Михаил Серегин - К строевой - годен! Страница 34

– Да кому ты на хер сдался, – бурчал довольный Простаков, облокачиваясь на подвернувшегося под руку рядового.

– Не трогай меня, здоровый, – выкрутился Заботин и побежал к Бабе Варе. – Душара, давай снимай его! – Дембельский приблудень пользовался возможностью заслужить благодарность от старослужащих. Они его не обижают никогда, разве порой попросят достать сигаретку там или мясца из столовой.

– Я лошадь держу, – спокойно возражал Бабочкин, стараясь успокаивать не на шутку разволновавшегося Резвого.

К Простакову подошел Мудрецкий и тоже попросил о помощи.

– Нам коня вернуть надо. Ты бы пошел остановил его.

– Вы приказываете, товарищ лейтенант?

– Приказываю? – задумался Мудрецкий.

– А тогда ну его, пусть покатается.

Юра не питал к Агапову высоких чувств.

– Да пусть.

Тем временем залегший на спине животины дембель продолжал выть, выводя из себя в целом спокойную лошадку. Одновременно и животина заводилась от его воплей, все сильнее передавая нервное возбуждение седоку. Напряжение росло, как скатывающаяся с гор лавина.

– Духи, быстрее, быстрее кто-нибудь! Твари паскудные, гады подлые!!!

Предчувствуя неотвратимое, Баба Варя просил дембеля:

– Помолчите, помолчите, товарищ старший сержант.

– Пошел ты...

Бабочкин вспомнил, что до армии он был человеком, и безропотно согласился, выпустив из рук поводья.

Резвому теперь осталось только сбросить горлопана – и он свободен. Лошадь сделала пару шагов вперед. Живое заходило под Агаповым, и он стал сползать на сторону. Стараясь не допустить падения, сержант покрепче сжал ногами бока лошади.

Конь перешел на шаг. Солдаты благоразумно расступились.

– Остановись, лошадка, остановись, пожалуйста, – просил тихо Агапов.

И конь встал.

Отдышавшись, наездник решил предпринять попытку слезть самостоятельно. Первым делом надо сесть. Он стал потихоньку выпрямляться. У него получилось. Сидя на коне, дембель гордо обвел взглядом всех стоящих на земле и басовито произнес:

– Сыны.

После чего развязно так похлопал лошадь по спине. Резвый воспринял «сыны» – как «но», а похлопывание как одобрение и снова пошел. Не прогнув вовремя спину, Агапов тут же потерял равновесие и, наклонившись вперед, заорал:

– Ты остановишься сегодня, сука, или нет!

– Скорее не сука, а конь, – снова возник Фрол со своим твердым средним образованием.

– Да мне по херу, кто это! Стой, блин!

Но лошадь – не дух, ей не прикажешь.

Резвый взял с места в галоп. Стоящие на пути лошади солдаты отпрянули в стороны. Баба Варя бросился следом за Резвым, а тот все ускорялся, так как наездник запустил с перепугу руки в его гриву и больно драл волосы.

– Стой! – Бабочкин бежал следом. Лошадь неслась прямо на освещенное фонарями заграждение из колючей проволоки и неминуемо должна была отвернуть. Не вконец же обезумела.

Агапов видел стремительно приближающуюся колючку и выл во всю глотку:

– Нет! Не надо!

Баба Варя бросился наперерез. Действительно лошадь отвернула и тем самым позволила маленькому и ловкому укротителю вцепиться в поводья и повиснуть на них. Резвый встал как вкопанный, несколько развернувшись на месте. Седок по инерции оторвался от жеребца и, перекувырнувшись через его голову, полетел прямо на оказавшегося поблизости Простакова, также предпринявшего попытку достать животину. Ему было жалко лошадку, если она пострадает из-за надушенного всяким говном сержанта.

– Лови! – орал Агапов, успев перекувырнуться в воздухе через голову. Он летел, растопырив руки в стороны, словно птица, и орал.

– Не смогу, – Леха отстранился, и дембель влетел мордой в канистру.

Бзден-н-н-нь!

Лошадь совершила полный круг.

– А-а-а-а! – стонал сержант.

– Чего ты? – не понимал Леха. – Ничего же не хрустнуло.

– Сволочи, скоты, падлы! – выл Агапов.

Баба Варя ждал казни. Но обошлось, так как к лежащей на земле канистре подбежал Кикимор и издевательски пнул ее ногой.

Бзден-н-н-нь!

– Как башка, французский пидрила?! Накатался?!

«Ваше благородие» медленно встал на ноги.

– Молчи, Кикимор. Как же мне херово! Херово! Забота! Чаю!

– Где же я раздобуду? – вяло возразил слоник. Но тут же понял, как он не прав.

– Бегом, воин, – Агапов продолжал охать.

Бабочкин кое-как успокоил животину. Больше желающих прокатнуться не оказалось.

Резвый, видимо, в силу житейской мудрости, не переживал по поводу свалившейся на него ночной работы и на радость всему взводу безропотно принялся за свое конское дело.

Простаков снова первым выдал борозду. Его сменил крепкий сержант Батраков. Рядом под чутким надзором Кикимора шли Багор с Замором с фонарями в руках. Они добавляли света к тому, что давали автомобильные фары. Выходило вполне сносно.

Коня под уздцы вел Бабочкин. Он шагал впереди конской морды с гордо поднятой головой. Хотя в полумраке никто и не мог заметить его важной поступи, солдат наслаждался собственной значимостью. Да если бы не он, разве сейчас работа шла бы так энергично! Кто бы с конем управлялся? Некому.

Мудрецкий разбил всех свободных людей на две бригады и приказал заняться столбами. Солдаты расчистили яму под столб. Получилось метра полтора вниз. Мудрецкий посчитал глубину вполне достаточной и, махнув рукой, дал команду устанавливать тяжеленный железобетонный столб. Если бы он не был полым внутри, им бы его ни за какие коврижки не свернуть, а так, на ломах, пошел. Направив нижний, более массивный конец в яму, разом подняли семиметровое чудо за другой и стали втыкать. Прямо эротика какая-то, а не установка столба. Края у ямы после чистки получились широкими. Поэтому заблаговременно набрали кирпичей, чтобы набить ими пустоты и не дать столбу раскачиваться.

Бабочкин вдвоем с Резвым размеренно шагали, приближаясь к группе, возвращающей на место монумент. Резвый покосился на поднимаемый столб. По мышцам его пробежала судорога. На мгновение он остановился. Идущий за плугом ефрейтор Петрушевский остановился тоже.

– Пошли-пошли, – спокойно попросил Баба Варя, и конь двинулся навстречу встающему с земли столбу.

Наступил самый критический момент. Солдатам необходимо было одному за другим перенести нагрузку с рук и спины на плечи, чтобы толкать столб дальше вверх.

– Осторожно! Осторожно! – метался вокруг подчиненных лейтенант. – Разом!

У Простакова на лбу повздувались вены, он вкладывал сейчас в работу всю имеющуюся у него дурь. Кряхтел Резинкин. Тужился Фрол, стоя рядом и переживая за удачный исход дела.

Столб медленно лез вверх, затем его конец заскользил вниз, в яму, и стало ясно, что с задачей они справились. Железобетонная конструкция продолжала опускаться. И тут-то надо было помедленнее, помедленнее, не толкать, чтоб сама, полегонечку, чтоб не сыграла. А молодые на радостях толкнули тяжесть от себя. Столб прошел верхнюю точку и стал падать в противоположную сторону, прямо на лошадиную голову.

Огромный карий глаз жеребца уловил движение. Что-то темное и большое неслось на него сверху. Столб не упал, он просто наклонился в противоположную от солдат сторону, как раз на уже восстановленную ограду с колючкой, но Резвый не видел этого. Оправдывая свою кличку, животина рванула так, что Бабочкин отлетел в сторону, а у Петрушевского плуг вылетел из рук. Спасая собственную голову от возможного удара, лошадь понеслась вперед с испуганным ржанием и потащила за собой плуг.

В те же самые мгновения еще одно отделение начало подъем второго столба. Фары стоящего недалеко «ЗИЛа» не могли хорошо осветить весь фронт работ. Конь несся туда, где, по его мнению, никого не было.

Дед Женя как раз начал выпрямлять руки, толкая вверх доставшийся ему участок бетонного бревнышка. Он уже начинал радоваться тому, что они тоже, почти одновременно с бригадой, неформально возглавляемой не лейтенантом, а Кикимором, воткнут эту дуру на место.

И тут сзади он услышал русские народные слова, шум, испуганный крик Бабы Вари и топот копыт. И еще какой-то металлический лязг.

Кто-то заорал:

– Мужики, шухарись!

Начавшие подъем тяжеленной конструкции солдаты дрогнули. Все ждали команды от Батракова, не решаясь самостоятельно бросить ствол. А он стоял в тени. Его не было видно. По нелепой случайности дед Женя попал в затемненный участок. Он почти разогнул руки, когда раздались крики. Одними губами он закричал:

– Бросай!

Дед таращил глаза, стараясь увидеть всех сразу и одновременно сообразить, что же происходит. Стоя спиной к происходящему, о сути дела он мог только догадываться. Топот копыт приближался. Наконец команда вырвалась из его горла. Тут конь врезался в него, и деда отбросило в сторону. Пролетая над землей, он слышал крики, потом какой-то треск. Приземлился он лицом во что-то мягкое, теплое и ужасно вонючее.

Вытирая с лица наследство Резвого, сержант поднялся и подошел к стоящим кружком сослуживцам.