Виктор Степанычев - По прозвищу Викинг Страница 33

Викинг попытался подвести итог своим размышлениям, но у него абсолютно ничего не получилось. Четкой и реальной картины не складывалось. Были только предположения. С этими блуждающими мыслями он, утомленный событиями прошедших суток, неожиданно для себя заснул.

Организм автоматически среагировал на изменение обстановки и мгновенно вывел Викинга из состояния сна. Двигатель корабля работал на малых оборотах, и вибрация корпуса почти не ощущалась. Затем раздался рев корабельной сирены. Еле слышное бормотание мотора затихло, послышался плеск волн и громкий стук и лязганье. Судя по звукам, сторожевик швартовался.

Викинг выглянул в иллюминатор и увидел прямо перед собой деревянные сваи, скрепленные поперечными балками, а выше — толстый конец, обматываемый вокруг кнехта. Это было похоже на причал. Он глянул на часы. Их путешествие заняло около часа. Прикинув скорость судна, Вадим удивленно присвистнул: расстояние пройдено немалое. Кстати, его обыскивали перед заточением довольно формально — похлопали ладошками по груди и спине, не найдя даже пластикового удостоверения, а на часы вообще не обратили внимания. Сигареты, правда, нашли и самым бессовестным образом их экспроприировали.

Снаружи доносились неясные возгласы. Вскоре в коридоре послышался топот, металлический звук открываемой двери, женские голоса. Видимо, выводили Надежду и Христу. Потом дошла очередь до него. Трое вооруженных парней появились в прогале распахнутой двери. Один вошел внутрь, а двое остались в коридоре, направив стволы на Викинга. Вошедший, сняв с пояса наручники, на ломаном английском приказал вытянуть перед собой руки. Ничего другого не оставалось, как подчиниться, что он молча и сделал. «Браслеты» щелкнули на запястьях, и Вадим под конвоем отправился наверх, на палубу.

Яркий свет заставил прищурить глаза. Сторожевик стоял, едва заметно покачиваясь у причала, в небольшой лагуне. Песчаные, почти белоснежные берега, густая зелень зарослей, над которыми высились великаны-пальмы. На причале, чуть в стороне, под охраной вооруженных людей, стояли Надежда и Христа. Если девушка выглядела просто испуганной, то лицо бравого следователя Генпрокуратуры было к тому же и донельзя бледным. Похоже, ко всем ее несчастьям прибавилась еще и морская болезнь.

Викинга подтолкнули стволом в спину. Он не торопясь пошагал к трапу, осматриваясь по сторонам. Сквозь густую и сочную зелень проглянула черепичная крыша какого-то строения. От причала в этом направлении брала начало мощенная красным камнем дорожка. Слева в дальнем конце лагуны торчала невысокая башня с узкими горизонтальными окнами, удивительно похожими на бойницы. Сооружение явно смахивало на ДОТ.

На причале перед седым лейтенантом стоял строй вооруженных людей. Викинг узнал среди них пару лиц, участвовавших в захвате катера. Несмотря на внешнюю видимость, признать в увиденном организацию, а тем паче штатовскую военную базу, он не мог. Это больше походило на районную художественную самодеятельность — от сельской оторвались, к городской еще не пришли, — однако конкретные выводы в голове пока не созревали. Конкретными были только ствол за спиной и наручники на запястьях.

Сойдя по трапу, Викинг остановился за спиной седого. Тот властно, короткими фразами отдавал распоряжения о разгрузке судна, усилении охраны и немедленном вызове на берег какого-то Аламейды. Лишь после этого он обратил свое внимание на пленников. Викинг без особых усилий и напряжения выдержал суровый взгляд, соорудив на лице доброжелательную и невинную гримасу с небольшим оттенком иронии.

Реакция седого не заставила себя долго ждать. Похоже, с нервами у лейтенанта было не все в порядке. Он яростно заскрипел зубами, и физиономия его налилась кровью. И далее, вполне ожидаемо, седой разразился громкими ругательствами по поводу красных, коммунистической заразы, шпионов и грязных «Чарли». Как помнил Вадим, так американцы называли вьетконговцев, воевавших с ними в шестидесятые годы во Вьетнаме.

Эта тирада вызывала сомнения уже не в расшатанных нервах бравого вояки, а в его психике и ориентации во времени. Речь наводила на ассоциации со славным периодом «железного занавеса», сенатором Маккарти и его «охотой на ведьм». Викинг решил не тревожить зверя и сделал каменное лицо, вытянувшись по стойке «смирно», глядя прямо перед собой. Бурный поток ругательств потихоньку иссяк, тем более что на сцене появилось новое действующее лицо идиотского фарса, разворачивающегося перед ними.

На причал раскачивающейся походкой орангутанга зашел тип такого же обезьяньего непотребного обличия, в неизменном, но очень грязном камуфляже. В его руках был устрашающего вида кнут, который смотрелся лишним, так как одни только внешние данные этого человека отбивали всякое желание ему перечить. Он подошел к седому и сделал попытку выпрямить спину и колени, что могло изображать выражение почтения к начальству.

Тот в ответ только прорычал, указывая пальцем на стоящих пленников:

— Аламейда! Немедленно отправь этих ублюдков в тюрьму. Они являются военнопленными, поэтому содержание их до суда должно соответствовать данному статусу.

На лице орангутанга промелькнуло выражение явно садистского сожаления. Седой продолжил свой рык:

— Содержать в камере на общих основаниях с политическими заключенными. Их судьбу, в соответствии с результатами расследования, решит военно-полевой суд. Следствие поручаю провести сэру Элиасу. Материалы представить мне завтра к полудню. Тебе все понятно?

Аламейда неожиданно приятным голосом бодро отчеканил:

— Так точно, сэр!

Седой, круто развернувшись на каблуках, пошел прочь. Викинга подтолкнули в спину, и он направился к своим спутницам. Бледность заливала лицо уже не только Надежды, но и относительно бодрой до этого Христы. Вряд ли они в полной мере поняли смысл сказанного, но тон речи и типаж исполнителей разыгравшейся сцены поверг их в шок. Викинг за себя не переживал. Его угнетала невозможность защитить женщин.

Зверообразный Аламейда мрачно оглядел пленников. Трудно было определить, какое впечатление они произвели на него и что за мысли гнездятся в мозгах, укрытых за узким неандертальским лбом. Он ничего не сказал, а только хлопнул себя кнутовищем по бедру и грузно пошагал к сходням причала. Их окружили четверо вооруженных охранников и повели следом. Было видно, что данная процедура не является для них чем-то новым.

Дорога, мощенная красным камнем, пролегала в тенистых зарослях. Она была настолько широкой, что на ней могли разъехаться две легковые машины. Солнце почти не проникало сквозь ветви. Где-то вверху щебетали птицы, а шум океана становился тише с каждым пройденным шагом. Викинг подумал, что их ведут к дому, крышу которого он заметил с палубы, но метров через сто пятьдесят процессия свернула с дороги вправо и по более узкой грунтовке очень скоро оказалась на просторной поляне, на которой стояли построенные в виде буквы "П" одноэтажные строения из того же красного камня, которым была вымощена дорога.

Не менее десятка металлических дверей смотрели темными квадратами на прибывших пленников.

Вышки по углам зданий, толстые решетки на окнах не оставляли сомнений, что заведение является местной тюрьмой. Оглядевшись по сторонам, Викинг окончательно понял, что данное место не имеет никакого отношения к официальным органам власти.

Любые тюрьмы содержат два вида заключенных: непосредственно самих пленников и тех, кто их охраняет. Если людей на сторожевике еще как-то можно было отнести к категории военнослужащих, то первые встреченные ими субъекты, тащившие за связанные руки полуголого и изможденного человека, отличались от него только грязной и помятой одеждой.

Прямо посередине поляны стояло деревянное сооружение, похожее на эшафот, а рядом с ним — высокий библейский крест для распятия грешников. Он не пустовал.

Под палящими лучами солнца, подходившего к зениту, на нем висело недвижное тело мужчины.

Становилось совершенно ясно, что никакого государства за этим не стоит, а царит полный беспредел. Оставалось только разобраться в странном присутствии в этом бардаке штатовской символики и политизированных речей седого. Ох, если бы не дамский вагон, прицепленный к нему, прогулялся бы он по этим заповедным местам. Викинг начал догадываться, что они попали в руки местечкового самодура.

Он оглянулся на стоящего рядом Аламейду. Тот скалился жуткой улыбкой, наслаждаясь произведенным на пленников эффектом. Надежда и Христа стояли, прижавшись друг к другу, с ужасом глядя на открывшуюся перед ними картину. Викинг не выдержал и произнес по-русски:

— Ну, ты и козлище! Как бы я тебе рога-то сейчас отшиб.

По реакции Аламейды было видно, что тот прекрасно понял интернационально-вызывающий тон реплики. Он резко, без замаха, нанес сильнейший удар черенком кнута в солнечное сплетение пленника. Викинг автоматически, в самый момент соприкосновения кнутовища с телом, резко втянул живот, напряг мышцы и согнулся якобы от боли. Бьющему кажется, что его удар достиг цели. Викинг ждал следующего удара уже сверху, чтобы Аламейда достойно завершил начатое, однако услышал только короткую и гневную речь. В ней говорилось о милосердии сэра Генри, который слишком мягко относится к негодяям. Однако он, Аламейда, дождется своего часа, и тогда пленник узнает, что такое ад на земле.