Андрей Шляхов - Реальный чувак Страница 31

— Ав!

— Да, ты прав, приятель. Это — Катарсис!

Микки сидела в углу подвала на длинной веревке, крепко привязанной к водопроводной трубе, и злобно скалилась, сверля взглядом своего похитителя. Усама с видом плантатора прохаживался по подвалу. Вызванные Мустафой боевики сидели рядами на ковриках, уставившись в пол перед собой.

— Я замечаю, что некоторые из вас недовольны моим решением привести сюда это нечистое животное. Я объясню вам, зачем она мне понадобилась! — воскликнул Усама.

Бородачи дружно подняли на него глаза.

— Как вам известно, скоро этот проклятый город будет стерт с лица земли! Всевышнему угодно было избрать нас для этой цели, и мы исполним свое предназначение! Не так ли, братья? Исполним?

— Исполним! — прокатилось по подвалу.

— Но нам пригодились бы деньги, которые хранятся в городском банке, не так ли?

— Лишних денег не бывает, — высказался один из боевиков, теребя черную бороду. — Только вот как до них добраться?

— Я подумал и об этом! — важно ответил Усама. — И притащил сюда эту обезьяну, которая поможет нам завладеть деньгами!

По рядам боевиков пробежал недоверчивый шепоток.

— Этой обезьяной можно управлять при помощи пульта с кнопками!

— Ах! — удивились слушатели.

— В назначенный час она проникнет в здание мэрии и взорвет его!

— У меня два вопроса к нашему господину! — Один из боевиков поднял руку, поросшую шерстью до самых ногтей.

— Говори, Зияд! — разрешил Усама.

— Как она взорвет здание?

— Ну, ты совсем тупой! Она пронесет на себе пояс со взрывчаткой.

Боевики восхищенно рассмеялись, им очень понравилось это остроумное решение. Смеялись они долго, громко и обстоятельно, хлопая себя по ляжкам и оживленно жестикулируя.

— Но деньги ведь хранятся не в самой мэрии, а в банке? — снова встрял Зияд.

— Молодец! Правильно рассуждаешь, — похвалил его Усама за сообразительность и продолжил: — Конечно же деньги хранятся в банке. Это так. Но мы взорвем мэрию, чтобы туда стянулись все полицейские машины, чтобы в этом обезглавленном городишке возникла паника, которая позволит нам без потерь обчистить городской банк. По моим расчетам, там столько денег, что каждый из вас получит по миллиону долларов!

— По миллиону долларов на каждого? — ахнули бородачи. — Огромные деньги!

— И эти деньги будут нашими, если вы будете слушать меня!

Усама обвел глазами своих людей. Их взоры отвечали ему преданностью и любовью.

— Так что стерегите эту обезьяну, берегите ее, не спускайте с нее глаз, ибо в ней — ваше богатство! Кому бы поручить это? — Усама умолк и потеребил бороду, имитируя погружение в думы. — Зияд!

— Да, господин.

— Поручаю обезьяну твоим заботам и напоминаю, что ты отвечаешь за нее передо мной и братьями своей головой! Мустафа, приведи сюда обезьяну и отдай в руки Зияда.

«Будешь знать, сын ослицы, как перебивать меня!» — злорадствовал мстительный Усама, наблюдая за церемонией знакомства Зияда с обезьяной, из-за которой лишился тюрбана и части бороды.

Вернувшись к себе в закуток, Усама улегся на подушки в ожидании известий от Мустафы, которого сразу же по наступлению темноты послал во главе четверки самых толковых боевиков разобраться с Чуваком раз и навсегда…

Посланцы Усамы не заставили себя долго ждать, представ перед Усамой сразу после полуночи.

— Мы легко нашли трейлер-парк и опознали дом на колесах, — доложил Мустафа. — Внутри работал телевизор. Мы заглянули внутрь и увидели человека на диване.

В разговор вступил второй боевик, Наджиб:

— Он сидел в темноте, страшась твоего гнева, Усама. Дверь оказалась не заперта. Мы ворвались внутрь, выпустили в него не менее сотни пуль и ушли, швырнув в открытую дверь гранату.

— И что дальше?

— Зарево пожара поднялось до самого неба. Мы видели его всю обратную дорогу, стоило нам только обернуться.

— Надо было бы принести мне его голову, Наджиб…

— Прости, Усама, но там все сгорело, — виновато потупился боевик.

— Хорошо, отдыхайте. — Усама жестом отпустил боевиков. — Сегодня вы честно исполнили ваш долг перед Всевышним.

Джен легко удалось скрыть свое недовольство при виде Чувака и Чампа, сидевших на траве возле ее трейлера. Растянув губы в фальшивой улыбке, она обняла Чувака, погладила по голове Чампа и, не задавая вопросов, пригласила их войти. Однако ее покоробило то, как свободно повел себя Чамп: он не остался у двери, как подобало воспитанной собаке, а прошел дальше за Чуваком. Она усилием воли погасила раздражение. Чувак представлял для нее определенный интерес, и ссориться с ним пока не входило в ее планы.

Джен выставила в качестве угощения сэндвичи с курицей, пиццу с салями, три банки пива и приготовилась слушать. Чувак подробно, не опуская никаких деталей, рассказал ей о сегодняшнем, богатом на события дне. Джен ахала, охала, качала головой и то и дело награждала Чувака поцелуями. Чувак млел, таял, блаженствовал и чувствовал себя, как в раю. Чамп с ужасом наблюдал за происходящим — ему никогда еще не доводилось видеть такого глупого выражения на лице Чувака. Наконец, не выдержав, он вскочил, подошел к двери и дотронулся до нее лапой.

— Выпусти, пожалуйста, Чампа погулять, — попросил Чувак.

Джен выпустила Чампа и не успела закрыть дверь, как оказалась в объятиях Чувака, истолковавшего уход Чампа по-своему.

— Я так соскучился по тебе, — зашептал Чувак ей в ухо.

— Я тоже, — обреченно призналась Джен…

Они рухнули на матрас и занялись любовью с такой отдачей, что трейлер заходил ходуном.

Глава 20

Мэр Хомо и Эл Круз

Придорожный бар Толстого Пепе считался спокойным местом, чему в немалой степени способствовала репутация его владельца, некогда осужденного мексиканским судом за людоедство. Это позволяло Пепе держать в узде местных скандалистов и забияк, а еженедельные благотворительные вечеринки для местных полицейских избавляли его от всякого рода неприятностей с властями.

Стойка бара представляла собой грубо сколоченный короб с длинной полированной доской наверху. Из шести высоких стульев, стоявших у стойки, лишь на одном дерматиновая обивка сохранилась в целости и сохранности. Столы и стулья выглядели как развалюхи, тусклый свет трехлампового потолочного светильника позволял клиентам разминуться в зале, но пересчитать деньги или прочитать меню с его помощью было уже проблематично.

Собственно говоря, о распечатке меню говорить вообще не приходилось. Ничего подобного здесь никто сроду не видывал. Весь здешний ассортимент состоял из буррито — плоской маисовой лепешки с начинкой из бобов, мяса и сыра, соленого арахиса, мескаля, текилы и кукурузного виски. Гордость владельца заведения составляли не блюда с напитками, а девочки, которых здесь водилось в избытке. Мулатки, метиски, негритянки, филиппинки, белые, китаянки! Придя в бар «Толстый Пепе», так по имени владельца называлось заведение, с двадцаткой в кармане, можно было найти девушку на любой вкус.

Тихая заводь и постоянная клиентура… Здесь не место чужакам и любопытным. Ничего лучшего и желать не могли для своих тайных встреч мэр Хомо и лидер экологических фанатиков Эл Круз. В оговоренный день поздно вечером они, одевшись как ковбои (пыльные штаны, выцветшая фланелевая рубаха, драная брезентовая куртка), приходили сюда и, заняв угловой столик, вершили свои темные дела.

Бармен и официанты звали их «два старых педика с Горбатой горы», и даже сам Толстый Пепе не догадывался, сколь важные особы периодически оказывают ему честь своим посещением. Деловые партнеры брали бутылку самого дешевого мескаля, пяток буррито и приступали к обсуждению своих проблем. От девочек они всякий раз отказывались наотрез, что и послужило поводом для их обидной клички.

— За нас! — провозгласил мэр, поднимая свой стакан.

— За нас! — откликнулся Эл Круз.

Партнеры залпом выпили до дна и снова наполнили свои стаканы. Оба они уважали мескаль за его способность с ходу врезать по мозгам.

— Ну, рассказывай новости! — Мэр всегда открывал совещание одними и теми же словами.

— Дэйв создает проблемы, — поморщился Эл, всегда избегавший предисловий и вступлений. — Он запугивает людей своим чертовым Апокалипсисом сильнее, чем мы своими экологическими проблемами, и в результате с каждым днем загребает все больше наших денег.

— А еще он собирается баллотироваться в мэры, — продолжил Хомо, надкусывая буррито.

— Знаю.

— И так спокойно говоришь об этом? Может, ты прикажешь и мне спокойно сидеть и дожидаться, пока он трахнет мою девушку? — дрожа от возмущения, процедил сквозь зубы Хомо, посверкивая в полутьме поросячьими глазками.

Если бы он только знал, сколько раз и с каким мастерством Дэйв проделывал это на неделе, то наверняка перешел бы в бешенство.