Сергей Москвин - Разрешение на штурм Страница 36

– Откуда у Вас такие сведения?! – изумился Сайбель.

Шах улыбнулся. Подробности о личной жизни Лобанова и его увлечениях ему поведала работающая вместе с ученым переводчица Лиза в перерывах между коньяком и стонами в постели. Но знать об этом Банкиру было вовсе не обязательно.

– Навел кое-какие справки.

– Другое? – Сайбель растерянно заморгал. – Но... остался всего один день. Завтра выставка закрывается. Я уже не смогу ничего придумать.

– И не нужно, – ответил Шах. – Вам вообще больше нет смысла появляться на выставке. Возвращайтесь во Францию. Когда Вы мне снова понадобитесь, я с Вами свяжусь.

– А... – Сайбель окончательно растерялся. – Как же ученый?

– С ним я разберусь. Без вашей помощи, – категорично произнес Шах.

Он пружинисто поднялся из кресла, вышел в прихожую и, отперев замок, указал гостю на дверь.

Сайбель тоже встал, но так и не нашел, что сказать, и молча вышел в коридор. В баре, вместо вина и шампанского, он купил бутылку водки, чем очень удивил ожидающую в номере блондинку. Тем не менее она не стала отказываться от дармовой выпивки и пила наравне с клиентом, а потом еще целый час старательно трудилась над его захмелевшим телом.

36. Управление по борьбе с терроризмом, Москва

22 мая – пятница 09.25

Сидя за своим рабочим столом, Егоров просматривал добытые материалы об Алексе Сайбеле. Постепенно личность французского бизнесмена начала вырисовываться. По сведениям, полученным Егоровым в Минэкономразвития, в период с 1996 года, когда Сайбель стал вести свой бизнес в России, он имел отношение по крайней мере к двум российским инвестиционным проектам. Однако позднее оба предприятия, акции которых приобрел Сайбель, были обанкрочены по инициативе акционеров, а их активы распроданы с молотка. При этом доход Сайбеля, полученный им от распродажи имущества предприятий, более чем в два раза перекрыл его первоначальные инвестиционные вложения. Узнав об этом, Егоров горько усмехнулся. Французский инвестор попросту грабил Россию. Поразительно, что подобной «инвестиционной» деятельностью Сайбеля не заинтересовалась ни прокуратура, ни другие правоохранительные органы, призванные стоять на страже экономических интересов государства.

Помимо принудительных банкротств и распродажи имущества предприятий Сайбель занимался и чисто посреднической деятельностью. При этом не брезговал ничем. За бесценок скупал в России сырье, продукцию отечественных предприятий и высокотехнологичные разработки российских ученых, чтобы затем с выгодой перепродать их за границей. А сейчас, судя по отчетам службы наружного наблюдения, заинтересовался квантовыми осциллографами НПО «Алмаз» и их разработчиком профессором Лобановым. Скорее всего, осциллографы лишь прикрытие, предлог, чтобы выманить Лобанова за границу. Сайбель уже дважды обращался на выставке к Лобанову с таким предложением, сулил золотые горы, но пока так и не получил его согласия. Очевидно, сегодня, в последний день работы выставки, он использует последние аргументы. А затем, весьма вероятно, снова встретится с таинственным незнакомцем из ресторана «Версаль», чтобы отчитаться перед ним о проделанной работе или передать тому новые инструкции...

На столе резко зазвонил телефон внутренней связи. Егоров вздрогнул от неожиданности, но затем снял телефонную трубку.

– Слушаю, Егоров.

– Андрей, зайди срочно ко мне.

Судя по голосу, генерал Локтионов был чем-то крайне взволнован.

– Есть, Олег Николаевич.

Егоров быстро собрал разложенные документы обратно в картонную папку, озаглавленную «Дело оперативной проверки «Гость», и поднялся из-за стола.

Когда он несколькими минутами позже вошел в кабинет начальника управления, Локтионов сидел за столом и курил. При виде Егорова генерал смял сигарету в пепельнице и указал рукой на ближайший стул за приставным столом.

– Проходи.

Егоров занял предложенное место, при этом его взгляд случайно упал на пепельницу на столе начальника. Фильтр затушенной Локтионовым сигареты оказался измочален зубами генерала. Заметив, куда направлен взгляд Егорова, Локтионов раздраженно произнес:

– Тут еще не то сделаешь... Короче! Вчера вечером в ЦКБ умер замминистра атомной энергетики Борис Малашенко.

– Он что, болел? – удивился Егоров.

С того момента, как он по заданию начальника управления стал изучать вопросы сохранности российских ядерных технологий и произведенных ядерных зарядов, фамилия заместителя главы Минатома Бориса Малашенко встречалась ему не раз, но никак не в связи с болезнью заместителя министра.

– В тот-то и дело, что нет, – ответил Локтионов. – Вечером вернулся после работы домой, почувствовал себя плохо. Жена вызвала «скорую». Приехала бригада из ЦКБ. Малашенко перевезли в больницу. Не знаю, что там с ним делали врачи, но только в тот же день он умер.

– Ничего не понимаю, – озадаченно покачал головой Егоров. – Вот так сразу и умер?

– Я тоже ничего не понимаю! Но внезапная смерть заместителя министра, в ведении которого находились все наши ядерные программы, да еще в тот момент, когда террористы рвутся к обладанию ядерным оружием, мне кажется весьма подозрительной. – Локтионов сделал паузу, взвешивая, говорить или нет, и решив, что скрывать что-либо от Егорова не имеет смысла, добавил: – Да и не только мне. Сегодня я уже имел довольно неприятный разговор с Директором. Он тоже обеспокоен внезапной гибелью Малашенко. Поэтому! – Локтионов поднял взгляд на Егорова и, подводя итог всем своим предыдущим словам, сказал. – Отправляйся прямо сейчас в ЦКБ и выясни, что же все-таки случилось с Малашенко.

– А как же выставка? – озадаченно спросил Егоров. – Если я сейчас уеду, Чигорин в Экспоцентре один останется.

– Справится, не маленький! Тем более что там с ним половина всех наших наблюдателей! – довольно резко ответил Локтионов и, видя, что Егоров по-прежнему сидит на месте, поторопил его. – Все, Андрей, езжай. Директор требует ответа, а я даже не знаю, что в действительности произошло с Малашенко. Как только выяснишь, сразу звони.

Егоров понял, что никакие его возражения не убедят начальника управления изменить свое решение.

– Есть, Олег Николаевич.

Предъявив на входе в Центральную клиническую больницу свое служебное удостоверение, Егоров прошел в кабинет главврача. Тот выглядел еще более взволнованным, чем генерал Локтионов.

– Малашенко умер еще в реанимобиле, по дороге в больницу, – ответил он, узнав о цели визита Егорова. – Мы ничего не могли поделать.

– И какова причина смерти?

– Не знаю! Вскрытие еще не закончено. Я поручил его лучшим специалистам. Вот, жду результат. К нам сюда уже кто только не звонил. И из Минатома, и журналисты – любители жареных фактов. Даже из смерти человека готовы сенсацию сделать, лишь бы только свои рейтинги поднять.

Многословие главного врача явно являлось следствием его нервного состояния.

– Может быть, Вы сами позвоните в морг? – остановил его словесный поток Егоров.

Главврач подвинул к себе телефон и быстро набрал номер. У аппарата оказалась сильная мембрана, и сидящий за приставным столом Егоров отчетливо слышал доносящиеся из трубки протяжные гудки. Так и не дождавшись ответа, главврач положил телефонную трубку.

– Никто не отвечает. Очевидно, заняты все.

Егоров на секунду задумался. Раз неизвестно, когда закончится вскрытие, ожидание может затянуться. Не желая попусту тратить время, он сказал:

– В таком случае я сам спущусь в морг. Только объясните, как туда попасть?

Вопрос прозвучал двусмысленно. Но главврач не обратил на это внимания:

– За лечебным корпусом отдельное здание – не ошибетесь. В конце концов, спросите у кого-нибудь из персонала.

В этот момент зазвонил один из выставленных у него на столе телефонов, и главврач переключился на разговор, на прощание махнув Егорову рукой.

Найти морг действительно оказалось несложно. Одноэтажное серое здание одним своим мрачным видом указывало на то, что сюда лучше не попадать. Егоров толкнул тяжелую железную дверь и оказался в длинном коридоре, освещенном установленными на потолке люминесцентными лампами. По коридору навстречу ему шел человек в светло-бирюзовой стерильно чистой медицинской униформе и опущенной на грудь полотняной маске. Егоров сразу вспомнил, что в моргах Моздока, Владикавказа и обычных московских городских больниц ему встречались работники только в несвежих, а зачастую и в откровенно грязных халатах. Отличие Центральной клинической больницы от прочих лечебных учреждений страны проявлялось буквально во всем.

– Скажите, Вы не со вскрытия Малашенко? – обратился к идущему по коридору человеку Егоров.

Тот остановился и, заинтересованно взглянув на Егорова, кивнул:

– Оттуда.

Оперативник раскрыл перед ним свое служебное удостоверение.