Михаил Рогожин - Новые русские Страница 3

Потом ей надоело. Она перестала бояться. Макс, побродив по квартире с таким спокойным и торжественным лицом, постепенно остывал и просил прощения. В самом деле, ну к кому ее ревновать? Двенадцать лет прожили и никаких измен. Неужели жизнь закончилась? Вернее, тоскливо закончится на этом? Последние годы Вера жила одной идеей — защитить докторскую. Самоотверженность и бескорыстие Макса ее поражали. Бросить собственную научную карьеру ради нее… Но ведь она его об этом не просила! Более того, отговаривала. После защиты кандидатской Вера вдруг поняла — либо она расстанется с Максом, либо их объединит и снова сблизит новая работа. Сейчас она уверена, что докторская ей нужна была не для престижа, а для сохранения семейных отношений. Чего она этим добилась? Ну, во-первых, чувство благодарности разожгло в ней неподдельную страсть. Видя, сколько сил и времени Макс тратит на проведение ее опытов, Вера с восторгом и щедростью дарила ему себя. Он был счастлив. В конце концов, когда она жила с Валентином, им хватало одного ее чувства. Почему же теперь не будет хватать обожания Макса? Защитить докторскую диссертацию Вере до сих пор не удается. Никак не могут собрать ученый совет. Впрочем, кому она в наше время нужна? С наукой в стране покончено надолго. Их экспедицию на Белом море свернули без всяких объяснений. Грядет тотальное сокращение. Все, чем она занималась столько лет, оказалось никому не нужным. Остается наплевать и забыть. Идти в киоск торговать спиртом «Роял». Бросить Макса сейчас Вера не имеет права. Он вообще остался ни с чем. Ни денег, ни положения, ни любви. Настало время посвятить себя Максу. Вера не из тех, кто склоняется под ударами судьбы. Но для этого в ее душе должен полыхать хоть маленький костер чувства. Разгорелся же он по новой, когда они вместе работали над докторской. Что-то необходимо предпринять. Вера долго мучилась этой проблемой и наконец решила ее для себя. Она должна изменить Максу. Пошло, грязно. Так, чтобы потом стало мучительно стыдно. Раскаяние оживит ее душу. Оно заставит искать прощения в объятиях Макса. Вера внимательно рассматривает профиль мужа на подушке. Что ему в данный момент снится? Уже четыре месяца он регулярно ходит на кафедру, просиживает там целыми днями, но деньги ему не платят, потому что попал под сокращение. Чем заниматься дальше? Макс ничего не умеет. Смешно. Работал, работал и вдруг безработный. Неостепененный рядовой биолог. Есть квартира, югославская мебель, ковры, цветной корейский телевизор. На еду пока хватает. Значит, ничего страшного. Лишь бы техника не ломалась и холодильник не перегорел. Нужен человек, который поможет. Вера боится признаться себе в том, что такой человек есть. Боря Глотов. Давнишний приятель Макса. Его можно было бы назвать другом, но Борис всегда занимал слишком высокое положение. Сначала был в парткоме университета, а потом перешел в райком. Сейчас он возглавляет фонд экологической защиты и баллотируется в парламент. Вчера позвонил Вере и предложил ей участие в его предвыборной кампании. У него главный козырь — экология. Сам-то он давно к науке прямого отношения не имеет. Под впечатлением этого разговора Вера засыпала со странным чувством растерянности. Как только она закрывала глаза, к ее спине кто-то прикасался губами. Вера вздрагивала, но не оборачивалась. Она знала, чьи это губы, и ей было страшно. Летучие, тайные прикосновения настойчиво диктовали ей свою волю. Цепенея от ужаса, Вера резко просыпалась и опасливо косилась на лежащего рядом Макса. Если бы он узнал, кто во сне заставил трепетать ее спину, наверное, рассмеялся бы. Борис Глотов пользовался устойчивой репутацией ревностного семьянина, отца семейства. Но Максу про него не суждено узнать. Вера успокаивалась и забывалась в быстром сне, в котором ее спина снова горела от поцелуев. Вера боялась и млела всю ночь.

Сама судьба назначила ей любовника. Как только уйдет Макс, она займется своим лицом и постарается сделать его неотразимым. А в пять часов появится в кабинете ничего не подозревающего Бори Глотова. Столько лет знакомы, но ни разу Вера не взглянула на него, как на мужчину. Он для нее всегда был начальником. Самоуверенным и официозным. Глотов умел все делать значительно. Ходил неторопливо широким размеренным шагом, занимая собой значительное пространство. Элегантные модные костюмы хорошо смотрелись на его высокой фигуре. Не тронутые сединой волосы он зачесывал набок вправо, и они небрежно нависали на его небольшой, без единой морщины лоб. Вера восстанавливает в памяти внешность будущего любовника, отмечая, что при своих габаритах он обладает некрупным лицом, большую часть которого занимают припухшие мешочки серого цвета под глазами. Оно выглядело бы болезненным, если бы не постоянная «дежурная» улыбка, выражающая равнодушие и снисходительность к окружающим. С этой улыбкой он и отказывал, и соглашался, и ссорился… Единственное, чего она не выражала, так это нормальной человеческой радости. Глотова за улыбку в университете прозвали «японцем». Его образ, столь отчетливо воссозданный Верой, не вызвал у нее новых эмоций. Глотов остается для нее не более чем интересным мужчиной. И это хорошо. Ведь она будет с ним изменять не для себя, а для Макса. Ни о каких чувствах между ними речи быть не может. Вера отдастся ему без желания и страсти. Пусть надругается над ее телом с той же неизменной снисходительной улыбкой. Вера будет ему признательна. А он пусть думает, что еще одна кошка не устояла перед ним. Тут Вера одергивает свои ни на шутку разгулявшиеся мысли. Глотов же показательный семьянин! Вдруг он не поймет ее тонких намеков? Или еще хуже — не захочет воспользоваться представляющейся возможностью? Вере не доводилось соблазнять мужчин. Она смущается и, кажется, краснеет. Во всяком случае щеки пылают. Черт его знает, как это делается, тем более в ее возрасте. Можно показаться смешной и жалкой. С другой стороны, чем крепче удары по самолюбию, тем острее реагирует на них охладевшее сердце. Вере становится обидно. Неужели есть мужчина, который ее не захочет? Просто он из вежливости не замечает ее внешности. Серьезный мужчина. И жене не изменяет, потому что за него никто по-настоящему не брался. Не будет же он за каждой бегать и предлагать. Такие мужчины ждут, когда к ним женщина придет сама. Со своим достоинством и гордостью. Вера вспоминает себя в компании Валентина и успокаивается. Тогда она была царицей бала. Что ж, ее бал не закончен. Впереди — последний аккорд женской судьбы. Вера вздыхает. Двенадцать лет с Максом. Сплошная работа. Тихое семейное копошение. Вроде и хорошо прожили. А вспоминать не хочется. Больно. Макс считает иначе. Ему каждый день в радость. Он ведь ее любит. Вера без него погибла бы. Трудно жить с постоянной благодарностью в сердце. И всячески стараться ее продемонстрировать. Временами ей казалось, что любовь наконец охватила ее душу. Они с Максом валились в постель, целыми днями старались хотя бы коснуться друг друга. Болтали чушь. Вспоминали море. Уверяли себя, что настоящая классная жизнь вот-вот начнется, и золотые плоды за их каторжный труд посыпятся из рога изобилия прямо им на головы. Вера безумно радовалась накатившему чувству и страшилась его внезапного исчезновения. Где-то в самых запутанных извивах сознания пряталась гадкая мыслишка, что праздник ненадолго. Вера не притворялась, не подыгрывала Максу. Она была искренней в своих любовных проявлениях. Но помимо ее воли накапливалось раздражение от существования  той самой мыслишки, и возникало зябкое ожидание неизбежного конца. Случайно оброненное Максом неловкое слово становилось детонатором истерики. Потом наступало долгое молчание. Печальное осознание Верой нереальности долгой любви.

Она начинала тихо ненавидеть Макса. Это приходилось тщательно скрывать, и от этого становилось еще хуже и мучительнее. Их отношения входили в обычный деловой оборот. Макс продолжал так же азартно приставать к ней. Вера, стиснув зубы, терпела. Утренний храп Макса вошел в свой верхний регистр. Вера слегка отодвигается от него. Странно, в это время он обычно уже гремит посудой на кухне. К еде Макс безразличен. Вернее, наоборот. Он ест в любых количествах все, что ему подадут или что сам найдет в холодильнике и на полке. Через пять минут после обеда он ни за что не вспомнит не только вкус, но и как называлось блюдо. Поэтому Вера готовит без выдумки, соли и деликатесов. Гречневая каша с жареным луком да бесконечные сосиски, иногда заменяемые куриными окорочками, их расхожее домашнее кушанье. Иногда Вера устраивает себе праздник — лепит вареники с картошкой, варит грибной суп, печет яблоки с сахаром и заставляет Макса бежать в магазин за вином. Больше всего на свете Вера любит после обеда сидеть в кресле у торшера, пить горький сухой «Херес», лакомиться печеными яблоками и листать роскошно изданные видовые альбомы о разных странах. Они остались от Валентина. Впрочем, как и мягкая мебель. Квартиру, спальный гарнитур и кухню отвоевала сестра погибшей жены. Вера не сопротивлялась. Куда девать столько мебели? Она с Алей вернулась в свою маленькую однокомнатную квартирку в Кузьминках. Зато удалось вывезти почти все картины. Тогда эта «мазня» никого не интересовала. Зато теперь Аля заявила свои права на живопись. Уже год возит картины на выставки и получает какие-то деньги за участие в экспозициях. Особенно ценятся ранний Шемякин, картины Каплана, графика Янкелевича. Вера махнула рукой и на картины, и на Алю. Это все — наследство Валентина. Мысли об Але расстраивают Веру. Гадкая и бесконечно одинокая девчонка. Все ее детство прошло не в любви, а в жалости. Большего Вера, как ни пыталась, выдавить из себя не могла. Попробуй поживи с чужим, презирающим тебя ребенком. Хорошо, что выросла. Паспорт получила. Где она теперь болтается? Вере страшно думать об этом. Деньги закончатся, сразу домой прискочит. Тем более, источник ее дохода — картины — спокойно висят на стене. Храп Макса внезапно обрывается, Вера инстинктивно закрывает глаза и поворачивается к нему спиной. Пусть думает, что она спит глубоким сном.