Андрей Левин - Желтый дракон ЦЗЯО Страница 36

— Ну, сегодня искать его мы уже не будем, — сказал зевая Аланг, — потому что мне очень хочется спать.

— Мне тоже, — отозвался инспектор и спросил: — Теон, а завтрашний бридж не отменяется?

После того как машины Си-ай-ю увезли Белого Бумажного Веера и его людей, Красный Жезл отправился на Саго-роуд, где его ждал Чжоу. Красный Жезл велел Чжоу явиться утром к Соломенной Сандалии и рассказать о случившемся и между прочим вставить, что "товар" привозил какой-то рикша.

Расставшись с Чжоу, Красный Жезл поехал к себе с единственным желанием побыстрее и покрепче заснуть, чтобы освободиться от сковавшего его напряжения. Но спал он плохо. То он видел перед собой лицо Белого Бумажного Веера, который ехидно улыбался и говорил, что ему все известно и что Красного Жезла ждет возмездие за предательство. То вдруг перед ним появлялся Желтый Дракон и спрашивал, куда он спрятал героин. Потом Желтый Дракон исчезал, и на его месте возникал Гун, почему-то очень похожий на механика Сунгая, и требовал снять со счетов все деньги в уплату за мать и дочь.

А к полудню, как он и предполагал, к нему пришел Соломенная Сандалия с приказом немедленно явиться к главе "Триады". Хотя появление Соломенной Сандалии и не было неожиданностью для Красного Жезла, им овладело беспокойство. Оно усилилось, когда его' заставили прождать в "зеленой гостиной" целых полчаса. Красный Жезл сидел как на иголках. Ему казалось, что вот-вот войдет Белый Бумажный Веер. Он старался гнать прочь эту глупую мысль, но она прочно застряла в голове и не давала покоя.

Желтый Дракон вошел в комнату бесшумно и неожиданно.

Красный Жезл подобострастно смотрел на главу "Триады", ожидая, когда тот заговорит. Он пытался угадать настроение шефа, но на лице вошедшего нельзя было прочесть ничего. Желтый Дракон обладал феноменальной способностью никак не выражать свои эмоции.

— Мое желание срочно увидеть вас вызвано печальной новостью, — бесцветно произнес Желтый Дракон, опускаясь в кресло. — Сегодня ночью арестован Белый Бумажный Веер.

Красный Жезл мысленно поблагодарил бога за то, что был артистом: изобразить на лице огорченное удивление не составило труда.

— С ним взяли еще троих, — сказал Желтый Дракон. — Это произошло около часа ночи. Соломенную Сандалию разыскал один из людей Белого Бумажного Веера, которому удалось уйти.

Он немного помолчал, затем продолжил:

— Судьба нашего брата беспокоит меня, как и судьба героина, который вы ему передали. Правда, по словам Соломенной Сандалии, этот Чжоу, который принес весть об аресте, утверждает, что товар был сразу же надежно спрятан до прихода полиции. Но я не буду спокоен до тех пор, пока не увижу героин собственными глазами.

С утра Красный Жезл хорошенько еще раз все продумал и пришел к выводу, что ему удалось найти достаточно правдоподобное объяснение таинственному превращению героина в опиум. По логике вещей, Белый Бумажный Веер должен был тут же спрятать героин, привезенный Ко Ином. Это подтверждали и слова Чжоу. Когда нагрянули детективы из Си-ай-ю, то при обыске они обнаружили опиум. Об опиуме через несколько дней наверняка будут писать газеты. И Чжоу подтвердит, что Белый Бумажный Веер недавно втихомолку достал десять килограммов опиума. А Красный Жезл аккуратно подтолкнет Желтого Дракона к выводу: Белый Бумажный Веер решил присвоить героин и надеялся сообщить из тюрьмы, что опиум, захваченный полицией, якобы подсунул ему вместо героина Красный Жезл. Но сообщить из тюрьмы Белый Бумажный Веер уже ничего не сможет, поскольку два надзирателя — члены "Триады" — люди Красного Жезла.

Как и рассчитывал Красный Жезл, Желтый Дракон высказал предположение, что Си-ай-ю привел за собой человек, передавший "товар". Красный Жезл не стал разубеждать главу "Триады". Он пообещал это выяснить в самое ближайшее время. А когда в газетах появится сообщение о том, что на Кеонг Сайяк был захвачен опиум, то Желтый Дракон сам поймет: если бы полицию привел человек, передавший "товар", то Белый Бумажный Веер не успел бы подменить героин опиумом. Красный Жезл осмелился предложить шефу оставить выяснение всех обстоятельств до побега Белого Бумажного Веера, который будет устроен "буквально на днях". Жёлтый Дракон едва заметно кивнул в знак согласия и отпустил собеседника. Они договорились встретиться через неделю-полторы, после возвращения Желтого Дракона из Бангкока, куда тот собирался по каким-то делам.

Выйдя из особняка главы "Триады", Красный Жезл облегченно вздохнул. Одно дело было сделано...

8

Красный Жезл посмотрел на часы. До встречи с Гуном оставалось время, и он решил сделать небольшой крюк по другой улице, чтобы не прийти к месту встречи первым.

Он еще никак не мог смириться с мыслью о том, что ему, Красному Жезлу, пришлось уступить какому-то нахальному молокососу. Но сейчас злоба против Гуна, которая переполняла его в субботу, выкипела. Двести тысяч, конечно, жалко. Зато у него есть теперь такие деньги, что он способен купить даже личную охрану Желтого Дракона. Красный Жезл так испугался мелькнувшей в голове мысли, что оглянулся по сторонам. Нет, не стоит зарываться. Желтый Дракон сотрет Красного Жезла в порошок даже с его деньгами. Достаточно того, что покончено с Белым Бумажным Веером. Вспомнить об этом было приятно. "Конечно, я вам устрою побег, "старший брат", — со злорадством подумал он, — но не моя вина, что, пытаясь улизнуть, вы получите пулю в спину". Красный Жезл пожалел о том, что не увидит, как будет умирать Белый Бумажный Веер. А как приятно было бы посмотреть на его предсмертные судороги! Просто стоять и смотреть, как он будет корчиться. А еще лучше было бы устроить над ним суд во время ритуала. И хотя это было исключено, Красный Жезл попытался представить себе, как он стоит с мечом в руке, а рядом — бледный, трясущийся Белый Бумажный Веер со связанными руками... В полкой тишине присутствующие слушают приговор...

Красный Жезл любил созерцать казнь во время ритуалов. Но еще больше он любил собственноручно отрубать головы приговоренным. В такие моменты он чувствовал, как сладкая истома разливается по всему его телу. Однако ему всегда казалось, что ритуалам возмездия чего-то не хватало. Только он никак не мог понять — чего. И только сейчас, рисуя в своем воображении казнь Белого Бумажного Веера, он понял: им не хватало эмоциональности, неистового вдохновения. Он вдруг явственно вспомнил подобное зрелище, виденное им давным-давно в Китае, когда он был еще не Красным Жезлом, а четырнадцатилетним Фаном...

Это было в начале "культурной революции". Однажды он увидел, что на заборах, фасадах домов, на деревьях стали появляться лозунги: "Объединимся, чтобы защитить демократию от грязных империалистов!", "Растопчем шпионов — преступных врагов народа!", "Разобьем собачьи головы проклятым реакционерам!". Громкоговорители сутками изрыгали угрозы в адрес всех контрреволюционеров. По улицам ходили группы молодых людей с повязками — красные охранники - и призывали население разоблачать и уничтожать шпионов.

Однажды, возвращаясь домой, Фан увидел толпу людей, над которыми плыл огромный плакат: рабочий в спецовке наступил ногой на маленького зеленого человечка с перекошенным, уродливым лицом. Толпа вела невысокого хромого мужчину со связанными руками, а вокруг сновали мальчишки и беспрестанно плевали в него. Фан узнал в мужчине своего соседа — забитого, вечно всего боявшегося портного.

Шествие пришло на стадион, где несколько дней тому назад поставили деревянный помост. Портного втащили туда и заставили опуститься на колени. Какой-то человек вытащил из кармана тетрадь и начал читать обвинение. Фан не слышал слов, да особенно и не старался вслушиваться. Он улюлюкал вместе с толпой, которая ежеминутно взрывалась гневными возгласами. Несколько человек из первых рядов взобрались на помост и, исступленно крича, начали бить портного кулаками по лицу. Один из охранников — по-видимому, старший — выхватил из кобуры пистолет и приказал своим подчиненным поставить портного на четвереньки, добавив, что он жил как собака и должен умереть как собака. Те пытались пробиться к жертве, но их не пустили. На помост вскакивали люди и били портного руками, ногами. Он упал. До Фана только доносились слова: "грязная собака", "проклятый контрреволюционер", "паршивый пес".

На возвышение с трудом вскарабкалась какая-то старуха, и в ней Фан узнал свою соседку. Она вечно ругалась с портным и, вероятно, поняла, что настал ее час. Старуха стала тыкать костлявыми пальцами ему в лицо, норовила попасть в глаз...

Фан распалился и тоже ринулся с воплями на помост. Он начал плевать в портного, а потом бить его ногами.

Вскоре все было кончено. Толпа покинула стадион, а на помосте осталось лежать бездыханное, окровавленное тело.

На следующий день Фан снова пришел на стадион. Возможность безнаказанной расправы над беззащитными людьми пьянила его, доставляла невероятное удовольствие. Он участвовал в побоищах чуть ли не каждый день. Потом на несколько лет все стихло. А однажды он узнал, что тоже попал в число "паршивых псов, которым нужно размозжить голову". Это случилось в тот день, когда у него родилась дочь...