Гарольд Койл - Крещение огнем Страница 3

И в планах, и в инструкциях умалчивалось (однако это подра­зумевалось само собой) о том, что на женщин-офицеров возла­галась еще одна задача: они должны взять на себя роль буфера между мужским офицерским и сержантским составами и жен­щинами-рядовыми. Иначе командиры-мужчины, воспользовав­шись положением, могут попытаться провалить мероприятие, предъявляя к своим подчиненным-женщинам слишком жесткие требования. Правда, офицеры-женщины, имеющие чин второго лейтенанта, находились в самом низу служебной лестницы, од­нако все сошлись на том, что не следует использовать в экспе­рименте женщин-офицеров старше по званию, не имеющих спе­циальной подготовки и строевого опыта. К тому же, в инструк­циях из Пентагона неоднократно подчеркивалось, что основное внимание следует сосредоточить на уровне взвода: только там можно по-настоящему ощутить боевую обстановку.

Прежде чем выйти из машины, Нэнси еще раз придирчиво оглядела себя в зеркало. Каштановые волосы, обычно распу­щенные, были гладко зачесаны назад и заколоты шпильками на затылке. Длина волос была предметом сомнения и ожесточен­ных споров в Уэст-Пойнте. Многие ее подруги все же предпочли короткую стрижку, чтобы не возиться с прической в полевой обстановке. Другие подстригли волосы так, чтобы они лишь каса­лись нижнего края форменного воротника — это была макси­мальная длина, допускаемая уставом. И лишь немногие, в том числе и Нэнси, не смогли расстаться с длинными волосами. "В конце концов, — сказала она как-то подружке, — все равно все водят, что ты — женщина. Какой же смысл стараться это скрыть?". Методом проб и ошибок и благодаря помощи других женщин- офицеров Козак постепенно научилась справляться с волосами не только в обычных, но и в полевых условиях. Конечно, она не могла знать, как отреагирует на это ее будущий командир. Стро­го говоря, пока она подбирает волосы так, что они не спускают­ся ниже воротника, он ничего не может сказать. Если это все- таки превратится в проблему, Нэнси морально была готова под­стричься "под мальчика".

Легкий макияж Нэнси был едва заметен. Как и прическа, он тоже был предметом больших сомнений. Последние две недели она вела долгие споры с собой: нужно ли краситься, когда при­бываешь в часть? Но как только девушка убеждала себя, что разумнее отказаться от косметики, почему-то сама же начинала оспаривать свое решение. В конце концов Нэнси решила огра­ничиться минимумом: нанесла на лицо тонкий слой тона и слег­ка подкрасила ресницы черной тушью. От румян она отказалась, и только губная помада оттеняла лицо, которое иначе казалось бы чересчур бледным. Чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, Козак на этот раз не стала пользоваться духами. Но она не учла одного: вся косметика, которой она пользовалась — от шампуня до крема для лица, — издавала явно женский аро­мат, тянувшийся за ней как шлейф.- Сама Нэнси так привыкла к этим ароматам, что давно перестала замечать, но в роте мотори­зованной пехоты, где царил запах дизельного топлива и ружей­ного масла, смешанный с едким запахом мужского пота, это неизбежно будет выделять ее из общей массы.

Более или менее удовлетворенная результатами своих трудов, она в последний раз взглянула на себя в зеркальце. Новенькая форма тоже была в полном порядке: красовались две золотые полоски второго лейтенанта, точно посередине между швом ру­кава и пуговицей, крепившей погон, находилась зеленая фетро­вая нашивка, свидетельствующая о том, что она — командир строевого подразделения. Нашивку украшала эмблема Тринад­цатого пехотного полка. На лацканах отлично сшитого формен­ного кителя, выше выреза лацкана, располагались медные буквы UvS., а ниже — миниатюрные изображения двух скрещенных мушкетов образца 1842 года.

Если бы не эти надраенные до блеска кусочки меди, нынеш­нее появление Нэнси Козак в Форт-Худе было бы ничем не при­мечательным событием. Она выглядела как одна из женщин- офицеров, составляющих четырнадцать процентов воинского состава армии США. Но она не была одной из них. Она, Нэнси Козак, — первая женщина-офицер строевого подразделения. И от того, чего она и пять ее подруг добьются за этот год, во многом зависит будущая судьба женщин, служащих в армии США.

Осознавая историческую важность момента, лейтенант Козак открыла дверцу машины и выбралась наружу. Выпрямившись, она перекинула ремень черной форменной сумки через плечо, одернула китель и направилась к зданию № 108.

Лениво развалясь на стуле в приемной, капитан Гарольд Кер- ро ожидал, когда служащие канцелярии наконец рассядутся по местам, чтобы приступить к своим "нелегким" обязанностям — регистрации новой партии офицеров. Пока клерки рылись в гру­дах компьютерных распечаток, Керро потягивал кофе из плас­тикового стаканчика и читал журнал "США — сегодня". Про­смотрев заголовки, он пришел к выводу, что вчерашний день выдался на редкость скучным. Главной новостью было сообще­ние о четырех убийствах в Нью-Йорке. Будучи циником, Керро подивился, чем эти убийства в городе, где каждый день погиба­ет, в среднем, шесть человек, отличаются от прочих смертей. К тому же, по мнению капитана, четыре трупа — это такая ма­лость. Бывали дни, когда лично ему приходилось докладывать о смерти четырех человек, убитых в перестрелке, коротко отра­портовав: "Понесли незначительные потери, продолжаем выпол­нять задание". "Что за странный народ эти штатские", — раз­мышлял он.

И дело было не в том, что Гарольд был жесток по натуре. Напротив, большинство людей, с которыми он водил знаком­ство, считали его отличным парнем. Только этому "отличному парню" суждено было стать солдатом и реалистом. Кepрo знал, что людям свойственно умирать. Как и все армейские ветераны, он не только видел смерть, но и сам не раз нес ее другим. Как и любой солдат, он не раз смотрел в лицо собственной смерти, поэтому смерть не таиліа для него никаких загадок. Напротив, он воспринимал ее как один из естественных процессов: люди рож­даются, едят, дышат, и., в конце концов, умирают. Все просто, ясно и не оставляет места для каких-то там сентиментов. К тому же, при его жестоком ремесле, такой подход помогал сохранять трезвость мыслей в самых критических ситуациях.

Перестук каблучков по мозаичному полу известил о том, что в комнату вошла женщина. Керро оторвался от газеты; взгляд его засек женщину, второго лейтенанта, которая только что вошла в приемную. Именно "засек", как будто во время боевых дей­ствий перед ним появилась новая цель. И ум его, подчиняясь многолетней тренировке, принялся эту цель оценивать.

Судя по ее манере держаться, он сразу установил, что девуш­ка совсем недавно произведена в офицеры. Пока она шла к сто­лу, Гарольд решил, что ей - двадцать два, самое большее — двадцать три года, и определил, что рост ее — метр семьдесят, максимум — метр семьдесят пять, даже с учетом каблучков. Каш­тановые волосы лейтенанта были собраны в простой узел, туго заколотый шпильками на затылке. Непроницаемый взгляд, уст­ремленный на клерка, к которому она направлялась, подтвердил догадку Керро, что это — ее первая часть. Кроме того, он отме­тил, что несмотря на равнодушный взгляд и скромный макияж, в лице лейтенанта что-то было. Хорошо вылепленный нос, круг­лый подбородок, полные губы и большие карие глаза — все это с лихвой искупало недостаточно четкую линию скул.

Подойдя к столу, лейтенант откашлялась и доложила служа­щей, что прибыла для оформления. Та на секунду оторвалась от работы:

—      Мы начинаем в восемь ноль-ноль, мэм. Прошу вас, при­сядьте, через пару минут мы — к вашим услугам.

Не ожидая ответа, служащая снова стала перебирать лежащие на столе бумаги. Пока женщины вели этот короткий диалог, Керро, пользуясь тем, что за ним никто не наблюдает, провел более детальную "рекогносцировку". Он пришел к выводу, что размер лифчика лейтенанта — В, а может быть — даже С, объем талии не превышает семидесяти сантиметров, и что у нее прехо­рошенькая попка.

Гарольд все еще обдумывал это последнее соображение, ког­да лейтенант повернулась на каблуках и направилась к тому месту, где сидел капитан. Керро, как ни в чем не бывало, снова уткнулся в газету, но все же краем глаза продолжал следить за девушкой. Его размышления быстро свелись к двум словам — лейтенант, женщина. Переходя к сообщению о погоде, он при­помнил слова, когда-то услышанные от пожилого сержанта: "Как их ни упакуй, а все бабы...".

Ровно в восемь ноль-ноль одна из служащих назвала фами­лию и звание Керро.

—      Мы уже открылись, сэр.

Гарольд аккуратно сложил газету, медленно поднялся и не­брежной походкой направился к ее столу. Женщина сообщила ему, что ей нужны два экземпляра его предписаний и всех до­полнений к ним. Получив от него бумаги, она принялась сверять их с компьютерной распечаткой. Отыскав фамилию Керро, слу­жащая выписала нужные сведения на чистый бланк и, повернув его так, чтобы капитан мог видеть написанное, стала объяснять, что ему надлежит делать дальше: