Александр Тамоников - Нас воспитала война Страница 3

Зачем Лешин брал с собой в мирную жизнь оружие? На это он сам вряд ли дал бы точный ответ. Только ли оттого, что привык к нему и оружие являлось составной частью его существования? Как бы то ни было, Лешин покидал базу отряда вооруженным. Он был поглощен своими мыслями, поэтому не придал значения словам Дениса Горбунова о «долбаной» командировке по сопровождению какого-то груза. Но потом спохватился:

— Я подумал — тебя тоже на списание вызывали, однако ты еще здесь нужен.

— Нужен! — потирая руки, согласился Горбунов. — Еще как нужен! Выпала мне дальняя дорога при бубновом интересе. Нет худа без добра! — вслух размышлял он. — Сдам груз, оттянусь две недельки по полной программе. Не надо будет от «пахана» прятаться.

Вечером следующего дня Лешина провожал капитан Геннадий Бондаренко — командир отдельной спецгруппы. Они вместе не раз выполняли сложные задания. И Владимир ценил Бондаренко, как, впрочем, и командование отряда. За его холодный, расчетливый, живой ум; сдержанную, не показную храбрость. За умение делать на войне только то, что следует делать. За способность мгновенно ориентироваться в экстремальной обстановке и находить единственно правильное решение в самых, казалось бы, безвыходных ситуациях.

Горбунов был на совещании у командующего и поэтому прийти не мог. Лешин и Бондаренко стояли возле вертолета в ожидании его загрузки и отправки. Гена протянул Лешему лист бумаги.

— Владимир Алексеевич, вот здесь мои координаты, включая номера телефонов родственников в Москве. Если что, звоните брату, я подчеркнул его номер. У меня с ним постоянная связь.

— Хорошо, Гена. — Лешин положил листок с адресами и телефонами в записную книжку, ту, в свою очередь, в боковой карман кителя. — У тебя отпуск когда?

— Сентябрь — октябрь, по графику, товарищ майор.

— Вот и приезжай. Места у нас, под Рязанью, волшебные, не пожалеешь.

— Обязательно приеду. И еще, Владимир Алексеевич, пусть я скажу банальность, но это не важно. Важно то, что вы всегда можете на меня положиться. Дайте знать, и я явлюсь. И без разницы, куда, зачем, почему и когда. Это не слова.

— Спасибо, Гена. Тебе еще воевать и воевать, а ты… За меня не волнуйся. Я и в мирной жизни не пропаду, но за предложение — спасибо, не забуду. От себя скажу то же самое. И ты всегда можешь на меня рассчитывать…

Возле вертолетной площадки показалась группа офицеров во главе с неизвестным генералом. Он и отдал приказ подняться на борт. Лешин с Бондаренко крепко обнялись. И винтокрылая машина, медленно поднявшись, унесла майора запаса Лешина в голубую даль безоблачного неба. Унесла от войны, от гор, от смерти. Туда, где ждала жизнь. Новая и совершенно чужая и непонятная Владимиру.

ГЛАВА 2

ДОРОГА ДОМОЙ

В бригаде, в месте ее постоянной дислокации, майор Лешин оказался на вторые сутки. Это при том, что в Ханкале ему повезло и он вновь на вертолете долетел почти до самого поселка, недалеко от которого и стояла войсковая часть. Входил Владимир в подъезд офицерского общежития, когда стрелки часов перевалили далеко за полночь. Комната встретила его холодом запустения, скопившейся, где только можно, пылью и неистребимым, каким-то особым запахом одиночества. Включив свет и бросив сумки в угол, Владимир сел на край кровати, у окна. Как при отъезде с базы в горах, так и здесь, в трехстах километрах от нее, на равнине, шел нудный дождь, словно сейчас не начало июня, а конец сентября. Спать не хотелось. Он закурил, глядя на искаженные неоновым светом расплывчатые струи дождя. Возник вопрос: куда ехать? Вернее, к кому? Последний раз на родину, на свой кордон, Леший приезжал десять лет назад хоронить отца. Мать умерла раньше, когда Володя был еще ребенком. Остался могильный холмик, обнесенный деревянной оградой, да пожелтевшая фотография на куцем памятнике. Фотография молодой и необыкновенно красивой женщины, давшей ему, Володе Лешину, жизнь. Его матери. Уже тогда, десять лет назад, на кордоне жили всего три семьи да дед Матвей — местная достопримечательность и символ поселения. А что же там сейчас? Сгнившие, поросшие бурьяном и крапивой развалины? Ведь дома — они тоже живые и без людей не могут. Постепенно стареют и уходят, как и люди, в землю. Или все же остался кто? Надо будет побывать там, как только удастся устроиться в городе. Главное, найти работу и место, где перекантоваться первое время. Может быть, стоило обратиться к дяде? Тот с женой жил в собственном доме, занимал какой-то руководящий пост в крутой фирме. Своих детей у них не было, может быть, поэтому и дядя, Олег Юрьевич, и жена его, Диана Анатольевна, относились к нему хорошо. Ровно настолько, насколько хорошо можно относиться к родственнику, с которым почти не общались. Володя иногда слал им открытки по случаю дней рождения или крупных праздников. Да несколько раз заезжал, будучи в отпуске, когда они еще жили в обычной городской квартире. Удобно ли сейчас свалиться им на голову? Но… удобно — не удобно, другого выхода у него не было. Да и поживет он у них, пока не устроит свою жизнь, недолго. Это не должно обременить родственников, тем более в собственном доме. А может быть, Олег Юрьевич и с работой поможет. А что? Леший прилег на кровать, включил ночник. Завтра, с утра, надо начать оформление в штабе бригады, заодно подготовить машину. Организовать «отвальную», положенную в таких случаях, и — в путь. Мысли стали разбегаться, напряжение последних дней да и не простой путь сюда дали о себе знать, и Владимир уснул под успокаивающий шелест дождя.

Наутро, закончив формальности в штабе, Лешин тепло попрощался с командованием бригады, получил документы и выходное денежное довольствие. Осмотрев «пятерку», попросил прапорщика Семеныча из роты материального обеспечения обслужить машину. По старой дружбе. Сам Леший упаковал пожитки, взяв только одежду и магнитолу «Шарп». Старый двухкассетник — память об Афганистане. Отправился в клуб, где была запланирована «отвальная» — пьянка по случаю увольнения. На вечер были приглашены все офицеры, не задействованные в боевых командировках и несении службы в нарядах. Без жен. Так принято. «Отвальная» проходила по знакомому сценарию, почти не отличаясь от прощания в отряде. Так же много было сказано добрых слов, так же много выпито. Только на этот раз Владимир позволил себе всего двести граммов (завтра с утра за руль). Лешину было приятно слушать, как о нем отзывались его боевые товарищи и командование, и в то же время грустно, все же это было прощание. И немного тревожно: что будет там, в предстоящей бесцветной, как ему представлялось, жизни? В той жизни, к какой он не привык, чужой и непонятной. Размеренное существование обывателя? А жизнь, в его понимании, остается вот здесь, в этом небольшом уютном военном городке, в горах Чечни и Таджикистана, в «зеленке», на перевалах Афгана. В памяти.

Там, где он провел эти двадцать пять лет. Лучшие годы его не такой уж и длинной жизни. Ему всего сорок два года, а кажется, что жизнь прошла и впереди… старость. «Отвальная», плавно перешедшая в конкретную пьянку, пошла веселее. Около десяти часов Володя незаметно ушел.

Дорога предстояла долгая, почти тысяча верст. Продолжительный отдых был просто необходим, чтобы махом пройти весь путь. Он уходил от клуба, а за спиной нестройный хор грубых мужских голосов затянул «Офицеров» — песню, постоянно исполняемую в клубе при любых мероприятиях. Одновременно к клубу начали стекаться женщины. Наступила пора разбирать мужей по домам, иначе тех до утра не остановить.

Выехал он в четыре часа утра. Семеныч знал свое дело, и машина, как говорится, «шептала». Наградной «ПМ» Владимир закрепил в боковом кармане десантной куртки. Как только вышел на трассу, ведущую в Москву, Володя бросил в рот таблетку из боевой аптечки. Таблетку, надолго лишающую человека сна. Включил через передние динамики любимую кассету «Горец», набрал скорость в сто километров и, внимательно следя за дорогой, повел автомобиль вперед, к дому. Областной пост ГИБДД прошел спокойно. Сержант, лишь взглянув в удостоверение, козырнул и разрешил движение. В области бригада пользовалась громкой славой и уважением. По крайней мере у людей, информированных о том, что собой представляет соединение спецназа.

В двенадцать часов Володя свернул с трассы в близлежащую рощу. Привал. Среди деревьев очень кстати оказался родник… Рядом небольшой пруд. Освежился, окунувшись в прохладный водоем; разложив на траве провиант, пообедал. Отдохнув, Володя вырулил на шоссе. Движение стало более интенсивным. В салоне было жарко, несмотря на опущенные стекла боковых окошек. Он прошел уже большую часть пути. Погода начала портиться, из открытых окошек повеяло свежестью. На горизонте потемнело. Предвестие дождя и мерная работа двигателя вызвали воспоминания. Воспоминание о последней боевой операции, которая реально могла стать последней в его жизни. Еще никогда за всю богатую на приключения и опасности службу ни он, ни капитан Бондаренко, ни один из бойцов его подразделения не были так близки к смерти.