Багровая параллель - Сергей Кольцов Страница 30

Напротив нас останавливается джип с крупнокалиберным пулеметом. Метрах в двадцати впереди остановился наливник. Сзади джипа никого нет. Пулеметчик вылезает из машины и, расстегивая штаны, идет в нашу сторону.

Мы с Иванычем переглянулись. Он молча кивает. Это наш шанс! Пока основная часть колонны стоит за поворотом.

Моя левая рука потянулась к сапогу. Правой рукой бросаю камешек за спину солдата. Он оборачивается и не успевает даже испугаться перед смертью. Лезвие финки вошло в его спину, точно под сердце.

Нахлобучиваю его каску и куртку с эмблемой первой броне-кавалерийской дивизии на рукаве. Работающие вхолостую двигатели машин глушат шум от волочащегося по земле тела. Иваныч утаскивает его за ствол раскидистой березы. А я уже подхожу к водителю.

Он курит, опершись спиной о бампер. Вачинская финка [130], ранее зажатая в зубах, снова в моей левой руке. На наше счастье, нас не видит водитель «Доджа». Он курит справа от своей кабины. Водитель джипа не обратил внимания, как я спокойно подошел к машине. Прыгаю в джип. Правой рукой хватаю американца за край каски, резко дергаю вниз. Финка в левой руке по рукоятку входит ему в горло. Тело обмякает, и я бросаю его в кювет. Утром, конечно, найдут, но сейчас темнота — наш союзник.

Иваныч в чужой каске уже сидит за рулем. Минуты через три из-за поворота появляются машины. Успели! Еще минут через пять впереди три раза моргает фонарь красного цвета, и колонна начинает движение. До линии фронта около восьмидесяти километров.

Судя по количеству машин, едет весь батальон снабжения танковой дивизии. Скорость колонны около сорока километров в час. Дорога идет вдоль гор, которые тянутся вдоль всего Корейского полуострова.

Часа через два подъезжаем к линии боевого соприкосновения. Отчетливо слышна канонада. Где-то рядом бухает пушка. Судя по звуку, это американская 105-мм гаубица. Значит, до позиций китайцев, а здесь именно они держат оборону, километров семь-восемь.

Толкаю Иваныча в плечо. Он понимающе кивает в ответ. Километра через три он сворачивает влево, уходя с шоссе на грунтовую дорогу. Бензовоз, идущий за нами, слава Богу, отстал. В ночном небе хорошо видна Полярная звезда. Она указывает нам путь.

С вражеской стороны здесь турки и греки. Друг друга они исторически терпеть не могут, но под командой дяди Сэма не забалуешь. Будем надеяться, что у них друг с дружкой взаимодействие налажено не очень. Постараемся перейти линию фронта на стыке греческих и турецких частей. Вообще-то в этой труднопроходимой гористой местности сплошной линии фронта нет. Идет цепочка ротных и взводных опорных пунктов на господствующих высотах. Уже понятно, где находятся противники, — по периодически взлетающим осветительным ракетам.

Иваныч съезжает с грунтовки и останавливается возле большого валуна. Все, приехали, дальше придется ножками и по-пластунски. Снимаем американские каски. Под сиденье водителя аккуратно закладываю коробочку противопехотной мины ПМД [131]. Это вам на долгую память, гады!

Лезем по скале, которая идет почти перпендикулярно линии боевого соприкосновения.

Сзади, метрах в трехстах, остались вражеские позиции. На ровных открытых местах ползем. Сидящих в боевом охранении наверху мы обошли по карнизу, идущему ниже. Свободное лазание получилось почти бесшумно. Один раз вниз покатился камень, но шум потерялся в порывах ветра.

То, что это турки, а не греки, я понял по обрывку разговора. Его до нас донесло ветром, ведь тюркские языки сильно похожи — казахский, татарский и турецкий. Чего их сюда-то занесло?

По карнизу выходим наверх. Оттуда спускаемся по веревке. Оказываемся в мертвой зоне для обеих сторон. Снова лезем вверх. Залезаем на площадку метров семь на пять, оказываемся сбоку от двух бойцов. Один резко оборачивается, и я вижу на его шапке-ушанке звезду. Это китайцы. Позиция представляет собой бруствер, выложенный из камней. В сторону противника, через амбразуру, смотрит пулемет «максим».

— Сю ю? — это Иваныч спросил воды.

В воздухе повисло молчание, потом один из бойцов протянул флягу. Капитан жадно пьет, затем начинает что-то объяснять. Недоверие на лицах бойцов проходит. Выглядит Кейметинов как китаец из Маньчжурии и говорит не только на пекинском диалекте. Вообще, языки в Китае — кантонский, шанхайский, пекинский — официально называют диалектами, но друг друга китайцы с юга и с севера не всегда понимают. Кстати, уже светает, и сверху хорошо видны позиции.

Спускаемся вниз по едва заметной тропинке. Нас ведет один из бойцов. Я смотрю ему в спину и вижу висящий на правом плече ППШ. Проходим расположение подразделения. Неполная стрелковая рота, усиленная минометным взводом, отметил я машинально.

Боец подвел нас к входу в землянку, завешенному плащ-палаткой. Яму под землянку в каменистом грунте явно рыли взрывчаткой. Китаец нырнул внутрь. Послышался начальственный голос. Вроде бы даже на кого-то похож. Солдат вышел на улицу и мотнул нам головой. Заходим в землянку, как в погреб. Тусклый свет от подвешенного к потолку электрического фонарика. За столом сидят два человека. Оба в наброшенных на плечи ватниках. У обоих скуластые восточные лица. Я со света не успел толком их рассмотреть, как услышал:

— Витька, ты⁈

Через мгновение я оказался в медвежьих объятьях Баира Доржиева. Он зам по оперативной работе в нашем отряде. Мы с ним знакомы еще с лета сорок пятого. Вместе высаживались на Курилы. Потом, после расформирования восемьдесят восьмой бригады, он служил в разведотделе штаба округа. Когда в прошлом году я прибыл на Дальний Восток, он бывал у нас дома в гостях. Айжан еще тогда бешбармак[132] приготовила. Родом он из Бурятии, с берегов Байкала. Кейметинову он крепко жмет руку.

— Пошли в мои апартаменты, — встает Баир.

Я обращаю внимание, что он обут в мягкие китайские туфли на толстой подошве — улы. Жмем руку китайскому командиру и выходим на улицу из темного жилища, вписанного в каменистый холм. Тропинка, по которой мы идем, петляет между камнями и пригорками. За пригорком вижу три 82-мм миномета. Возле них стоит часовой.

Проходим около километра. Идем мимо полевой кухни под навесом из еловых лап. У кухни возятся два повара. Из-под навеса веет дымком и чем-то вкусным. Да, сейчас все будет вкусным — мы с Иванычем уже сутки не ели.

Метрах в ста от кухни вижу несколько сосен и каменных берез. Туда и ведет нас Доржиев.

Я не сразу понял, что между деревьями рядышком стоят две машины с фургонами. Они с трех сторон обложены кладкой из камней, а сверху накрыты масксетью. Мачта антенны высотой метров десять укутана маскировочной сетью и похожа на раскидистую елку. Она полностью сливается со стоящей рядом сосной. Замаскировано все очень даже грамотно. Не только с воздуха, но и с земли трудно понять, что это развернутая радиостанция на автомобильном шасси — мобильный передовой командный пункт. Отсюда идет управление теми, кто работает во вражеском тылу, и поддерживается связь с Большой землей.

— Товарищ майор, а что вы прямо на линии фронта расположились? — спрашивает Кейметинов.

Они хотя и служили в одной бригаде, но в разных подразделениях и друг друга раньше не знали. Доржиев обернулся:

— Здесь сейчас самое безопасное место. Чем дальше от фронта, тем сильнее натовцы с воздуха долбят. А чуть-чуть дальше в тыл, и — зона действия самолетов с авианосца «Эссекс». А здесь они на артиллерию больше надеются. Так, стреляют по квадратам по расписанию.

— А в тылу их штурмовики гоняются за каждой машиной, да и за людьми тоже.

— Как в сентябре сорок первого под Юхновом, — подумав, сказал Баир и замолчал, потирая шрам на левой щеке от осколка немецкой авиабомбы.

Я знал, что с лета сорок первого лейтенант Доржиев служил в отряде майора Старчака[133]. И только после тяжелого ранения, с учетом боевого опыта и восточной внешности, он был отправлен на Дальний Восток, где формировалась бригада для работы в японских тылах.

Когда мы были метрах в тридцати от машин, над нами вдруг затрещала сорока.

— А это наше боевое охранение, — улыбнулся Доржиев. — На своих ноль внимания, а если кто-то чужой идет… Сами видите, как вас встретила. Мы ее на довольствие поставили, подкармливаем. У нее и гнездо здесь рядом.

* * *

Утро между тем выдалось великолепное. Ярко светило весеннее солнце. Сорока перестала трещать, но, усевшись на масксеть, накрывавшую антенну, поглядывала на нас с явным неудовольствием.