Нежный взгляд волчицы. Замок без ключа - Бушков Александр Александрович Страница 36

Отец Алкес педантично отметил: всякий раз затеи «насылателей» успеха не приносили. Дворянина, штурмана и купца вовремя вычислили и взяли за шиворот. В нескольких других случаях, когда подобные мелкотравчатые замыслы все же кончились удачей, виновных опять-таки выловили довольно быстро. Всегда склонный к объективности отец Алкес написал еще: нельзя исключать, что некоторые случаи так и не были раскрыты, оставшись Багряной Палате неизвестными. Сварог моментально вспомнил цитату любимого автора: «Так ведь про тех, кто не попадается, мы не знаем». Ага, вот именно…

Все вышеописанное — дела давно минувших дней. За все время, что отец Алкес служил в Багряной Палате, поднявшись от рядового сыщика до ее главы, свидетелем (но не самовидцем) был один-единственный раз. И снова — история зауряднейшая, скучная бытовуха. Один зажиточный крестьянин-фригольдер хотел приобрести у второго соседний с его землями кусок, причем с речкой, где собирался устроить водяную мельницу. Сосед по так и не названным причинам уперся и расставаться с землицей, несмотря на солидную предложенную цену, ни за что не желал. Мечтавший о карьере мельника, оказалось, владел оставшимся от дедов-прадедов умением наводить сны. Долго не подворачивалось случая это умение применить — но теперь… В ночных кошмарах к упрямому соседу стали чуть ли не рядами и колоннами заявляться лешие, утопленники, деревенские ведьмы и прочая мелкая нечисть, убеждавшая, что спорная землица — проклятая, а по тому от нее следует избавиться как можно быстрее, пока череда бед и несчастий не обрушилась в первую очередь даже не на самого крестьянина, а на его любимых чад и домочадцев. Вот только в округе отыскался кое-кто посильнее — сельский дедушка, белый колдун, в два счета определивший, откуда ноги растут у страшных снов…

Особым репрессиям никто из помянутых не подвергся: ремесло наведения снов среди черной магии не числилось, проходило по гораздо более мягкой статье: «Чародейские умения, к черной магии не относящиеся, но безусловно способные при зловредном направлении ума привнести окружающим духовный либо телесный вред». Так что все «насылатели» отделались, в общем, легко, получили от трех до пяти лет заключения в монастыре «со строгим содержанием». Не санаторий, конечно, но и никак не каторжная тюрьма: заключение в келье под замком, но с ежедневными прогулками по двору, никаких кандалов — и обязанность посещать все монастырские богослужения с непременным покаянием перед братией после каждого.

К сожалению, одержимого мечтами о водяной мельнице уже ни о чем не спросишь: дело происходило двадцать восемь лет назад, а не состоявшемуся мельнику уже тогда перевалило изрядно за сорок. Отмотав срок, он долго жил в селе тише воды ниже травы и помер естественной смертью года три назад. В общем, ни малейших следов и зацепок отец Алкес не дал — а кроме того, все, о чем он написал, не имело ничего общего с волками, как волшебными, так и обычными. Еще одна пустышка. Есть опасения, что…

Рука так и застыла на дочитанной до конца, но не захлопнутой папке. Сварог замер в кресле.

За чуточку не прикрытой до конца дверью кабинета, в спальне отчетливо раздавался мелодичный серебряный звон. Трезвонили бубенчики все громче и громче, звучали уже едва ли не крохотным набатом наподобие того, каким колокола, что в городе, что в деревне, собирают народ на пожар.

Сварог одним прыжком оказался в спальне. Вывернул ночник поярче. Бубенчики надрывались, как пожарные колокола, если огонь, охвативший один дом, стал перекидываться на соседние. В голове крутилось что-то бессмысленное.

Яна открыла затуманенные сном глаза, сделав непонятную гримаску, приподнялась, потом села в постели. Понемногу ее взгляд становился все более осмысленным — проснулась окончательно. Бубенчики перестали трезвонить, умолкли, но Сварог все еще пребывал в некотором ошеломлении. Он и подумать не мог…

Яна опомнилась первой:

— Что это за трезвон? — бросила быстрый взгляд на складки балдахина. — Здесь явно какая-то магия, правда, белая… Что ты тут устроил, могу я узнать?

Обретя наконец некоторую решительность, Сварог присел на край роскошной постели, в пышные киртенальские кружева, спросил напрямик:

— Яночка, что тебе сейчас снилось?

Ему показалось, что Яна чуточку покраснела?

— Всякие глупости… опять…

За последнее слово он и ухватился:

— Опять? А до того что снилось? — и продолжал утвердительно: — Всяческая похабщина, да? То тебя скопом насилует орава подонков в самых разных ситуациях, то выглядит еще гнуснее…

— Откуда ты знаешь? — недоуменно воскликнула Яна. — Даже я не умею проникать в чужие сны, не слышала, чтобы кто-то это умел…

— А вот теперь, очень похоже, отыскался такой искусник, — сказал Сварог. — Точнее, искусница. Тебя всякий раз встречала белая волчица на горбатом мостике, да? (Глаза Яны вовсе уж покруглели от удивления.)

— Нет, но откуда ты…

— Да потому, что мне который день снится всякое непотребство, — сказал Сварог. — В первую очередь с твоим участием, хотя случались и другие сюжеты… — он плюхнулся на постель, обнял Яну за теплые плечи, притянул к себе и, вот странно, улыбнулся, как был уверен, блаженно. — В каком-то смысле, ты не поверишь, это прекрасно, Вита. Если нам обоим снится нечто похожее, значит, я не сошел с ума, как втихомолку опасался. Значит, есть чей-то умысел, и есть противник. А любой противник хорош тем, что его можно прикончить, как сказал мне когда-то один сержант Вольных Топоров…

— Тебе… тоже? — Яна прижималась щекой к его щеке, и ее сердце, он чувствовал, билось учащенно.

— А я о чем? Самая пора поговорить спокойно и обстоятельно, тебе не кажется? Или спать хочешь?

— Какой тут сон! — сердито бросила Яна. — Конечно, надо поговорить, коли уж такое дело… Только не в постели же, иначе какая-то нотка несерьезности будет, мне отчего-то кажется…

Она слезла с постели, завязала золотистый халатик пояском с кистями, босиком прошла по коврам к столику с двумя низкими креслами в углу. Пока Сварог туда дошел, на столике уже появился большой кофейник синего с золотисто-коричневыми разводами черодальского фарфора, пузатые чашки — основательные, не те изящные наперсточки, что предписаны этикетом для иных торжественных приемов. Сварога обогнал портсигар Яны, летевший с ночного столика. Плюхнувшись в кресло, он вытащил свой — тот, что без кавычек.

Наполнив чашки благоуханной, почти черной жидкостью, Яна одним махом осушила свою до половины, словно возчик, вошедший в тепло и уют таверны после долгой поездки в холодную ночь (въедливой точности ради, для простого возчика кофе был недосягаемым господским деликатесом, в отличие от простецкого чая, которым тешили брюхо все сословия). Закурила и улыбнулась Сварогу почти спокойно:

— Я думаю, ты эту кашу в каком-то смысле заварил, тебе и начинать… Согласен?

— Отчего же нет? — пожал он плечами. — К тому же я, похоже, знаю чуточку больше, чем ты…

Странный в каком-то смысле был разговор: в роскошной королевской спальне (малой, правда, вы еще большую не видели), за дорогим сервизом одного из лучших на Таларе заводов, под дым лучших сигарет, какие не всякому земному королю доступны, самым чуть ли не обыденным тоном шел разговор о предельно странных вещах, никогда прежде не дававших знать о себе чудесах — есть сильнейшие подозрения, очень и очень недобрых…

Поначалу все протекало несколько нескладно — оба частили, перепрыгивали с одного на другое, иногда перебивали друг друга. Но понемногу наладился нормальный деловой разговор: и опыт таковых у них имелся, и оба были привычны к разным головоломным и загадочным неожиданностям…

Общими у них оказалась примерно половина снов: в первую очередь все до единого те, в которых на глазах Сварога с Яной занимались разнузданными и развратными утехами и всевозможные подонки рода человеческого (включая те сцены из прошлого, происходившие на Сильване), и оборотни, и Белая Волчица (Яна и об этом рассказала, потупясь и пунцовея). В этих снах Яны всегда присутствовал Сварог — в качестве зрителя, всякий раз откровенно любовавшегося зрелищем.