Эльмира Нетесова - Выскочка из отморозков Страница 31

А родному сыну даже помои в лицо вылила: «Я тебе не нужна была больной? Вот и ты мне не нужен. Живи со своей женой-сучкой. Пусть она тебе рога ставит и рожает чужих детей». Ее саму вся улица ненавидела. Давно ли с ней здороваться стали? Знаешь, ее даже били, когда дед в тюрьму попал.

— Кто бил?

— Старухи! Все жалели, что не им гот дед достался. А вторая, у которой корова есть, тоже не легче. Всех детей через суд алиментами обложила за то, что ей помогать не хотели.

— О Господи! Ну и народец тут живет! — покачал головой Герасим.

— Я тебе только про двоих поделился. А ведь и те трое, что заявили на меня ментам, не лучше. Вот тот мужик, к которому мы с пацанвой за яблоками лазили, знаешь, что отмочил? У него жену машина сбила в городе. Враз насмерть. Так он всех троих детей в приют спихнул. А сам теперь жирует. Всяких баб водит. И все разных. Да еще хвалится, гад, что кайфово дышит. Детей даже не проведывает. А старший его сын из приюта в бомжи сбежал. Обещал спалить папашку. Но тот козел как почувствовал. Двух собак завел, одна с улицы дом охраняет, вторая в доме. Обе — звери, любого в куски порвут. Кроме того гада, никого не признают и близко к себе не подпускают.

— А как же баб приводит?

— На это время собак в кладовке иль в сарае закрывает. К нему никто из соседей не заходит. Боятся, что собакам скормит. Он даже к мамке пытался подойти в хахали. Все в гости звал. Но мы отказались с ним говорить. Зверюга, не мужик! Такого гада, если спалят, никто не пожалеет! И знаешь, что он сказал матери, когда она его отшила?

Герасим с любопытством глянул на пасынка.

— «Сама ко мне прибежишь, в ноги повалишься, чтоб взял. Да поздно будет…» А бабка Вера вякнула: «И чего это Николай не пришиб вас вместе с матерью? Жил бы нынче хозяином, и мы мороки не знали б с вами…»

— Ну и соседи! Паучье проклятое! — вскипел Герасим. И предложил: — Не забудь о том участковому сказать…

— Говорил. Он меня брехуном назвал. Потому что все они отказались от своих слов, да и кто в таком добровольно признается?

— Ладно, Борис, терпи. И не тронь дерьма.

…А через несколько дней мальчишка пошел в школу. Теперь Борька вставал в семь утра и, наскоро перекусив, выскакивал из дома. Возвращался после обеда. До вечера делал уроки, а потом помогал Герасиму.

На беготню с детворой времени почти не оставалось. Разве только в субботу. Но как изменились эти игры. Пацаны перестали носиться по улице, шнырять по дворам и садам. Они собирались на чьем-нибудь чердаке, курили, разговаривали, делясь всеми своими новостями — горестями и радостями.

— Мой пахан вчера домой заявился. Уже по потемкам. Опять бухой. Мамке в ухо вмазал. Мне — по соплям, чтоб не вступался. Бабка милицию вызвала, так он ей фингал на глаз посадил. Когда забирали, так и обещался всех перекроить, когда выйдет из легашки. Как все надоело! Сил больше нет!

— А может, оставят его в ментовке насовсем или в зону выкинут? — посочувствовал Борька Витьке.

— Хрен там! Не наше это счастье! Уже не первый раз забирают и выпускают. А он заваливается опять. Отнимает у бабки пенсию, у мамки получку и уходит. А через месяц снова возникает за подсосом и орет: «С хаты выкинули, суки, теперь кормите!» А как нам жить, ему плевать! Мамка грозится в петлю башкой сунуться. Бабка опять побираться идет. Мне что делать? Следом за матерью на тот свет?

— Набей морду отцу!

— Где ж его одолею?

— Сзади дубинкой по башке огрей!

— Бабка один раз каталкой достала. Ему хоть бы что! Пошатнулся самую малость, а потом повернулся да как дал ей по зубам, все протезы в осколки. Когда теперь на них наскребет?

— А ты ему вруби, сам убеги!

— Он камнем догонит, такое было.

— Надо крутых просить о защите.

— Отказались. Ответили, что в семейные свары не суются. Мы чего только не делали, ничто не помогает. Бабка хочет к начальнику милиции сходить, не знаю, поможет ли…

— Разберутся и посадят, — уверенно ответил Вовка.

— Да кому нужно? Вон моя мамашка, сколько ее забирали? А вчера свору хахалей приволокла опять. Бухали всю ночь. Под утро стали расползаться. Я ей сказал, чтоб вместе с козлами линяла, она самого чуть не вышибла. Вот и вякни ей. Знаешь, чего велела? Чтоб я ей всякий день по пузырю приносил, за постой, ну, за проживание, иначе больше не пустит.

— Вот гады! Как ни крутись, скорей надо в мужики вылезать. Вчера в школе моя учительница на весь класс выдала: «Борис! Передай материному сожителю, чтоб на родительское собрание пришел. Матери самой все некогда — работает, кормит вас мужчин. Пусть хоть тот ваш протрясется…» Я Герасиму ничего не сказал, матери рассказал. Нуда что сможет? Заплакала. А мне разве не обидно? Пусть не родной, но целыми днями вкалывает. И зарабатывает…

— И ты той училке ни хрена не устроил? — не поверила ребятня.

— Как раз, прощу ей, держи карман шире! Я ужа принес и сунул в стол. Эта дура открыла, как развонялась на всю школу. Ее валерьянкой отпаивали, успокаивали. Ужа выкинули. Ну, я жабу приволок. Она увидела и уже не заорала. А мне велела убрать свою подружку. Во лярва! Надо мной теперь весь класс хохочет. А училка всякий день стала давать только мне дополнительные задания. И проверяет, как их выполнил, — ругнулся Борис.

— Ты ей тертого стекла на стул насыпь! — советовал Вовка.

— Это уже было, в самом начале. Она и теперь, едва приходит, сразу стул сметает.

— Известку!

— Лучше кнопки!

— Не-ет! Ты ей под сиденье стула сало прицепи. В парте Шарика придержи. Когда урок начнется — выпусти его. Пес училку до уссачки напугает!

— Эту змею такой мелочью не прошибешь.

— Надо ее после школы подкараулить.

— И что? Она меня из школы выкинет и ментам натрехает.

— Э-э, пацанва! И чё мусолите рукава? Послушай, как я советую! На что всем вам новые приключения на свои жопы? Хотя б ты, Витька, с чего хнычешь? Возьми у меня собаку — Марса! Он любого чужого в клочья пустит. Ни за что не дает пройти в дом. Своих всегда защитит.

— А зачем отдаешь, коль хороший?

— Кормить нечем.

— Нам самим жрать надо!

— Да он на хлебе продышит. Зато защитник классный! Он не только не даст ваше отнять, с него деньги вытряхнет. Мы его в аренду сдаем на сторожевание! Знаешь, как любят там нашего пса! Предлагали продать, я не уговорился. И тебе не насовсем, только родителя отвадить.

— Хорошо! А когда взять его смогу?

— Я своих уговорю и скажу тебе.

…Через неделю, когда мальчишки вновь увиделись на чердаке, Витька, заливаясь смехом, рассказал:

— Марс у нас всего три дня пожил. А уже всех полюбить успел. Отец не знал про него — ввалился и, как всегда, давай кулаками махать. Пес как зарычал, сиганул, сбил отца с копыт, придавил к полу, в морду рявкнул, папашка мигом протрезвел и спрашивает: «Любка? Это твой новый хахаль? Скажи ему, козлу, что я к нему не лезу, пусть и он не прикипает ко мне!» Я хохочу, а Марсик отца по полу валяет. Всего изодрал, искусал. Тот визжит, просит, чтоб выпустили. А бабка говорит: «Пиши расписку, что не имеешь к нам никаких претензий и больше сюда не придешь и никого не обидишь ни словом, ни кулаком!»

Он написал. Бабуля эту расписку спрятала и сказала: «Вот теперь ты попробуй пальцем тронь. На веки вечные в тюрьму законопатим! Пожировал на наших шеях, и будет!» Папаня хотел за свое — денег потребовать, а Марс как попер на него буром, отец враз забыл, зачем приходил. Из дверей не вышел — выкатился! Мои сегодня столько харчей купили! Куда ни сунься — всюду жратва! И Марсику костей купили! Оставь его нам, мы так привыкли друг к другу, и ростом с Вовку.

Тот, покочевряжившись для вида, согласился отдать пса насовсем. А куда деваться, если из-за Марса в доме жизни не стало. Мать потребовала убрать из дома собаку: «Куда? Это твое дело! Мы тебя не просили его приводить. Где взял, туда верни! Он жрет больше кабана. Так от свиньи польза! От твоего только блохи! Уже по койкам скачут! Убирай! Не то вместе с ним на улицу выгоню!»

Вовка выдумал про сторожевания и заслуги своего пса. Ему хотелось, чтоб Марса выпрашивали и любили. Теперь мальчишка был доволен. Он слушал Витьку улыбаясь:

— А знаешь, какой умный? Он у порога спит. На чистом половичке. Бабка ему подушечку сшила. И чистые миски поставила, одна с едой, другая с водой. Выгуливаем его на улице. Он такой спокойный, с ним даже двери можно не закрывать.

— Я своей налил касторку в чай. Но нет, на мою мамашку не подействовало. Как шли к ней хахали, так и прут. Никакого покоя в доме от нее нет, — пожаловался Вовка.

— Ей нужен сильный стресс! Такой, чтоб совесть в ней разбудил, — задумчиво сказал Толик.

— Да где ты видел, чтоб у алкашки совесть появилась? Они с родов с ней не дружат.

— А ты прикинься помирающим!

— И что с того? За ноги на улицу выкинет.

— Уже пробовал?

— Нет. Но знаю, не даст это ни хрена.