Сергей Самаров - Операция “Зомби” Страница 30

– Перестаньте, Ангелов, – сказал Андрей сухо и с раздражением. – Надоело слушать пустую болтовню. Некогда нам, некогда... Что вы хотите? Что вас интересует? Спрашивайте, мы готовы отвечать. Не разводите только воду на киселе.

Он сказал так и очень странно посмотрел на Геннадия Рудольфовича, словно осуждая его за поведение капитана.

– Я понимаю, – сказал Ангел серьезно, – что кто-то еще захватил у вас заложников. Я даже рад такому совпадению мнений и методов. И потому постараюсь выкачать из ситуации все, что возможно.

– А что вы считаете возможным? – наконец вступил в разговор человек, пришедший с Андреем. – Вы сразу должны уяснить, что вам придется общаться с нами некоторое продолжительное время. Возможно, мы подружимся. Возможно, не подружимся. Это дела не меняет. Отпустить вас мы не можем. И участвовать в исследованиях вам придется без принуждения или под принуждением.

– Наконец-то мы подошли к делу вплотную. Что будут представлять из себя исследования, которыми вы нам грозите?

Ангел словно внял словам Андрея, вошел в положение и начал говорить конкретно, без своих обычных выкрутасов.

– Я не могу быть в курсе научных проблем из-за недостатка знаний, – ответил Самохин. – Могу только гарантировать вам физическую безопасность. Более того, могу даже сообщить вам, что вашими жизнями очень дорожат и постараются не втравливать вас ни в какие мероприятия, в которых вы оба большие мастера. – Конкретнее. Что вы имеете в виду? – заинтересовался Ангел.

– Мне очень хотелось бы предложить вам прямо сегодня работу, с которой вы вполне могли бы справиться. В Москве пропал наш человек. Думается, его просто захватили. – Теперь уже Самохин строго посмотрел на Геннадия Рудольфовича. Генерал остался невозмутимым. – Это, скажу сразу, не самая важная фигура. Водитель служебной машины. Но это уже удар по нашей репутации и по нашему самолюбию. Кроме того, через водителя могут выйти на след других людей, которыми мы больше дорожим. Я думаю, что лучше других и быстрее других справились бы с поиском пропавшего вы... И мы имеем возможность оплатить такой ваш труд достаточно высоко. Но я не предлагаю вам этого как раз по той причине, что мы очень дорожим вашими жизнями и хотели бы избежать всяких случайностей.

– Мы бы с удовольствием отказались от такого предложения, – ответил Ангел с легким благодарственным поклоном. – Это работа для разыскников. Это совсем не наш профиль. Более того, это противоположный нашим навыкам профиль. Вот если бы вы предложили нам похитить кого-то, мы могли бы подумать. Или захватить заложников. Если только это не будет противоречить нашим принципам, как, скажем, в случае с профессором... Тогда с удовольствием! Но это все пустяки. Меня больше волнует ваша непредсказуемая наглость и неумение считаться с чужим мнением. В данном случае неуважение к моей особе и к особе капитана Пулатова. Я имею в виду наш насильственный захват.

– Я приношу вам официальные извинения. У нас не было другого способа заполучить вас в свои лаборатории. Мы в курсе событий, происшедших с вами по вине ФСБ, и в курсе происшедшего в реабилитационном центре ГРУ. Там результат был одинаково отрицательным. Почти отрицательным, если не считать вашего подтверждения репутации удивительного стрелка в тире. Мы же сумеем, я думаю, своего с вашей помощью добиться. Более того, когда мы познакомимся более тесно, я не сомневаюсь, что вы станете активными членами нашей организации.

– Что это за организация? – напрямую спросил Ангел. Официально он ведь вообще не подозревал, кто похитил его.

– Об этом вы узнаете чуть позже. Я повторяю: у вас нет выбора – сотрудничать или не сотрудничать. Ваш выбор сводится к понятиям добровольного или принудительного сотрудничества.

– Что скажешь, капитан Пулатов? – спросил Ангел, не оборачиваясь.

– Пока я сказать ничего не могу, я могу только отпустить профессора. Хотя и делаю это с некоторым нежеланием. Он мне не понравился.

– Отпускай... – согласился Ангел.

Профессор через две секунды оказался рядом с ним перед дверью.

– Какое торсионное поле после себя вы оставили? – спросил его вдогонку Пулат.

– Читать торсионные поля, даже видеть их хорошо умеет твой напарник, сынок. – Профессор опять обрел былую уверенность и почти мягкую доброжелательность. – Спроси его... Я вдобавок к этому могу оставить только рекомендации. Вы свободны. Вы были свободны еще до всей этой комедии. Я как раз и пришел, чтобы предложить вам, господа офицерики, свободу... Только рекомендую на первых порах не путешествовать в окрестностях в одиночестве. Во-первых, у нас хорошо отлажена система слежения за территорией. Во-вторых, мы так далеко от всех населенных пунктов, что нет смысла рисковать здоровьем и бежать отсюда. Это невозможно. А сопровождающий введет вас в курс местных порядков. Послушайтесь, сынки, старика...

– Я тоже хотел бы дать вам рекомендацию, профессор, – не остался в долгу Пулат. – Забудьте навсегда слово «офицерики», иначе я скоро снова возьму вас в заложники и обещаю, что со второй попытки я доберусь до вашей шеи...

– Спасибо за заботу, сынок. Я буду осторожнее.

– Пойдемте со мной, товарищ генерал, – сказал Андрей Легкоступову и первым направился к выходу из коридора.

Генерал двинулся следом за ним и вдруг сказал сам для себя неожиданно:

– Раппорт...

– Что? – переспросил Андрей.

– У профессора неожиданно прервался раппорт со спецназовцами. Потому они и взяли его в заложники.

– Какой раппорт? – не понял Андрей, и Геннадий Рудольфович подумал, что он человек, весьма далекий от психотерапевтики.

– Раппорт – это тонкая нить взаимопонимания, устанавливаемая между гипнотизером и его клиентом. Необходимое условие для осуществления успешного внушения.

– Вы большой спец в гипнозе? – спросил помощник Администратора.

– Нет, только сейчас случайно вспомнил это слово, – ответил генерал. – При взгляде на вашего профессора.

– Откуда вы знаете, что он гипнотизер?

В голосе Андрея уже нет прежних ноток уважительного отношения. Говорит так, словно допрашивает. Геннадий Рудольфович заметил это и понял, что пропажу водителя Решетова в Москве связывают с ним. А что пропал именно водитель Решетова, а не кто-то другой, неизвестный, генерал знал – они с полковником Мочиловым обсуждали этот вариант и решили, что водитель может вывести их на других членов организации, тогда как захват самого Решетова может оборвать все нити.

– Вы забываете, что я все еще генерал ФСБ. И иногда мне на глаза попадают ориентировки по розыску преступников. Тех, что проходят по нашему ведомству...

– Профессор в розыске? По вашему ведомству?

– А вы не знали? Интересно...

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

1

– Ну что, товарищ полковник, я вижу, вы совсем изнемогаете от изъянов погоды...

Тяжелый вздох, предшествующий ответу, сказал о его содержании больше, чем сами слова:

– Я, Владилен Афанасьевич, человек сугубо северный. В тюменских краях вырос, потому и не привык к таким извращениям природы, – то ли отмахнулся Мочилов, то ли просто для вентиляции махнул перед лицом рукой. Шрам на его лице покраснел и выглядел уже багровым, при том, что само лицо приближалось к пунцовому цвету.

Впрочем, собеседника полковника духота с жарой, похоже, совсем не волновали – так природа человека устроила.

– Тогда, может быть, начнем?

– Пора бы...

Профессор снял трубку большого стационарного телефона, чем-то напоминающего внутреннюю связь на кораблях военно-морского флота.

– Александр Дмитриевич, приготовьтесь...

И, не дожидаясь действий помощников, Владилен Афанасьевич громко щелкнул тумблером микрофона, установленного на столе прямо перед ним. Старая техника, много лет назад установленная. Трещит и щелкает, но, слава богу, еще работает.

– Как вы себя чувствуете, молодой человек? – спросил он своим густым, с хрипотцой голосом.

Человек в светлой комнате за окном вздрогнул от неизвестно откуда раздавшегося звука, огляделся по сторонам. Увидел, что над его головой тоже висит микрофон.

– Радуюсь тому, что все еще жив, – вдруг ответил он совсем без испуга, даже с каким-то смешком, искаженным микрофоном так, что со стороны он походил на всхлип. – Я подумал, что меня поместили в газовую камеру, и приготовился медленно задохнуться. Буду рад, если я ошибся.

– Он молодец, – сказал тихо, не поворачиваясь в сторону профессорского микрофона, Мочилов. – Держится так, словно ничего не боится.

Профессор свой микрофон выключил. Тумблер опять щелкнул так громко, что, казалось, его должны услышать в соседней комнате.

– Очевидно, это моя вина. Я предполагаю, что мы слишком долго тянули время. Он уже перешагнул стадию испуга и перешел в стадию истеричности. Теперь он ничего не боится. Стал отчаянным. Такие люди тоже иногда встречаются. Из двадцати – один. Я должен был это предусмотреть.