Даниил Корецкий - Спасти посольство Страница 33

— А в чём тут секрет, товарищ старший лейтенант? — спросил Фёдоров.

Матвеев улыбнулся:

— Ты всё секреты ищешь, Фёдоров! Надо тебе после службы в разведку поступать. А тут какие секреты?

— У каждого фокуса есть секрет.

— Ну сказанул! Тут же не цирк!

Лицо ротного стало серьёзным:

— Если и есть здесь какой секрет, то он в силе духа, в настрое на победу! Если ты сам уверен, что пробьёшь кулаком стену, то ты её пробьёшь! — Он ободряюще хлопнул рядового по плечу. — Давай, выходи, пробуй… и помни: главное — сконцентрироваться. В твоей голове мысленная точка приложения удара должна быть расположена за кирпичом, именно к ней и направлена вся твоя сила. Для начала бей один кирпич. На все три даже не замахивайся — это впереди. Действуй, боец!

Фёдоров потянулся было к баночке с бензином, но Матвеев поднял руку:

— Не-не-не, без огонька пока!

Рядовой, воспроизводя все действия командира, остановился перед кирпичами и опустился на колено. Сложил арку. Сосредоточился, нахмурился, что-то прошептал себе под нос. Замер. Удар! Кирпич, извилисто лопнув по центру, провалился в букву «П», превратив арку в две стенки с рухнувшей крышей между ними.

— Получилось! — будто бы не веря своим глазам, сказал Фёдоров. — Я чувствовал, что разобью, — и разбил! Здорово!

Он в победном жесте взметнул руки над головой и, запрыгав, как мальчишка, на обеих ногах, заорал:

— У-р-р-а-а! Ура-а-а ВДВ!

Матвеев широко улыбнулся и кашлянул. Фёдоров спохватился, перестал скакать и приложил руку к пилотке:

— Извините, товарищ старший лейтенант. Больше не буду!

Все бойцы засмеялись.

— Разойдись! Отдых полчаса! — скомандовал Матвеев.

Десантники разошлись, кто-то повалился на траву. Прапорщик Сергеев вытащил из коричневого дерматинового чехла небольшую гитару — «три четверти», перебрал пальцами струны, сделал секундную паузу и перешёл на ритмичный простой бой. Через четыре четверти Сергеев запел искусственным хриплым голосом, подражая и Высоцкому, и Розенбауму одновременно:

В чужой синеве облака не спасут,Мы втайне летели, но нас уже ждутЧужие прицелы, чужие глаза…Пылает ведомый,Пылает родная до слез стрекоза…

У него были свои поклонники, и они быстро собрались вокруг, обступив Сергеева плотным кольцом.

Внизу караван — боевой разворот!Ракета, вторая, теперь пулемет…Хотя документов не видели их,Но знаем — чужие, ведь нет здесь своих.

Кое-кто начал подпевать:

Чужая земля и чужая вода,Чужие болезни, но наша беда,Чужая политика, чуждый ислам,Коварство, предательство, ложь и обман…

В сторонке разлеглись на траве, подложив под головы фляжки с водой, Петров со Скоковым.

— Хорошо, что Афган закончился, — сказал другу Петров. — Сергеев там семь лет отвоевал, такие ужасы рассказывал. В любой момент можно было словить пулю. Или пойдёшь в дукан, ну, лавка по-ихнему, за сигаретами, а тебе горло перережут от уха до уха. Головы отрезали и подкидывали к воротам части…

Он поёжился, втянув голову в плечи.

— А у нас сейчас всё ясно: вот я отслужу и останусь на сверхсрочную… Или поступлю в Рязанское училище. А можно на гражданку, там без конкурса на юридический можно поступить…

— Да, без войны хорошо, — потягиваясь до хруста, кряхтит Скоков.

Он вытаскивает из-под головы фляжку, приподнимается в траве, опершись на локоть, делает несколько глотков и морщится — вода почти горячая. Потом снова ложится и мечтательно продолжает:

— А я женюсь на Ленке. Даром, что ли, она меня ждёт. Мать пишет — даже с подружками гулять не ходит…

Отрезаны уши и нос, шуравиЗаходится криком в афганской пыли.Не жалко, ведь учит жестокий Афган:Неверный — собака для всех мусульман!

Сергееву нестройно подпевают уже все слушатели, но ему это не мешает — он весь в тексте и ритме песни.

Не мы принимали в Кремле Тараки,Не мы наводили в Амина штыки,Бабрака Кармаля не мы берегли —Чужие авансы, чужие долги…Чужие долги!

Подошёл старший лейтенант Матвеев, скомандовал:

— Становись! Для проведения занятий по парашютно-десантной подготовке построиться!

Десантники подскочили с травы и быстро заняли свои места. Ротный оглядел строй и удовлетворённо кивнул.

Афганистан. Кабул

Ночь прошла беспокойно: на улицах слышались перестрелки, очереди раздавались и у самой ограды посольства. На рассвете Шаров вышел во двор, щурясь от яркого солнца, огляделся, подошел к молодому парню в гражданском костюме и с автоматом в руке — бойцу взвода охраны, сформированному из бывших пограничников.

— Как обстановка? — спросил он, протягивая руку.

— Не очень. — Погранец невесело ответил на рукопожатие. — Царандой снял внешнюю охрану.

— Да-а-а, это плохой признак.

Шаров прошел КПП и вышел на улицу. У ворот стояли и сидели вооруженные афганцы, человек десять. Скрывая беспокойство, он подошел, поздоровался.

— Что вы здесь делаете?

— Охраняем шурави по приказу Шах Масуда, — доброжелательно, обнажив в широкой улыбке крупные жёлтые зубы, ответил невысокий черноусый крепыш в «пуштунке», скрестив руки на «калашникове». Судя по «мотороле» в нагрудном кармане — это был командир.

Шаров перевел дух:

— А ночью что за стрельба была?

— Какие-то шакалы к вам через забор лезли. Мы их убили, — буднично ответил черноусый.

— Спасибо! — произнес Шаров и возвратился в посольство.

Взглянув на часы, он сразу направился в бомбоубежище, обязательное по инженерному плану и когда-то выстроенное «на всякий случай» советскими стройбатовцами. Много лет оно не использовалось и вот теперь пригодилось. Конечно, когда объект строили, никому не приходило в голову, что оно будет использоваться по прямому назначению, а уж то, что в нём придётся кому-то жить достаточно длительное время, казалось совсем маловероятным. А сейчас здесь жили практически все сотрудники посольства — двести человек… И конечно, выяснилось, что бункер малопригоден для таких целей.

Серо-грязные бетонные стены с островками плесени под потолком, висящие тонкими лианами провода, ржавые и влажные на стыках трубы. Иногда по густо и толсто запорошенному пылью полу, шурша лапами, пробегали тощие остромордые крысы. Крысы бегали по трубам и проводам, над стоящими вдоль стен двухъярусными кроватями. Раньше они приводили женщин в ужас, но теперь к ним привыкли.

Хотя привыкнуть к новым условиям жизни было трудно, если не сказать — невозможно. Скученность, сырость, теснота… Из-за плохой вентиляции было невозможно вдохнуть полной грудью, поэтому у выходной двери всегда стояли несколько человек, чтобы вволю надышаться. Из-за неисправности электропроводки не было света. Старый керосиновый фонарь «летучая мышь» напоминал партизанский музей в керченских каменоломнях. Он стоял на узком столе, прикрученном к стене, света давал немного, создавая вокруг себя сказочную атмосферу. Но это была жуткая сказка, и изломанные, шевелящиеся на стенах тени пугали впечатлительных дам. Хорошо, что детей вывезли заранее…

«Затянули эвакуацию, затянули», — думал Шаров, пробираясь по бетонным лабиринтам. Сам он, сославшись на оперативную необходимость, по-прежнему жил наверху, в своей комнате: опытный разведчик, как и все его коллеги, обладал здоровым фатализмом — чему быть, того не миновать… Да и наверху легче контролировать обстановку.

Его мысли прервал разрыв снаряда. Похоже, рвануло совсем близко от посольства или даже на его территории. Дрогнул под ногами бетонный пол, посыпалась пыль, вскрикнула какая-то женщина.

— Спокойно, товарищи, спокойно, — послышался впереди уверенный голос Погосова.

Он проводил совещание в самом большом помещении бункера, стоя за небольшим столом с несколькими керосиновыми фонарями, вокруг, прислонившись к кроватям и стенам, тесно, как сельди в бочках, стояли сотрудники, свободные от обязательных дежурств.

Шаров подошел и стал, как обычно, рядом с послом. Он успел к самому началу.

— В Кабул вошёл Шах Масуд и просочились мелкие группы хазарейцев. В городе стычки, перестрелки, анархия. Ночью стреляли прямо у нас под забором.

Погосов взглянул на Шарова, будто ожидая от него пояснений и уточнений, но тот только кивнул.

— Надо быть готовыми ко всему. И выполнять все поступающие указания. Имейте в виду, — голос посла окреп, над бровями чётко обозначились морщины, — гражданская война дошла уже до Кабула. Хаос, кровопролитие — неизбежны. Поэтому очень важна дисциплина.