Дмитрий Черкасов - Парижский десант Посейдона Страница 34

В следующее мгновение Соломон понял, чем ему не нравится остров. Остров подразумевает воду, много воды. А с водой у них связаны слишком неприятные воспоминания.

То же самое пришло в голову и Сережке, но он не сумел это сформулировать.

Майор Жаворонок потеребил воротничок, дернул шеей. Ему не хватало воздуха, в животе образовалась воронка, куда стремительно засасывало все его внутреннее существо. Он ждал уже полтора часа, не меняя позы; не менял позы и адъютант, сидевший за столом и что-то неспешно строчивший. Холодное богатство вокруг – сплошные кожа, карельская береза и дуб – дышало смертью. Майору было нечего бояться, все шло прекрасно, как было задумано, но страх в этих стенах не нуждался в причине.

Резкий телефонный звонок прозвучал для него как выстрел. Адъютант отложил перо, снял трубку, ответил: «Есть», вышел из-за стола и распахнул дверь:

– Прошу, товарищ майор.

Желудочная воронка всосала остатки живого, оставив лишь ледяной разум послушного робота. Чеканя шаг, Жаворонок вошел в кабинет и, щелкнув каблуками, остановился в пяти шагах от огромного стола. За столом сидел полный лысый человек в пенсне. Не обращая внимания на майора, почтительно доложившего о своем прибытии, он перелистывал бумаги и прихлебывал чай из стакана в серебряном подстаканнике. Всякий раз, когда человек брался за стакан, звякала невынутая ложечка. Жаворонок сосредоточился на плачущем ломтике лимона.

– Докладывайте, – негромко произнес толстяк, не поднимая глаз.

– Лаврентий Павлович, все готово – в соответствии с вашими распоряжениями. Дети прошли медицинское обследование и на сегодняшний день признаны абсолютно здоровыми, если не принимать в расчет понятного истощения.

– Какие же они здоровые, если истощены? – возразил тот, аккуратно поставил подпись, отодвинул папку и впился цепким взглядом в майора. – Почему мы не должны принимать это в расчет?

– Лаврентий Павлович, мы исправляем ситуацию. Но это дело не одного дня. Медики считают, что нынешнее состояние объектов вполне удовлетворительное и позволяет приступить к решению поставленных задач.

– А сами вы как считаете?

Жаворонок смешался:

– Лаврентий Павлович, вопросы физического здоровья совсем не в моей компетенции...

– А когда они сдохнут, вы начнете кивать друг на друга, – понимающе усмехнулся Берия. – Но это вас не спасет. Вся бригада отправится под трибунал.

Майор с величайшим усилием взял себя в руки.

– Товарищ Берия, я гарантирую что подростки здоровы, – сказал он твердо.

Хозяин кабинета улыбнулся довольной улыбкой:

– Вот теперь я слышу не детский лепет, а ответственную речь зрелого мужа. Что говорят микробиологи, товарищ Жаворонок?

Майор тоже ощутил удовольствие от того, что имеет возможность сообщить о чем-то важном:

– Они разводят руками, Лаврентий Павлович. В ходе перекрестного облучения подопытных и возбудителей немцы действительно создали совершенно новые виды микроорганизмов. Вернее, возбудители вызывают те же заболевания, что и прежде, но абсолютно устойчивы к новейшим препаратам – я говорю об антибиотиках. Они чрезвычайно агрессивны, и в опытах на животных показано, что соответствующие болезни протекают намного быстрее и тяжелее.

– Почему же выжили эти двое? – с неподдельным интересом спросил Берия.

– Во-первых, у них очень мощный иммунитет. Во-вторых, последнее поколение бактерий на них попросту не испытывалось... Подробный медико-биологический отчет будет отправлен вам сегодня вечером.

Берия похрустел пальцами:

– Пусть ваши умники напишут попроще, чтобы мы здесь, люди простые, поняли.

– Так точно, Лаврентий Павлович.

...Лаврентий Павлович отдавал распоряжения в течение десяти минут. Жаворонок не жаловался на память и мог повторить услышанное слово в слово.

Наконец, Берия отпустил его:

– Свободны, полковник, можете идти.

– Майор, товарищ Берия...

– Полковник, полковник. В Одессе вам крайне признательны. Ступайте.

...Очередная переправа оказалась водной: небольшой военный катер за час с небольшим домчал пассажиров до суши.

Еще издали Соломон и Сережка заметили церковные купола; даже отсюда было видно, что церковные постройки пребывают в упадке, и состояние их неуклонно ухудшается день ото дня.

На берегу бдительность конвоиров немного ослабла: это был остров, и бежать было некуда. Это дало Соломону возможность приостановиться и вцепиться в напрягшуюся руку Остапенко:

– Смотри туда...

Сережка проследил за его пальцем и ощутил дурноту.

Он вовсе не разбирался в кораблях, но этот силуэт узнал бы из тысячи.

В полумиле от берега, окутанный дымкой, стоял на рейде эсминец «Хюгенау».

Глава двадцать четвертая

НОВОЕ КАК ХОРОШО ЗАПОМНИВШЕЕСЯ СТАРОЕ

Остров казался пустынным, нежилым.

За свое недолгое пребывание в монастырских стенах Остапенко и Красавчик лишь раз увидели человека в черной рясе до пят, и то издалека. Их доставили в какое-то старинное здание, на скорую руку переделанное под очередную тюрьму. Там они провели сутки, при них неотлучно находились два вооруженных смершевца. Несколько раз до мальчишек доносился колокольный звон, в котором вопреки ожиданию не было ни одной не то что радостной, но даже обнадеживающей ноты. Правда, Сережка всякий раз, как слышал его, торопливо крестился, с опаской поглядывая на стражей.

Зачем их выдерживали на острове, так и осталось загадкой.

По прошествии времени оба, друг от друга независимо, склонились к мысли об обычной канцелярской неразберихе, помноженной на бестолковщину военного времени. На следующее утро, вскоре после рассвета, их вновь отвели на катер. Настроение у Сережки и Соломона было безнадежным; они почти не отреагировали на тот хорошо предсказуемый факт, что катер взял курс на эсминец.

Лишь когда их отвели в трюм, Сережку пробила крупная дрожь. Но колотило его недолго; в знакомую камеру-палату он входил уже бесстрастно, утратив способность к эмоциональным реакциям.

С Красавчиком творилось то же самое.

На пороге он замешкался, глядя на бурые пятна на полу. Никто не позаботился отмыть кровь Иоахима фон Месснера. Однако стальной брус сидел на месте и был присобачен на совесть; с первого взгляда становилось ясно, что никаким крестом, тем более нательным, его больше не возьмешь.

Их приковали и вышли, наглухо задраив дверь.

– Давай убьемся, – предложил Красавчик.

– А? – Сережка непонимающе взглянул на него. Соломон тут же пожалел о сказанном.

Не этого хотел от него Бог.

Он почти физически ощутил, как злая сила, пропитавшая эсминец, очнулась от дремоты и сгущается, наводит его на преступные мысли. Сережка казался более равнодушным. Он уяснил смысл сказанного и тупо уставился на кровавые брызги.

– Давай, – согласился он негромко. – Только как? Бошки расшибить?

– Забудь, – недовольно велел ему Соломон.

Он помнил окружающую обстановку так хорошо, что мог бы с закрытыми глазами описать каждый квадратный сантиметр «палаты», однако начал осматриваться в поисках упущенного – любой ерунды, способной вывести их на волю. Прищурился на брус, примерил его к черепу свежеиспеченного полковника Жаворонка.

Остапенко проследил за его взглядом.

– Второй раз не выйдет.

Соломон ничего не ответил, дернул ногой, цепь звякнула.

– Не понимаю, зачем они воюют, – пробормотал он.

– Кто? – не понял Сережка.

– Наши с фрицами, – слово «наши» Красавчик презрительно выделил, словно заключил в кавычки. – Им бы поладить друг с дружкой и крошить остальных... И ведь поладили уже!

– Чего ты врешь-то, – недоверчиво произнес Сережка. – Когда это они поладили?

– Забыл уже? Во всех газетах было, руки пожимали. На учения катались друг к другу. Паулюс вообще у нас учился. Или Гудериан? Забыл, черт...

– Кто? – Сережка наморщил лоб.

Красавчик махнул на него рукой:

– Что с тобой говорить, деревня темная...

Вскоре им принесли обед – куда как более питательный, чем бывает на флоте. Сережка и Соломон были по-прежнему изрядно истощены, однако вид пищи начинал внушать им отвращение и страх.

«Санитары» явились без защитных костюмов, но ребят это не обмануло. Они догадывались, что пока идет подготовка, и знали, что со дня на день увидят знакомую прорезиненную харю. А кто именно за такой харей скрывается – немец или русский – в сущности все равно.

* * *

Жаворонок собрал подчиненных в кают-компании.

Еще одно дежавю.

Дьявол его знает, как оно получилось, но собравшиеся даже расселись в том же порядке, в каком не так давно сидели подручные Месснера и сам Месснер. Демон, взявший власть над «Хюгенау», похоже, не отличался избытком фантазии.

Речь полковника по содержанию тоже не особенно отличалась от выступления его предшественника.

– Партия и правительство, – привычно начал Жаворонок, – по личному указанию товарища Сталина поручили нам с вами, товарищи, ответственное задание исключительной государственной важности...