Леонид Словин - Отстрел Страница 35

— И на старуху бывает проруха.

— В ванной на полке йод…

Рэкетир — светловолосый, в камуфляже, в туристических ботинках — был похож на свою юношескую фотографию, которую Рэмбо видел в гостиной Мадам. У него было чуть асимметричное лицо, крупный, с перебитой спинкой нос.

«Плата…»

До того, как погас свет, он сидел перед телевизором с книгой.

—Да ладно… — Рэмбо только поежился.

Как президент ассоциации, он мог не идти первым в группе захвата, но тогда он не был бы Рэмбо. Все обошлось. Рэкетир оказался вооруженным. Рэмбо разрядил отобранный в схватке «ТТ», ссыпал в ладонь патроны. Бросил в угол. Из второй комнаты уже вели Рахмона-бобо. Худой плешивый старик — пиджак на голое тело, трусы, ноги тонкие, как у ребенка… Он таращился на вломившися в квартиру людей. Рот старика был прихвачен липкой лентой.

— Сними скотч! Только аккуратно…

— Это не я… — Плата выпрямился. — Можете у него спросить. Правда, дед?

Старик расплакался.

— В себя никак не придет…

— Рахмон-бобо, мы друзья Неерии, Нисана. Сейчас мы отправим вас домой… — Рэмбо распорядился: — Пленнику помочь одеться. Умыть. Андрей, ты отвезешь, бери машину…

Рэмбо заглянул на обложку книги, которую до их появления читал Плата.

«У. Сомерсет Моэм. „Каталина“. „Головка варит…“

—С тобой мы должны поговорить…

Рэмбо кивнул хозяину в сторону кухни. Там было по-спартански скромно: холодильник, стол, четыре табуретки.

—Меня называют Рэмбо… — Они сели. — Был такой мужик.

— Плата.

— Мы были у тебя дома.

— Я знаю… — Плата показал на телефон.

— Мать звонила?

— Отец.

В квартире пахло парашей.

— Давай по делу. Рахмон-бобо…

— Мне его привезли… — Плата и в самом деле настроился сдать всех. Он был в руках Рэмбо: заложник был освобожден у него в доме. — Мансур и Шайба. Шайба прятал его у себя в гараже… Дальше туман.

— Что именно?

— Шайба не звонит. Я связываюсь с его отцом каждую пару часов.

— Отец Шайбы не говорил о звонках.

— Он не такой простой!..

— Он был в курсе?

— Я думаю, он отвозил записку насчет выкупа… — Плата счел нужным объяснить: — Нас с Шайбой поставили на счетчик…

Рэмбо начал понимать:

— Ампула, которую Шайба продал…

— Ему ее дали. Через меня и Мансура. Вместо ширева там оказалась вода. Короче, подставили. А потом еще поставили на счетчик. Сегодня на счетчике пятьдесят тысяч баксов…

— А кто подставил?

— «Рыбацкий банк». Дурь от них! Чтобы расплатиться, Мансур и Шайба взяли старика. Я попал краем. Как секьюрити службы безопасности «Рыбацкого банка». Сейчас я оттуда ушел в Фонд…

— Фонд? — Рэмбо вспомнил лондонскую кассету.

— Фонд психологической помощи Галдера. Это какой-то психолог…

— А это при чем?

— Позволяет уходить от налога. В действительности это охранная структура.

— Чья?

— Мой непосредственный шеф — Кудим…

— А фамилия?

— У него их много.

— А заказы?

— Любые.

Рэмбо понял. Варнава говорил в Лондоне именно об этой охранной фирме, в действительности — законспирированной организации киллеров.

За стеной открывались и закрывались ящики, поскрипывал паркет. Игумнов проводил несанкционированный прокурором обыск — второй за сутки.

Устранившись на деле от участия в черных арбитражах, государство не отменило сами разборки.

Плата оказался предусмотрительным: он знал партнеров и заранее готовился к тому, что их отношения окажутся непростыми.

Под подоконником во второй комнате был оборудован тайник со всякого рода компроматами на «Рыбацкий банк». Игумнов успел просмотреть бумаги. Копии бухгалтерских документов, частные записки служащих. Был тут и годовой баланс, и декларация, поданная в налоговое управление… На одну из платежек он обратил внимание. «Рыбацкий банк» оплатил услуги Фонда психологической помощи. Сумма была грошовой — ни одна фирма не могла бы существовать, оказывая их по таким ценам.

«Основные деньги переданы черным налом. В руку…»

Любопытен был адрес.

«Томилино… улица… дом…»

Игумнов набрал номер дежурного секьюрити «Лайнса»:

—Срочно пробей…

Тот тут же отзвонил. «Рыбацкий банк» оплачивал так называемую психологическую поддержку, а в действительности охрану главного бухгалтера «Дромита»! Самая большая находка, однако, ожидала Игумнова в стиральной машине, среди грязного белья…

Новый хрустящий бумажник.

Игумнов передал находку Рэмбо.

Портмоне было с фокусом. Открывалось с двух сторон. Какая-то бумага внутри то появлялась, то вновь исчезала, в зависимости от того, какая сторона бумажника оказывалась наверху. Рэмбо знал этот прием. Извлек бумагу. Это была выполненная в цвете ксерокопия чека. «Швейцарский союз банкиров. „Union bank suisses“. Женева, Рю-дю-Роне, 8…»

Он внимательно всмотрелся в графы. Чек был выписан на предъявителя. Фамилия получателя отсутствовала. Сбоку почерком английского двоечника на двух строчках была выведена сумма:

«Three million dollar USA onli…»

«Три миллиона долларов США…»

Фамилия и имя выписавшего его читались как арабские — KAMALHALIFА.

—Откуда у тебя?

Плата ограничился сентенцией:

—Тебя подставляют — ты вынужден отмахнуться. Можно считать, шеф обронил. Я поднял…

Плата хранил огнестрельное оружие и удерживал в квартире заложника. Рэмбо, частный детектив, не имел права штурмовать квартиру — присваивать функции правоохранительного органа. И он пошел на это. В правовом смысле дела обоих были бесперспективны.

«Ни Плата, ни Неерия не обратятся с заявлениями. Тем более, что Нисан не сделал этого сразу после похищения Рахмона-бобо…»

—Я умею быть благодарным… — Плата поднял к Рэмбо асимметричное решительное лицо. — Ты сразу в этом убедишься. Если отпустишь…

Свою помощницу Савельич знал еще пацанкой. МУР занимался группой молодых кидал. Преступления были из привычных в столице, отличались особой, не диктуемой ни обстоятельствами, ни целесообразностью, жестокостью. Действовала молодежь. Девчонок пускали впереди. Они знакомились с иностранцами, шведами или японцами, вели «к себе» — в солидные дома на Арбат или в район Новослободской. Там, в подъезде, уже ждали парни. Ребята были из благополучных семей. В происходящем видели удальство, урок распутникам, забавное времяпрепровождение. На деньги всей компанией шли в ресторан, частично делили. После одного — наиболее дерзкого — нападения всей бригадой махнули на Кавказ, в Джемете. В это время Савельич и занялся ими. Оказалось, о молодых кидалах знали многие. Установить их не составило труда. Преступников арестовали прямо в Джемете. Савельич лично летал за ними. В Москву доставляли порознь — чтобы не сговорились. Савельич прихватил пацанку, она была моложе всех. Рейс то и дело откладывали, вместо вечера улетели на рассвете. В Адлере в ментовке было жарко и полно задержанных. Ночевали с другими пассажирами в аллее. Грабительница, мешая, посапывала на плече. Из-за нее он не мог задремать. Их принимали за отца с дочерью. Никто не знал, что он везет арестованную. Савельич — грубый служака, выпивоха и мент с «прожженным кафтаном», постоянно находящийся под угрозой увольнения, — не забывал преступников, которых он арестовывал. Помогал, чем мог. Он и пацанку не забыл. Девчонка была единственной несовершеннолетней в группе, за вовлечение малолетки в преступную деятельность полагалась дополнительная статья. Савельич постарался всем все объяснить. В результате подельники как один принялись ее отшивать; потерпевшие тоже убоялись ответственности за несовершеннолетнюю…

Она была благодарна. Круг общения ее не изменился. Каждые две-три недели они разговаривали по телефону. Просто уже как добрые знакомые. Савельич был в курсе всего, что происходило в ее окружении.

—Пал Палыча опять задержали на Даниловском. В курсе? — Она позвонила уже вечером, из дому.

Савельев был в курсе. В сейфе лежало несколько бумаг, переданных 85-м, обслуживавшим рынок.

Мастер спорта, «классик», Барон все последнее время работал охранником в ресторане «Туркмения».

—Привели с наркотой. А в ампуле вода вместо ширева… Может, заедешь до работы, Савельич? Поговорим. А я шарлотку поставлю. С антоновкой…

—Слышь, Савельич? — Бутурлин распахнул дверь в кабинет зама. — Там внизу интересный мужик. Остановил патрульную машину, попросил прикурить…

—Бывает. — Заместитель был настроен философски. Бутурлин вернулся к задержанному у Пушки:

—Остановил патруль, а у самого под одеждой зажигалка в виде пистолета. Поручи переговорить. Только аккуратно! Через пару минут приведешь. Я хочу сам расспросить.

С Савельичем в кабинете сидели еще двое, вернувшиеся из мотеля. Все свои. Остальные фильтровали задержанных.

— Документы у него есть?

— Только бумага на английском — телефоны лондонских блядей. Фамилию молчит.