Юлия Латынина - Не время для славы Страница 3

Магомед-Расул повернулся и проворно побежал с площадки, большой, черный, лоснящийся, похожий на раскормленного породистого бульдога. Иностранцы спешили за ним. Похоже, они были рады появлению Магомед-Расула. Вряд ли новому вице-президенту «Навалис» и руководителю департамента газопереработки улыбалась мысль вести переговоры с главой ОМОНа и начальником Антитеррористического Центра.

– Эй, Кирилл, – кричал Магомед-Расул, – ты это видел? Это твоя сраная Америка в жизни не видела! Мы две скважины пробурили, и Аллах нам помог! Мы такой газ получили, это лучший на свете газ! Это наш, настоящий, кавказский газ!

Красная решетчатая вышка уходила из воды в небо, как космическая ракета на стартовом столе. С высоты переходов было видно, как помбур замыкает огромные желтые челюсти на уходящей вниз буровой колонне; в подсвечнике за пальцем стояли уже собранные свечи, и когда они спустились вниз, Кирилл увидел исподнюю часть буровой: толстую обсадную трубу, уходящую в малахитовую воду Каспия, и высоко над ней насаженные, как бараньи туши на вертел, похожие на гигантскую кувалду четыре превентора, готовые в любую минуту схлопнуть свои железные челюсти и перекусить трубу, – в случае, если дерзкий комар, решивший укусить земные недра, потерял контроль над тем, что творится внизу, – над миллионами тонн породы с аномально высоким или, наоборот, аномально низким давлением пласта, с газовыми карманами и соляными куполами, с пластами воды, нефти, или сероводорода, и бог знает еще чего, что скрывается под ленивой малахитовой водой и тонкой коркой земли.

Магомед-Расул был прав: они действительно нашли газ с первого раза, и Аллах тут помог или нет, а только его брат потратил двадцать миллионов долларов на разведку.

– Эх, какой газ! – закричал Магомед-Расул, – газ и нефть! Нефть и газ! Ты знаешь, какая у нас будет платформа? Тридцать три скважины будет платформа! Двадцать шесть добывающих, одна контрольная, одна для закачки раствора, одна… э-э… ты знаешь, как бурят горизонтальную скважину? У нас все скважины будут горизонтальные! Новейшие технологии! Россия встает с колен!

– А где Джамал? – спросил вполголоса Кирилл, наклонившись к Хагену.

– Он в горах, – ответил Хаген. – Пост.

– Вы знаете, – стесняясь, сказал Штрассмайер, – у нас на аэродроме не проверили паспорта. Я имею в виду, нам надо поставить отметку о въезде в Россию.

– Какая отметка? – возмутился Магомед-Расул, – здесь не Россия. Здесь Авария.

Кирилл ожидал, что со скважины они полетят в родовые места Кемировых, глубоко в горы, в Бештойский район, – но оказалось, что у президента новая резиденция.

Вертолет развернулся над берегом, описывая широкий полукруг, и Кирилл увидел издали белые дома, прижатые к бирюзовому морю рыжими нагими горами. Скалы были как атакующий фронт, спешащий сбросить в море докучные человеческие личинки. Между облупившихся хрущевок вставали свежие дорогие многоэтажки и купола новеньких мечетей, вдоль берега, как выдавленная из тюбика паста, от Кюхты до Шамхальска расстилалась тонкая линия дорогих особняков.

В Бештое родовое гнездо Кемировых сидело на самой верхушке горы, словно средневековый замок, господствующий над местностью. Здесь, в Торби-кале, все было по-другому.

Резиденция лежала словно на донышке чаши, скалы взбегали к небу слева и справа, и когда Кирилл вылез из вертолета, он увидел на боку скалы, обращенном к Мекке, выложенное белым имя Аллаха. Оно нависало над морем и миром, как знаменитая надпись над Голливудом.

Сама резиденция была еще не достроена. Перед двухэтажным длинным особняком рабочие расстилали рулоны травы, и тут же по рулонам гулял упитанный взрослый гепард. Левая половина особняка была еще в лесах; рабочих было много, а вооруженных людей еще больше. Они слонялись по дорожкам, с тем особенно гордым видом, который горцу придает оружие, и многие подошли к Кириллу поздороваться и обняться.

Солнце валилось куда-то вниз, за белое имя Аллаха, мулла уже пел азан, и двое в камуфляже волокли на летнюю кухню упирающегося черного барашка. Павлин с длинным, похожим на ручку от сковородки хвостом, бродил вокруг «порше кайенна», и за ним ходил мальчик лет девяти, целясь в павлина из черного тяжелого «стечкина».

Сам «порше» представлял собой любопытное зрелище. Двигатель его был вывернут наружу, как желудок морской звезды. Стекла осыпались; из дверей автоматные очереди сделали дуршлаг. Штрассмайер увидел машину, остановился как вкопанный и сказал:

– Боже мой. Что это?

– Козел навстречу выскочил, – объяснил Хаген.

– Как козел? Это козел?

Палец Штрассмайера ткнул в развороченный двигатель.

– Нет, – сказал Хаген, – это «Муха». У нас за селом плотина, а потом вверх идет серпантин. Вот я выезжаю к плотине, и – тут на дорогу выскакивает козел. Я – по тормозам. А в этот момент с серпантина стреляют. И граната, вместо того, чтобы влететь в салон, влетает в двигатель.

Штрассмайер вытаращил глаза.

– Вы были в этой машине? Но она же вся изрешечена!

– Так что? – пожал плечами Хаген, – мы же выскочили. Эти палят, и мы палим.

Покачал головой и сокрушенно добавил:

– Удобное место этот серпантин, слов нет. Уже второй раз меня там расстреливают. И сотовый там не берет.

Мальчик со «стечкиным» подошел к иностранцам, наставил на Кирилла ствол и сказал:

– Бах! Отдавай твой пистолет.

– У меня нет пистолета, – ответил Кирилл.

– Тогда отдавай деньги.

Кирилл расхохотался, а Хаген присел перед мальчиком, потрепал его по голове и произнес наставительно:

– Это друг. У друзей нельзя просить. Им надо давать.

В это мгновение на поясе Хагена ожила рация, выплюнув в эфир короткую веревочку гортанных звуков. Вооруженные люди, кучками стоявшие на газоне, засуетились и пришли в движение, словно электроны, бесцельно бродившие в куске металла, и вдруг попавшие под напряжение; через несколько мгновений они уже стояли ровным строем у ворот, те распахнулись, и внутрь влетела кавалькада из «мерседесов» и «лексусов», вперемешку с раскрашенными «десятками» ГИБДД.

Из второй по счету машины выбрался невысокий полноватый человек в хорошо пошитом синем костюме и с желтым, как дыня, лицом, изрезанным сеточкой морщин.

Президент Северной Аварии сильно постарел. Лысина всползла со лба на макушку, выела остатки некогда темных, густых волос, оставив над ушами две поседевшие пряди; плита лица растрескалась и пошла морщинами, но движения Заура были по-прежнему ловки и уверенны, и черные зрачки, как грачи, довольно и весело прыгали меж набрякших жилок сетчатки.

При виде гостей Заур улыбнулся, непритворно и весело, и в следующую секунду Кирилл почувствовал себя в его твердых объятьях.

– Салам!

– Ваалейкум ассалам, Заур Ахмедович, – ответил Кирилл.

Ужин начался в половине восьмого, когда зашло солнце и президент вернулся с вечерней молитвы. Стол был уставлен ароматной бараниной и восхитительными курзе. Из завитков влажной, сочной зелени выглядывали алые крутые бока помидоров. Мужчины ели аккуратно и быстро, запивая куски мяса желтоватым лимонадом с наклейкой «фирма „Кемир“. Чувствовалось, что за день они проголодались.

– Прошу прощения, что не полетел с вами, – сказал Заур Кемиров, – у нас несчастье, в Чирагском районе взорвался дом. Семь трупов, пятнадцать раненых.

– Теракт? – встревожено спросил Штрассмайер.

– Нет, газ.

Заур Кемиров помолчал и добавил:

– Чираг – лакский район. Полтора года назад так взорвался дом в Бештое, и я сразу прилетел. Бештой – мой родной район. Если бы я не приехал в Чираг, все бы обратили на это внимание.

– У вас так хорошо помнят, что было с каким-то домом полтора года назад?

– О, – сказал Заур Кемиров, – на Кавказе помнят все.

Тут вниманием гостей завладел Магомед-Расул, который недавно побывал с делегацией во Всемирном Банке и теперь горел желанием поучить иностранцев правильной денежной политике; Заур, спешно отозванный помощником, извинился и вышел. В проем раскрытой двери Кирилл заметил целую делегацию стариков в барашковых шапках, которая видимо требовала внимания. Ташов вышел к старикам, спустя десять минут он вернулся и поманил с собой Хагена. Во дворе приезжали и отъезжали машины. Хаген исчез. Та-шов пришел второй раз и поманил Кирилла.

– Заур Ахмедович хочет поговорить отдельно, – сказал Та-шов.

Заур ждал его в собственном кабинете с огромным столом красного дерева и плоским компьютерным экраном, утвержденным посереди стола на золотых львиных лапках. Компьютер был из Тайваня, а коврик для мышки – из Саудовской Аравии. Это была крошечная копия молитвенного коврика, с вышитой золотым на черном Каабой. На экране мерцала вязь из реакторов и ректификационных колонн.

Президент республики, затянутый все в тот же синий костюм, стоял у окна, и за окном в свете восходящего над горами месяца тонко серебрилась колючая проволока, проходящая по гребню высокой стены, а над колючей проволокой горело имя Аллаха. Оказывается, оно было сделано из светоотражающего материала, как разметка хайвея.