Эмигрант. Испанская война - Даниил Сергеевич Калинин Страница 3

– Собирай все драгоценности. У Графини Калязиной должно быть хорошее приданное!

Но через неделю к ним никто не пришёл. Это был октябрь 1917-го года.

…Несмотря на то, что власть Временного Правительства поставила страну на край гибели, приход большевиков московские юнкера встретили с оружием в руках. У них были серьёзные мотивы: повальные аресты и расстрелы, призыв к уничтожению Церкви и людей, принадлежащих ранее к правящим классам. Честь будущих офицеров не позволила разделить стремление большевиков к заключению сепаратного мира с Германией. Свою негативную роль сыграл и чересчур «интернациональный» состав правительства. Все вместе, эти факторы стали причиной вооружённого выступления юнкеров.

Всем известен результат восстания. Несмотря на доблесть и мужество молодых людей, отсутствие боеприпасов и численное превосходство противника сыграло решающую роль.

А перепуганные женщины из семьи Калязиных однажды увидели лежащего под дверью дома раненого юнкера. Это был мой отец. Получив рану в бою и находясь в беспамятстве, он побрёл туда, куда страстно желал попасть.

Бабушка сильно колебалась; но пока родительница терзалась в сомнениях, дочь мёртвой хваткой вцепилась в раненого избранника, всем своим видом показывая, что не оставит его ни за что на свете. Время было страшное: раненых юнкеров и офицеров искали по домам, проводились классовые чистки. Мою семью спасло лишь то, что они сумели бежать, наняв повозку с ездовым. Заплатили они одной из семейных драгоценностей. Впрочем, драгоценностей тогда было ещё много.

Первое время они укрывались в деревне под Москвой. Когда отец оправился после ранения, двинулись на Дон – там начиналась организация первого сопротивления большевикам; туда же стекались все те, кто готов был с оружием в руках бороться против внутреннего захватчика. Пока Калязины выхаживали отца, молодой мужчина и девушка стремительно влюблялись друг в друга. Огонь их безудержно вспыхнувших чувств толкал порой на необдуманные поступки. Они венчались, а через девять месяцев у них появился я.

На Дон родители отправились без бабушки – ведь двоим молодым людям было проще перемещаться. Тем более, тогда они не знали о грядущем пополнении. И, надо сказать, что с момента расставания с бабушкой, мама больше никогда её не видела.

За время того тяжелейшего путешествия родителям чудом удалось сохранить ребенка. Вместо того, чтобы воевать, отцу постоянно приходилось находиться рядом с молодой женой, хотя это ничуть его не огорчало. Родители смогли попасть на настоящий пароход, на котором добрались до казачьих областей. Там они сошли. Молодой доброволец оставил жену в казачьей семье, хорошо им заплатив за жильё и питание. Сам же он отправился воевать в составе Донской армии генерала Краснова. Он прошёл долгий и тяжёлый путь, несколько раз был ранен, переболел тифом, бежал из плена. Но судьба хранила его.

Время гражданской войны было очень тяжёлым для страны. Но тогда ещё была жива надежда. Надежда на то, что советскую сволочь прогонят, а мучителей русской земли истребят. Надежда на возрождение и сохранение России. Эта надежда отражалась бликами солнца на штыках добровольцев, которым дали почётное звание «белогвардейцев». Но эта надежда покидала людей, когда они видели удаляющийся берег Крыма в 20-ом году.

Всё это рассказала мне мама. История встречи с отцом, история их любви и приключений, которые они вместе пережили, обрастали всё новыми и новыми подробностями. Её повествования заменяли мне и детские сказки, и приключенческие романы, вроде мушкетёров Дюма. И я понимаю маму, её чувства и безумную надежду на хотя бы ещё одну встречу с мужем.

Красивая, несмотря на все невзгоды, молодая русская женщина, даже на руках с ребёнком могла ещё найти себе мужчину, обрести новую семью. Однако она была венчана с отцом и не желала себе кого-либо ещё. Она также не знала о том, жив ли муж или нет, и это давало повод для отказа очередным предложениям.

…Румыны привезли нас в Болгарию. У мамы тогда ещё оставались кое-какие средства: в первую очередь вшитые в детскую одежду драгоценности. Она искала дорогу во Францию – однажды, ещё до войны, будучи ребёнком, матушка была в Париже. У деда там оставались какие-то знакомые и общее предприятие. И она надеялась на помощь этих людей просто потому, что надеяться больше было не на кого. Молодая, неопытная и не приученная к самостоятельной жизни женщина, она допустила слишком много ошибок…

Детские вещи, в которые были вшиты драгоценности, у нас украли. Кое-как добравшись до Парижа, она потратила всё оставшееся, ведь не зная истинной ценности украшений, она отдавала их практически за «так». Она верила, что добрые и галантные французы, улыбчивые кавалеры и шутники, в своём великодушии окажут помощь одинокой матери. Тем более, те люди, к которым она направлялась за помощью, дружили и имели деловые связи с её отцом. В частности, часть своих капиталов дедушка вложил в их промышленное производство.

Но в молодой русской женщине с двухлетним малышом на руках просто отказались признать графиню Калязину. Французские дельцы давно уже считали средства нашей семьи своими собственными, и признавать в маме наследницу совершенно не собирались. Конечно, в былые времена на них легко можно было бы найти управу. Но в 20-е годы Европу наводнили русские эмигранты, пытающиеся хоть где-то и как-то пристроиться. «Правящий класс»: дворяне, купцы, промышленники, интеллигенция, офицерство… что их ждало? Только те, кто в своё время позаботились открыть счета в европейских банках и сумели доказать свою личность, получили возможность жить достойно.

Большинство же превратилось в третьесортных рабочих: дворников, таксистов, грузчиков. Генералы белой армии, сражавшиеся ещё в Русско-Японскую и Мировую войну, «спасители Франции» 1914 года, теперь трудились метрдотелями в ресторанах. Те, чью независимость, жизнь и достоинство спасла русская армия в начале войны, забыли о долге чести. Да и была ли у них когда-нибудь честь?

Так что мама оказалась никому не нужна, податься ей было некуда. Неоткуда было ждать помощи: соотечественники не могли её оказать, французам же было наплевать на трагедии русских беженцев. Быть чьей-то содержанкой или даже женой она отказалась. Для нас наступили голодные и холодные дни на чужбине. В поисках заработка и более тёплого климата (а зима в Париже без нормального крова остаётся зимой) мы отправились на юг. Приморский Марсель стал для нас второй родиной, а для меня в принципе родным городом, в котором я вырос.

Нормальная работа для русских отсутствовала и в Марселе; но, по совести сказать, у большинства эмигрантов не было полезных специальностей или определённых навыков. Мать пыталась приткнуться и на рыбный завод, и на фабрику по вышиванию. Но домогательства со стороны руководства предприятий вынудило её покинуть эти более или менее тёплые места. В конечном итоге её основной профессией стала уборка улиц. Как женщина, она перестала стараться быть хоть сколько-то привлекательной, чтобы не стать добычей очередных молодчиков. Тяготы суровой и бедной жизни, потери и внутренний пожар чувств (в которых переплелось всё: любовь и жалость к сыну, тоска и надежда о муже, гнев и обида на несправедливость) и наконец, чисто женское одиночество – всё это надломило и состарило маму.

…Но рос я. Маленький, жизнерадостный и весёлый мальчуган, который был рад своей маме, который любил её, и с детства приучился ей помогать. Которому было достаточно иметь только одного родного человека. И я стал тем, кто наполнял её жизнь и тоскующее сердце без остатка, тем, ради кого она жила и боролась.

Глава вторая. Реалия Марселя

Пройти сквозь ряды рукоплещущих французов мне помогает Поль. После боя меня сильно шатает, и тренеру приходится придерживать ученика за руку.

…Поль Пуатье, мой тренер по французскому боксу, стал мне очень близким человеком. Пуатье один из немногих французов, который сохранил честь в отношении к русским людям. И он уже успел отчитать меня за то, что я полез в рубку с фаворитом, и поздравить с крупным выигрышем – десятью тысячами франков. Этой