты проницательная.

– Ишь ты, монах!.. Только что-то раньше не доводилось мне встречать монахов с револьверами. А едем мы в сторожку лесную, к моему деду. Он зла не сделает. День-другой переждем, а потом и дальше можно ехать.

– Ладно, езжай куда знаешь, – согласился Святой.

Часа через два они выехали к крепкому бревенчатому дому, огороженному со всех сторон высоким забором. Место выглядело диким и глухим, и забор был нужен для того, чтобы лесная скотина не шастала под окнами и не тревожила покой его обитателей. На крыльцо, сильно щурясь, вышел хроменький сутулый старичок с палкой. Заприметив внучку, он щербато заулыбался и проковылял несколько шагов навстречу.

– Как тебя звать-то? – запоздало поинтересовался Святой, выходя из машины. – А то как-то неловко получается.

– Настей зови.

– А меня Герасимом.

– Ну вот и познакомились.

Подошел дед, настороженно посмотрел на Герасима, слегка кивнул.

– Давненько старика не баловала своим посещением, – приобнял Настю за плечи дедуля. Руки у него длинные и кряжистые, с узловатыми выпуклыми венами. Он напоминал выкорчеванный пень. – Так просто заехала или надобность какая имеется?

И вновь вороватый тяжелый взгляд скользнул по Герасиму. Руки старика силу не утратили. Герасим понял это сразу, едва тот тиснул его ладонь короткими пальцами. Очевидно, эти руки способны были не только на крепкое рукопожатие, при желании старик мог наверняка сдавить горло с такой силой, что язык вывалится наружу.

– Потом, дед, расскажу, а сейчас скажи, где нам расположиться.

– Да ты, чай, ученая, не впервой, – посетовал старик. – Ох, шальная ты у меня, Настюха, баба! – не то укорил, не то похвалил дед. – В горницу идите. А монах-то этот… того… про блуд-то он много знает?

Настасья неожиданно расхохоталась:

– Если не знает, так я его быстро этому обучу.

Герасим невольно улыбнулся.

– Ох, Настюха, Настюха! – покачал головой дед. – Управы на тебя нет. Ладно, живи как знаешь, – махнул широкой, словно лопата, ладонью старик. – Не маленькая, сама решай. – И, уже проходя мимо Герасима, полоснул его взглядом, словно шашкой. – Обидишь, убью, – прошипел он и затопал обратно в дом на кривых, словно у кавалериста, ногах.

Дед любил порядок, Герасим это понял, едва перешагнув порог. Все вещи расставлены по своим местам: стол – в центре, шкаф – в углу, комод – у окна, да еще пара старинных кованых сундуков у стен, тех самых, откуда в сказках Иванушка-дурачок доставал скатерть-самобранку да ковер-самолет.

Открыв шкаф, Настя порылась в вещах и вытащила серые брюки и просторную фланелевую рубаху.

– На, прикинь на себя, – бросила она вещи Герасиму, – не все же время тебе в рясе ходить, да и монаха повсюду ищут. Да не брезгуй ты, чистое! Сама стирала.

Святой разглядывал старую одежду. Не раз ему приходилось одевать женщин, но чтобы наоборот – впервые. Занятное дельце.

– Откуда это?

– Все-то тебе скажи! – неожиданно возмутилась Настя. – Ладно, не делай круглых глаз, не с покойника сняли. Мужичка одного… Я с ним полгода жила.

– А куда же он потом делся-то? – хмыкнул Святой.

– Куда же еще? – раздраженно произнесла Настя. – Ясно куда, восвояси укатил. Ну чего ты жмешься-то, скидывай рясу, или ты думаешь, что у монахов есть нечто такое, чего простые бабы видеть не должны? Да уверяю тебя, у всех у вас все одинаковое.

Герасим невольно улыбнулся.

– Баба ты ничего, шикарная. Только стерла бы эту помаду. Ну не красит она тебя, поверь мне!

– А вот такая я! – не без гордости уперла Настюха руки в бока.

– Ну и везет же мне на порочных баб, – хмыкнул Герасим и, уже не обращая внимания на женщину, начал стягивать с себя рясу.

– Есть будешь?

– Нет… Мне бы отдохнуть, устал очень, – признался Герасим.

Что-то невесело буркнув себе под нос, Настя вышла в соседнюю комнату. Некоторое время там было тихо. Потом пришел дед. Они о чем-то долго и негромко переговаривались вполголоса. Дед сопел и кряхтел, а когда говорил, то его голос больше напоминал гудение разгневанного шмеля. Настюха, напротив, была звонкоголоса и полна непонятного оптимизма, который чувствовался даже через плотно закрытую дверь.

Святой прислушался, но, кроме отдельных слов, разобрать ничего не мог.

Через пятнадцать минут Настя вернулась, держа в руках огромный тюк с перинами и подушками.

Зыркнула на него и сдержанно отметила:

– Ну точно мой жених… Правда, ты покрепче будешь, да и плечи у тебя пошире.

Опрокинула тюк на постель и уверенно, как если бы делала это не однажды, принялась готовить ложе на двоих.

Герасим не без удовольствия смотрел на ее крепкие ноги, мускулистые, как у гимнастки. И невольно почувствовал прилив острого желания. Если события будут разворачиваться столь стремительно, глупо было бы строить из себя девственника.

Настюха неожиданно обернулась и, перехватив его взгляд, не без ехидства поинтересовалась:

– На одной постели спать будем? Или побрезгуешь?

Монастырь был единственным местом, где можно было оставаться аскетом. А комната, пропахшая сосновым тесом, как будто была создана для любви.

– Давай на одной.

Настюха уверенно взбивала подушки, тыча их со всех сторон, и, добившись округлых форм, почти торжественно уложила рядышком в изголовье кровати.

– А если не желаешь, так я могу у дверей постелить, – очень серьезно предложила она, – там места много. Ха-ха-ха! Ладно, ладно, не дуйся, пошутила я.

Ночь пришла неожиданно, как это бывает на хуторах, окруженных со всех сторон лесом. Еще несколько минут назад солнце висело над вершинами елей, а потом мгновенно пропало. Сразу стемнело.

Дальнейшее произошло обыкновенно, как это бывает между взрослыми людьми, очень хотящими друг друга. Скинув с себя сорочку, Настя аккуратно повесила ее на спинку стула. И, перегнувшись через постель, зачем-то еще раз поправила взбитую подушку. Весьма соблазнительная поза. А потом, закинув руки за голову, без надобности принялась поправлять густую прядь волос.

– Свечу зажги, – потребовала Настя, – мне так хорошо.

Герасим не без труда отвел взгляд от девичьего тела, наполненного благодатным соком, и, чиркнув спичкой, запалил фитиль. Язычок пламени мелко дрожал, отбрасывая на стену зябкие тени.

– Ладаном пахнет, – произнес Герасим, сделав шаг навстречу.

– Верно, ладаном, – охотно согласилась Настя, – он у нас там, на печке, хранится. Дух от него благодатный, а потом еще дурную силу от себя отваживает. Плохой человек ночевать здесь не способен. Ты, видать, не из таковых.

– Многое ли ты обо мне знаешь, – хмыкнул Герасим, продолжая изучать ее.

Красивые крепкие девичьи груди, чуть округлый живот, не такой, какой бывает у женщин, обрюзгших раньше времени, а тот, что встречается у девиц, не успевших еще испытать счастья материнства.

Что-то в сегодняшнем вечере было особенное, но что именно, Святой понять не мог. Может быть, главной здесь была полыхающая свеча, на фоне которой Настя представлялась красивой русалкой, покинувшей лесную чащу, чтобы научить любви монаха-аскета. А может быть, всему виной был крепенький дед, больше смахивающий на лешака, что служил деве надежным сторожем. Как бы там ни было, но в Насте была тайна, и Святой желал раскрыть ее немедленно.

Обнаженный, с крепкими литыми плечами, он напоминал доброго витязя, преодолевшего немало дорог, чтобы явиться на выручку красавице. И вот теперь спасенная решила сполна отблагодарить своего благодетеля.

Мягкие девичьи руки обхватили его талию. Настасья прижалась к нему бедрами, вызвав в его душе волну восторга. И он едва удержался, чтобы не кинуть ее на кровать и не овладеть немедленно, не как спаситель, а как варвар, ворвавшийся в чужой город и которому в награду была обещана непорочная девица.

– Погоди, – слегка отстранил Святой ее ладони, – крест нужно снять.