Евгений Сухов - Бриллиантовый крест медвежатника Страница 32

Савелий и Заноза сидели в отдельном нумере «Славянского базара» и наслаждались яствами французской кухни. Впрочем, наслаждался Савелий, а Заноза, бывший снова в личине Соломона Фельзера, лишь косился на устриц и лягушачьи лапки и ожидал свой персональный заказ — фаршированную щуку. К слову сказать, к щуке Заноза относился примерно так же, как и к устрицам, — есть, конечно, можно, но существуют кушания и получше; однако профессия, а главное, принятое на себя обличье сына Моисеева к сему обязывало.

— Почему так уверен? — спросил Савелий, пряча сверток.

Заноза хмыкнул.

— Потому что он взял деньги. А потом, он имеет личную обиду на начальство банка. У него умерла жена, он впал в меланхолию, пристрастился к водочке. Тут бы ему самое время помочь, поговорить по душам, пожалеть, дать отпуск. А его хлоп — переводят из референтов с большим понижением в архивный отдел, а потом и вовсе выгоняют со службы. Так что продажа планов и схем банка человеку, представившемуся грабителем, есть с его стороны своеобразная месть.

— Я понял, — кивнул Родионов. — Что еще?

— Конечно, Савелий Николаевич, в твоем деле я ермолай, понимаю мало чего, но с сигнализацией там все просто: надо выключить один тумблер на втором этаже, и все будет тихо. Включает и выключает сигнализацию сам управляющий. Спрятана она под картиной художника Шишкина и двумя дверцами с замочками, для кого-то, может, и хитрыми, а для вас, Савелий Николаевич, так раз плюнуть.

— Что еще?

— Кабинет управляющего на третьем этаже… Под зданием находятся подвалы, очень глубокие, остались от какого-то древнего дома, который стоял когда-то на месте банка. Да это все есть на планах, вы все сами увидите, Савелий Николаевич.

— Хорошо. Благодарствуй, Заноза. А теперь слушай внимательно…

— Ваш заказ, господа, — раздвинул тяжелые портьеры официант, внося огромное блюдо с фаршированной щукой. — Приятного аппетита. Не желаете ли газетку?

— Неси, — согласился Савелий.

— Сей момент, — исчез официант и через мгновение вернулся с кипой газет.

— Какие желаете-с?

— А что у вас есть из местных? — поинтересовался Савелий.

— «Ведомости», «Телеграф», «Волжский листок», — подобострастно отрапортовал официант. — В «Ведомостях» и «Телеграфе» есть про вчерашнее убийство.

— Давай «Ведомости», — согласился Савелий, передав официанту серебряный рубль. — Сдачи не надо.

— Благодарствуйте, — просиял лицом официант и бережно прикрыл за собой портьеры.

Савелий машинально развернул газету и наткнулся на заметку в разделе городской хроники.

«Вчера, в 7-мь часов вечера, на Подлужной улице в собственном доме найден мертвым мещанин Панкрат Семенов Введенский. На теле имеется знак насильственной смерти…»

Родионов поднял на Занозу потемневшие глаза и швырнул ему через стол газету.

— А ты прав, — медленно процедил Родионов, не отрывая взора от Занозы. — Не пойдет этот бывший референт в полицию.

— Так я же говорю… — произнес Заноза и замолк, наткнувшись на испепеляющий взгляд Савелия.

— А знаешь, почему не пойдет? — продолжал Родионов. — Потому что у трупа очень слабые ноги.

Заноза сморгнул и непонимающе уставился на Савелия:

— У какого трупа?

— А ты прочти, ты ведь у нас грамотный, — как-то зловеще промолвил Родионов, и у Занозы по телу пробежали противные мурашки. — Там, в разделе хроники…

Все время, пока Заноза читал, по-детски шевеля губами, Родионов не спускал с него глаз. Мысли вихрем проносились у него в голове. Неужели Заноза — крыса? Присвоил тысячу рублей, сказав, что отдал эти деньги Введенскому? А сам, взяв бумаги, убил его? Не выдержал соблазна? Как ему можно будет доверить корону?

Нет, этого не может быть. У него бывали всякие суммы, много больше этой паршивой тысячи. И к его рукам не прилипало ни рубля, ни даже одной захудалой полушки.

Однако, продолжал размышлять Савелий, времена меняются. Заноза немолод, так, может, он уже подумывает об обеспечении своей старости? И с этой тысячи, будь она неладна, он начал сколачивать себе состояние? А как же мокруха? В душегубстве так запросто Заноза замечен не был. Он набожен, ходит в церковь, читает всякие духовные книги — как он может убить вот так просто? Нет, Заноза, конечно, когда не будет иного выхода и его припрут к стенке, сможет убить человека. Если в ином случае ему будет грозить смерть. А какая угроза могла исходить от бывшего референта? В конце концов, его можно было просто напоить и спокойно унести деньги с собой. Наутро Введенский и не вспомнил бы, с кем он пил и куда подевались деньги. Выходит, референта все-таки убил не Заноза. Тогда кто? К тому же Заноза прекрасно понимал, что, расскажи Савелий кому-нибудь из фартовых о том, что тот скрысятничал и зажилил себе деньги, это был бы последний день в его жизни.

— Это не я, Савелий Николаевич, — отложив газету в сторону, прижал руки к груди Заноза. Было заметно, как подрагивают его пальцы. — Христом Богом клянусь, не я…

— Да я верю, — отвел от него взгляд Савелий. — Ни к чему тебе это все.

— Точно, ни к чему, — быстро согласился с ним Заноза.

Савелий Николаевич откинулся на спинку дивана, задумался, прикидывая, верно, что-то про себя.

— Ищейки, верно, уже носом землю роют, — наконец сказал Родионов. — Сегодня они узнают, что покойник когда-то служил референтом в Госбанке. Если у них хватит ума, они сопоставят это убийство с моим появлением в городе. А это очень плохо, понимаешь?

— Да, — тихо ответил Заноза.

— Тебя кто-нибудь видел, когда ты входил или выходил из дома Введенского?

— Может быть, — немного подумав, вздохнул Заноза.

— Да не может быть, а наверняка видели, — буркнул Савелий.

— Но они видели Занозу, а не Соломона Фельзера, — осторожно заметил Заноза.

— Все равно, рано или поздно легавые на тебя выйдут, — задумчиво ответил Родионов. — Значит, тебе надо сваливать из Казани, что, впрочем, входило в мои планы, правда, много позже. Теперь все придется форсировать…. Фельзер ведь знает всех, и все знают его, так?

— Так, — кисло ухмыльнулся Заноза.

— Попробуй-ка узнать, кто из местных фартовых пас вас вчера до дома референта… Кто из них вдруг стал шиковать, играть по-крупному и вообще сорить деньгами? Узнаешь — позвони полицмейстеру и назови ему их имена. Скажи, что убийство на Подлужной их рук дело. Пусть легавые пока разбираются с ними, а мы тем самым выиграем какое-то время. И собьем их с твоего следа… И еще, — наклонился Савелий к Занозе, — поезда на Москву когда уходят отсюда?

— Есть утренний, в восемь тридцать, есть ночной, этот в час пополуночи.

Родионов думал минуту, не более. Затем произнес:

— Сегодня же купи билет на ночной рейс до Москвы. На субботу, двадцать седьмое число. Поедешь первым классом. Мы с Лизаветой тоже поедем этим поездом. Меня не ищи, я сам тебя найду. Ежели не найду — ступай на Хитровку, заляг там на время, затаись. А там видно будет. Понял?

— Понял, Савелий Николаевич.

— Ну, все, увидимся в поезде.

Родионов поднялся и, не оглядываясь, вышел из нумера. Заноза немного посидел, не двигаясь, затем принялся за щуку. Пальцы его заметно подрагивали.

Глава 21 ВСЕ ПУТИ ВЕДУТ В «ГРОБЫ»

Ксанеппа Проскурина оказалась вдовицей лет тридцати пяти, бойкой и всеведущей, познавшей и радость, и горе и скопившей к своим годам жизненный опыт, который, верно, к большинству приходит годам к шестидесяти. Лишь единожды кинув на Щенятова взгляд, она безошибочно определила, что перед ней полицейский чин, и без всяких вопросов — кто да зачем — провела его в дом. Только и спросила:

— Чаю хотите?

— Хочу, — ответил Щенятов, присаживаясь в опрятной комнате за чистенький стол с хрустящей скатеркой.

Потом на столе появился блестящий самовар, чашечки поповского фарфору в цветочках, серебряные с позолотой ложки с витыми ручками, розетки с вареньем и румяные калачи. От всего в этом доме веяло основательностью, покоем и навсегда заведенным порядком, нарушить который, верно, не смогли бы ни войны, ни революции, ни еще какие-либо неприятственные катаклизмы. «Вот, — подумалось Щенятову, — таким и бывает самый настоящий рай на земле». Ему, старому холостяку, так было уютно и тепло в этом доме, что, задай ему кто вопрос: «Остался бы ты здесь навсегда?» — он бы, не раздумывая, ответил: «Да».

— Я к вам вот по какому делу, — неуверенно начал Щенятов, стараясь не смотреть в карие, со смешинкой, глаза Проскуриной.

— Да, — с готовностью ответила Ксанеппа.

— Я знаю, с вас уже снимали показания, но мне бы хотелось, чтобы вы еще раз рассказали мне о позавчерашнем происшествии.

— А чего, мне не трудно, — просто сказала Проскурина. — Только вы спрашивайте, а я буду отвечать. Мне так проще будет.