Операция спасения - Сергей Иванович Зверев Страница 35

— Иди за мной, — приказала надзирательница и повернулась к остальным женщинам. — А вы четверо возьмите тело и отнесите к воротам!

Внутри у девушки все сжалось. Она только что видела смерть, не сумела помочь женщине. Да не могла она ей помочь. И сколько смертей Светлана видела до этого! Не счесть. Здесь, в лагере, смерть ходит постоянно и за каждым узником. И сейчас саму Светлану куда-то повели. Все, конец? Ее ждет казнь, и не важно за что. Здесь все готовы к смерти, потому что отсюда нет выхода, отсюда не выходят. Только если через трубу крематория. И как больно оставлять родителей. Она же видела кого-то там, у леса. Она не могла ошибиться. Папа, папочка, прощай…

Ее привели в жилой блок. Светлана шла по брусчатке, топая большими, не по размеру, ботинками. И в такт ее шаркающим шагам билась мысль: все, все, конец, конец. Но надзирательница остановилась возле одного из старых довоенных зданий из красного кирпича, поднялась по ступеням. Светлана поднялась вместе с ней и очутилась в странном помещении, в котором пахло медикаментами. Из коридора двери вели в три комнаты. И надзирательница повела Светлану прямо. Девушка в школе учила немецкий язык, была отличницей, а здесь, в лагере, было много поляков, и интуитивно Светлана старалась скрыть, что она русская. Объясняться по-польски она могла, многое понимала, а чтобы скрыть пробелы в знании языка, решила выдавать себя за дурочку. Хотя надзирателям было наплевать на умственные способности узников, но здесь что-то было совершенно другое. В комнате у стола стояла женщина в белом халате и в очках с тонкой металлической оправой. За столом сидел немецкий офицер с эсэсовскими эмблемами на мундире. Он поднял холодный вопросительный взгляд на надзирательницу. Они были чем-то очень похожи: эта женщина и этот немецкий офицер. У обоих тонкие черты лица, холодный равнодушный взгляд, который тут же становился брезгливо-снисходительным, когда они смотрели на других людей. Впрочем, узников за людей они не считали, поэтому взгляд на Светлане даже не остановился. Оба немца только скользнули взглядом по ней и уставились на надзирательницу.

Все, что Светлана смогла понять из разговора на немецком языке, это то, что здесь расположен медпункт для рабочих, содержащихся в концлагере и использующихся на производстве. Рабочие часто травмируются, многие измождены. Для Германии дешевле обойдется все-таки хоть какая-то медицинская помощь узникам, чем доставка новых по железной дороге. Доходы от новых узников стали падать. Среди них почти нет тех, кто имел при себе драгоценности, у кого была приличная одежда, которая имела бы ценность и которую можно было бы выгодно продать. Светлана только сейчас оценила еще одну совершенно циничную сторону нацизма. Даже в таких условиях они пытаются заработать, все имеет ценность, все исчисляется в марках: каждая пара целых башмаков, снятая с человека, каждый килограмм состриженных волос.

Светлану грубо вытолкали в коридор, а потом в соседнюю комнату, где уже стояли у стены несколько женщин. Здесь было несколько столов, а за ними сидели одетые в белые медицинские халаты три женщины и один пожилой мужчина в очках. Узницам приказали раздеться догола. И Светлана, как и другие женщины, начала торопливо снимать с себя пропитанную потом и запахом птичника грязную одежду. Ей было страшно и стыдно стоять перед этими людьми без одежды, и она прикрылась ладонями. Это было жутко, неестественно. Надзирательницы подталкивали обнаженных женщин к столам, где проходил медосмотр. Узницам заглядывали в рот, ощупывали тело, рассматривали руки, половые органы, заставляли раздвигать ягодицы. Светлану трясло от унижения и страха, ей хотелось плакать, но слез не было. Все внутри было сжато в один тугой комок.

Наконец осмотр закончился. Одной женщине приказали одеться, и ее куда-то увели. Остальным велели обуть свои ботинки и, не разрешив одеться, вывели из здания на улицу. Женщины съежились от холода, но надзирательницы погнали их ударами палок и криками в соседнее здание. Здесь оказались душевые. Господи, какое же это было наслаждение: включить горячую воду, стоять под ее струями, а потом, взяв полученный маленький кусочек мыла, вымыть голову, тело, соскрести с себя грязь, ощутить, как снова стало дышать разогретое от горячей воды тело. И, что удивительно, никто женщин не торопил.

После мытья всех вывели в раздевалку, где женщин ждали не полосатые платья, а вполне приличные серые платья с матерчатыми поясками. Теперь женщины больше стали похожи не на узниц лагеря, а на заключенных какой-нибудь женской тюрьмы. Кроме платья и косынки им полагалось нижнее белье и чулки. Стираные, ношеные, но чистые и целые. И только теперь, после короткого инструктажа, Светлана наконец поняла, что их ждала работа в медпункте в качестве младшего медицинского персонала. В их задачу входило оказание первой помощи при травмах. Пострадавших будут приводить или привозить сюда. А также они должны были выдавать лекарства по предписанию врача. Жить женщины должны были в этом же здании, только вход в их помещение для сна находился с другой стороны.

Вся оставшаяся часть дня проходила в объяснениях и тренировках. Никто не жалел несчастных. Их нещадно били по лицу за каждую ошибку, за то, что кто-то не запомнил процедуру. Хотя Светлана догадалась, что здесь собрали всех, кто хоть что-то понимал в медицине. Наверняка многие в прошлом были медсестрами, санитарками в больницах.

Вечером, когда узниц заперли в спальном блоке, они стали негромко переговариваться, радуясь, что им повезло. Работа физически не очень тяжелая, в тепле, и питание здесь лучше, чем у рабочих на производстве. Светлана лежала на железной кровати на настоящем матраце, пусть на серых, пропахших карболкой, на настоящих простынях. Она была чистая и должна была бы радоваться, что у нее повысились шансы выжить, хотя она не знала, каким образом. Немцы вряд ли кого-то выпустят из лагеря. Она даже не слышала, что такое случалось. Все знали, что попасть сюда означало исчезнуть навеки. И выжить — означало прожить дольше других. Может, на год, может, на два. Хотя большинство узников не загадывали так далеко. Слишком тонка была грань между блоками, где узники использовались на производстве, и блоками смерти, куда переводили для того, чтобы уничтожить. Газовые камеры и печи крематория работали круглосуточно.

Светлана лежала и думала об отце, о маме, о своем братишке Игоре. Что с ними, как они там? Неужели все вместе с папой еще здесь, в Польше? Не важно, хоть бы они были в безопасности, хоть бы им ничего не