Гарольд Койл - Крещение огнем Страница 33

Неожиданное появление Аламана застало всех троих врас­плох. Увидев возникшего перед ним хозяина, начальник охраны поспешил встать. Подойдя к свободному краю стола, тот спро­сил, могут ли они уделить ему время. С уверенным видом, от которого он казался выше, чем был на самом деле, Эктор огля­дел всех троих. Наемники, смекнув, что у него есть какое-то предложение, молчали.

—     Если верить тем новостям, которые передают по радио, — начал он, — при нынешнем режиме у меня нет никаких шансов возобновить свою деятельность в Мехико. Как видно, у военных есть власть и никакой жизнеспособной оппозиции. Вдобавок, Совет тринадцати получил большую поддержку и у средних сло­ев населения, и у бедноты. Похоже, программа Совета — при­ступить к немедленным и решительным действиям против кор­румпированных чиновников и государственных служащих, по­ощряя народ помогать ему обнаруживать и вылавливать этих чиновников — завладела воображением людей. Наконец-то чер­ни представилась возможность излить свое недовольство прави­тельством, которое так долго помыкало и пренебрегало ею, со­здавая нам удобное поле деятельности.

Аламан начал ходить вокруг стола. Мексиканец, которого всегда захватывала история сказочного успеха его патрона, сле­дил за каждым движением хозяина и ловил каждое его слово. Чайлдресс с Лефлером, наоборот, не переставали гадать, куда клонит эль Дуэньо. Оба время от времени обменивались недо­уменными взглядами, слушая Аламана.

—     В создавшихся обстоятельствах, — продолжал Аламан, — мы четверо и горстка охранников бессильны что-либо сделать, чтобы сместить новое правительство или изменить его политику изнутри. Сложившаяся атмосфера, — для пущего драматическо­го эффекта он сделал паузу и поднял правую руку, — на этот раз не благоприятствует нам. Но это не значит, что все потеря­но. — Заключая свое туманное вступление, Аламан произнес: — Сумей кто-то свергнуть новый режим, все снова могло бы вернуться на круги своя. И от нас, от нас четверых, многое зависит.

Пока Аламан говорил, Делапос то и дело одобрительно кивал. Он понимал его как мексиканец мексиканца. Чайдцресс слушал с непроницаемым лицом: он знал, что яблоко созрело и вот-вот упадет. Лефлер, которому, как и Чайдцрессу, не терпелось услы­шать, что же скажет Аламан, изображал полное отсутствие ин­тереса. Когда Аламан снова замолчал, все трое переглянулись, потом уставились на хозяина. Как старший из них и человек, наиболее преданный Аламану, начальник охраны задал вопрос, который был на уме у каждого:

—     И что же, сеньор Аламан, мы, по-вашему, должны для это­го сделать?

Лицо Аламана озарилось улыбкой, и он прошептал проник­новенным голосом, будто творя молитву в главном городском соборе:

—     Американцы, друзья мои, за нас все сделают американцы. В них наше спасение.

До Чайлдресса и Лефлера смысл сказанного Аламаном до­шел, но они приготовились услышать что-то более захватываю­щее: план убийства или подкупа. И только мексиканец мигом понял все. Он стремительно вскочил на ноги и обнял Аламана:

—     Блестяще, сеньор! Просто блестяще!

Глава 8

Сохранить себя и уничтожить противника — вот первейший закон войны.

Мао Цзэдун

В это утро все пребывали в состоянии апатии. Даже вентиля­торам, которые лениво, вполсилы вращались под потолком, ка­залось, не хватало энергии.

Монотонное бормотание очередного свидетеля, дающего за­ранее подготовленные показания, напоминало Эду Льюису неис­правную люминесцентную лампу, надоедливей гул которой быс­тро начинает действовать на нервы. Свидетель, мелкая сошка из аппарата ЦРУ, казался не более выразительным, чем белая оштукатуренная стена. На нем были темно-ісиний костюм-тройка, белая сорочка и узкий красный галстук с дурацким узором, на­поминавшим мелкие груши. Узкий лоб, украшенный залысина­ми, круглые очки в роговой оправе... Его лицо не отличалось от лиц бюрократов, которых каждый день можно встретить на ули­цах столицы. Эд сразу понял: этот свидетель будет одинаково удобен для аудиторской проверки Международного Красного Кре­ста, бракоразводного процесса или заседания, рассматривающе­го уголовное дело. На миг ему захотелось, чтобы ЦРУ, из уваже­ния к приличиям, послало для чтения подготовленных показа­ний какую-нибудь хорошенькую женщину, как это делали более современные конторы. Со вкусом одетая красивая женщина, по крайней мере, дала бы возможность отвлечься от нудной, изну­рительной обязанности терпеливо слушать эту околесицу, что­бы, в свою очередь, вопросами буквально разорвать свидетеля на куски. "Но, — сетовал про себя Льюис, — сегодня мне не повезло, поэтому остается одно — с тоской наблюдать, как этот клоун из ЦРУ все бубнит и бубнит свое"

Как и большинство других, заранее подготовленных показа­ний, эти излагались с "жаром", который прекрасно сочетался медленным, монотонным кружением вентиляторов под потол­ком. Они были напичканы ненужными подробностями, нашпи­гованы преувеличениями — словом, на девяносто процентов яв­ляли собой первосортную, одобренную правительством чушь собачью. Тем не менее, Эд Льюис внимательно слушал, потому что знал: стопроцентной собачьей чуши не бывает. Где-то среди обилия произносимых свидетелем слов скрывается идея, зерно истины, правдивая и содержательная мысль. И задача Льюиса и других членов Комитета Палаты представителей по делам раз­ведки в том и заключалась, чтобы поймать несколько таких дра­гоценных мыслей, пока они жужжат, кружат по залу, а потом, во время допроса, пригвоздить свидетеля намертво.

Но вероятность того, что это случится сегодня, казалась весь­ма сомнительной, и свидетель, похоже, это знал. И уж, конечно, знало его начальство; вот почему на встречу с Комитетом Кон­гресса был отправлен сравнительно мелкий чиновник. Сейчас, когда ожидался летний перерыв в слушаниях, Эду, настаивавше­му на немедленном обсуждении кризиса в Мексике, приходи­лось бороться с явным стремлением конгрессменов свернуть или отложить все дела, которые могли вынудить их задержаться в Вашингтоне. Сопротивление со всех сторон, включая и жалобы его собственных сотрудников, грозило тем, что дело будет отло­жено до октября, когда Конгресс соберется снова. И только угрозами и тщательно сформулированными ответами прессе Льюису удалось убедить своих коллег по Комитету провести пред­варительные слушания на тему: "Почему американской разведке не удалрсь предсказать недавние события в Мексике". В пред­выборный год, когда все поставлено на карту, для человека, ко­торый дорожит своим постом, было бы последним делом произ­вести впечатление, что он пренебрегает своими обязанностями, особенно если речь идет о текущем кризисе.

Убаюканные бесцветным изложением подготовленных пока­заний, конгрессмены слушали невнимательно, и им потребова­лось несколько секунд, чтобы понять: представитель ЦРУ закон­чил свою речь. В зале раздался скрип кресел и шорох бумаг: члены Палаты внутренне собирались, готовясь приступить к ра­боте. Когда председатель Комитета наконец поднялся и загово­рил, его голос и слова свидетельствовали об отсутствии интере­са и сосредоточенности. Даже вопросы его были поверхностны.

Свидетель, сидя перед членами Комитета, смотрел на них сквозь большие круглые очки в роговой оправе. Сложив руки на столе, он отвечал на каждый вопрос председателя шаблонной фразой, которая была столь же бессодержательна и уклончива, сколь предсказуема. Порой Эд с трудом улавливал суть того, что сказано в ответ на конкретно поставленный вопрос. Однако ник­то, похоже, не возражал. Все шло своим чередом. Как винтики, колесики и зубчатые передачи сложного механизма, слушания Конгресса шли медленно, но верно.

Когда пришла очередь Льюиса задавать вопросы, он не спе­шил начинать. Оглядев своих коллег, потом свидетеля, он не­сколько секунд обдумывал, как поступить. С одной стороны, он мог, следуя примеру остальных, ограничиться тривиальными вопросами, и слушания закончатся вовремя, гладко и ко всеоб­щему удовольствию. Или же он мог, как подсказывал ему ин­стинкт, взять свидетеля за горло. Выбрав второй вариант, он обеспечит себе внимание средств массовой информации, но на­влечет на себя гнев коллег — членов Комитета, которые хотели бы поскорее уйти с заседания и, как знать, быть может, даст понять кое-кому в разведывательных кругах, что, проявив в Мек­сике нерадивость, они не уйдут от наказания.