Леонид Влодавец - Фартовые ребята Страница 3

— А то, как я вас с Макаром бампером долбанул, не помнишь? — спросил Никита.

— Почему? Помню, — помрачнел Ежик. — Я все помню. И как нас с Макаром после этого Светкины жлобы метелили, тоже помню. Насчет того, что они с Петровичем из нас гладиаторов сделали, не забыл. Но одно на одно нашло — и уже все не так, понимаешь? Опять же ни Петровича уже на свете нет, ни мордоворотов, которые били. Одни еще в Бузиновском лесу загнулись, другие — на острове. Макара, конечно, жалко, но я-то жив. И жив потому, что вы меня со Светкой спасли. Мать, между прочим, до сих пор не знает, что и как, но свечки за вас ставит. Я, когда с острова домой приехал, был аж лиловый. Нос мне Саня разбил, губы, пару зубов вышиб, сучара… Мать: «Ой, да где ж тебя так?!» Ну, пришлось соврать, что, мол, шел по улице, закурить попросили… А потом, дескать, подскочили двое, отбили. Вот она за этих двоих, без имени, свечки и ставит. Во здравие.

— А моя и не знает ничего про эти дела… — сознался Никита. — Если б только узнала, точно инфаркт бы схватила.

— Будем живы — не помрем, — стряхнул пессимизм Ежик, — ты лучше шишку готовь — Светуля, небось, истосковалась вся…

— Ладно тебе… — засмущался Никита. — Она неделю назад в Москве со мной виделась.

— Неделю! — хмыкнул Ежик. — Ну, съездила она. В понедельник приехала веселая, во вторник еще ничего, добрая оставалась. В среду уже хуже — рычать стала, в четверг — весь день не с той ноги. А вчера вообще злющая была.

С этими словами он решительно повернул баранку вправо. Проехали бывший совхоз, потом поворот на хлебозавод, въехали в Ново-Сосновку, миновали памятный обоим магазин «Леокадия» и бар «Утиные истории».

Перед воротами Люськиной дачи Ежик бибикнул, и какой-то строгий боец впустил «шестерку» во двор. Собачки, конечно, пробежались по подтаявшим газонам, немного погавкали, но быстро унялись. Ежик, открыв электронным ключом ворота подземного гаража, съехал вниз. Здесь тихо дремали Люськин «Фольксваген-Пассат», дареный покойным Балясиным, и черный «Чероки-Ларедо», скорее всего, Булочкин.

— А я думал, они у вас все сгорели, — заметил Никита.

— Вот этот один и остался, — сказал Ежик. — Он на озеро не ездил. А тот, что Механик угнал, был Сани-Попа.

Никита очень некстати вспомнил, что где-то в полсотне километров отсюда, на острове посреди озера Широкое, в обломках бывшего бункера № 3 валяется этот самый Саня-Поп, которого он глушанул прикладом, а озверелая Булка искромсала ножом… Поди-ка, еще и не сгнил совсем. Там, как в морозильнике, до лета не оттает. Нет, повезло ему тогда, в феврале. И его не убили, и сам он никого не убил.

Ветров вылез из машины, поднялся по лестнице на первый этаж, к раздевалке. По лестнице, со второго этажа, неторопливо спускалась Светка. В широком, просторном платье без талии. Но пузечко все равно просматривалось — и очень заметно.

Он не стал дожидаться, проскочил несколько ступенек, осторожно обнял Булочку…

— Если б ты не приехал, я б тебя убила, — прошептала Светка Никите в ухо. — Пошли! Покажу тебе кое-что.

— Прямо в ботинках? — спросил Никита.

— Наплевать, иди так. Зря, что ли, уборщицу держим?!

Они поднялись на второй этаж, и тут, в маленьком холле, перед самым выходом на лестницу, Никита увидел Люську. Она делала вид, что читает книжку, но, похоже, приезд Ветрова ее равнодушной не оставил. Люську, в отличие от Светки, которая почти каждую неделю наезжала в Москву и вызывала его к себе, Никита не видел уже месяца два. Тогда у нее живота не просматривалось, а сейчас круто выпирал вперед, пожалуй, даже больше, чем у Светки.

— Привет! — сказал Ветров, улыбнувшись Люське.

— Привет-привет, — вяло отозвалась та. — Приехал, значит?

— Приехал… — кивнул Никита, не зная, следует ли надолго задерживаться около экс-секретарши Балясина и какова будет реакция Светки.

— Видишь, какой у нас роддом развернулся? — заметила Булочка. — А все говорят — «рождаемость падает»! Ладно, тетя Шлепа, иди с нами, нечего сопеть попусту…

Люська нерешительно поднялась с диванчика, оставив книжку, и двинулась за Светкой и Никитой. Они прошли по коридору и свернули направо, туда, где была спальня, в которой Никита безгрешно переночевал осенью, после того как привез сюда избитую Юриком Люську.

— Проходи, проходи, не стесняйся! — добродушно сказала Светка. — Все люди свои. Сама доложишь или мне предоставишь слово?

— Ну, у тебя язык как помело, тебе и говорить… — смущенно произнесла Люська.

— Ясно. Я самая бесстыжая, и мне все по фигу, — хмыкнула Булочка. — Присаживайся на кроватку, Люсинда-Миринда, и не делай такую рожицу, будто тебе пятнадцать лет… А ты, Никитушка, садись на стульчик и держись за него крепко-крепко, потому что можешь с него свалиться. Держишься?

Никита смутно догадывался, о чем ему хотят сообщить, но на всякий случай демонстративно ухватился за стул.

— Вот, — сказала Булочка, ласково поглаживая себя по животу одной рукой, а другой проводя по Люськиному. — Видишь эти два пузечка? Можешь не отвечать — ясно, что видишь. Так вот. До вчерашнего дня считалось, будто вот это (она опять погладила самое себя по животу) — ваше производство, а вот это (она легонько шлепнула по Люськиному) — неизвестно чье. Но вчера господа лекаря относительно точно установили, что мы с Люсенькой приобрели эти украшения по одной и той же причине. Усек?!

— Вообще-то да, — пробормотал Никита. — А это точно?

— Фирма веников не вяжет, — усмехнулась Светка. — Похулиганили вместе осенью — и вот вам результат…

— Двенадцать поросят… — несколько растерянно срифмовал Никита.

— Типун тебе на язык! — испуганно произнесла Люська.

— Не волнуйся, — успокоила Светка, — уже точно известно, что у нас по одному. А вот у тебя (она не очень нежно ухватила Никиту за нос) — двое! И сроки, между прочим, один к одному.

— Обалдеть… — сказал Никита. — Я еще к твоему-то не очень привык, а тут еще и Люська…

— Ничего, привыкнешь, — усмехнулась Булочка. — Когда запищат: «Папа! Папа!» — и будут на шею заползать. Они и сейчас ворочаются вовсю. Хочешь потрогать?

— Да ты мне в то воскресенье демонстрировала… — напомнил Никита.

— Ничего. То одного погладишь, а теперь сразу двух, — хихикнула Светка, ухватила за плечи смущенную Люську и опрокинулась на спину поперек кровати, повалив заодно и экс-секретаршу.

— Хулиганка ты! — произнесла Люська, но с видимым удовольствием развалилась рядом с Булочкой, которая нарочито плавно подтянула вверх подол платья и обнажила тугой, выпуклый живот. А потом еще и Люське подмигнула: мол, давай подруга, показывай, чего нарастила за шесть месяцев. И Люська, не мудрствуя лукаво, распахнула халат. Трусиков, между прочим, на обеих не было…

Никита подошел, встал на колени между правой ногой Светки и левой ногой Люськи, свисающих с кровати, и осторожно положил правую ладонь на Светкино пузо, а левую — на Люськино.

— Тихо! — прошипела Светка. — Они слушают…

И тут почти одновременно там, в недрах этих таинственных животов, что-то заворочалось, легонько толкнуло Никиту в ладони через плоти будущих матерей.

— Почуял?! — спросила Люська.

— Ага… — произнес Ветров, пытаясь как-то привести в порядок душу. Там какой-то калейдоскоп крутился и перекручивался. Что-то мелькало, вертелось, поблескивало. Отдельные отрывки и фрагменты из всяких совсем недавних и довольно давних событий, эпизодики из прошлого. Вспомнилось, как он в первый раз увидел Светку — там, в пятиэтажке, на улице Молодогвардейцев, когда случайно спас ее от киллера, подосланного Хрестным. Потом вспомнил, как застрелил Юрика и тащил на спине Люську с подвернутой ногой. И комфортабельный подвал на Булкином хлебозаводе, где все и получилось… И еще фраза вспомнилась из дневника капитана Евстратова: «Убийство есть продолжение рода на войне». А от нее, конечно, заплясали чеченские картинки, задергались перед глазами смутные тела тех, расстрелянных в подъезде… Да, тогда он насчет продолжения рода мыслил в каких-то общих, размыто-неопределенных категориях. А теперь вот оно, здесь, под его руками, шевелится и ворочается аж в двух женских утробах…

Конечно, может, они и врут. Хотя, какой им резон врать? Тем более сразу обеим. Не алименты же им нужны с Никитиной нищеты?! Да и замуж, скажем так, они, наверное, могли бы кого посолиднее хомутнуть, чем его. К тому же, на двоих он очень трудно делится.

— Понравилось? — прошептала Светка с легким возбуждением в голосе.

— Ага… — сказал Никита, ощущая даже какой-то легкий трепет в пальцах, прикасающихся к напряженной коже этих тугих животов. И словно бы оттуда, из утроб, шли какие-то таинственные волны, передававшие ему сигналы, которые он пока не в силах был понять.

— Поцелуй нам пупики… — произнесла Булочка. — Нежненько-нежненько…