Слепой. Проект «Ванга» - Андрей Воронин Страница 36

В общем-то, идея лежала на поверхности. Заключалась она в том, чтобы, пока начальство не хватилось, в суматохе ликвидации прибрать к рукам материалы по последней перспективной разработке и быстренько продать их за границу – купцов на такой товар в ту пору на просторах бывшего СССР хватало: агенты всех без исключения разведок мира стаями кружили поблизости, как стервятники над умирающим слоном. Что это была за разработка, не знал никто, кроме сотрудников лаборатории, а те, понятное дело, помалкивали, связанные подпиской о неразглашении. Полкан, когда закладывал своих бывших подчиненных, сказал лишь, что речь идет о материалах по теме «Зомби», имеющих, по его словам, важное, чуть ли не стратегическое значение. Деталей он не знал, но уже одно название темы наводило на некоторые размышления довольно неприятного свойства. Правда, когда в интересах следствия Полкана в установленном официальном порядке временно освободили от пресловутой подписки, он сказал чуть больше, но явно не намного. Глебу сообщили только, что речь идет о методике комбинированного воздействия на человеческую психику и что, преследуя преступников, он может не опасаться превращения в зомби посредством единовременного впрыскивания какого-нибудь психотропного препарата или вдыхания газа аналогичного действия.

Сиверова все это не обрадовало и не огорчило: в ту пору он не без оснований полагал, что немногим отличается от зомби и без этого таинственного «комбинированного воздействия». Он только что закончил курс лечения и специальных тренировок; с того момента, как его, живого и здорового, поставили перед могильной плитой, на которой были четко выбиты его имя и даты рождения и смерти, не прошло и недели, так что перспектива ненароком выпустить из рук кормило собственной судьбы его нисколечко не пугала: это самое кормило у него отобрали давным-давно, и он больше не видел в том, что с ним еще могло произойти, поводов для переживаний. Он тогда вообще ни о чем не переживал и ничего не боялся, кроме разве что возвращения в тренировочный центр, где провел далеко не самые приятные месяцы в своей жизни. Но о возвращении туда речи, слава богу, не было; ему предстояло посетить в качестве туриста солнечную и в те времена еще вполне дружественную Болгарию, чтобы испытать свое профессиональное мастерство и поставить точку в этом деле. Когда Глеб вернулся и доложил о выполнении задания, начальство сочло, что все прошло наилучшим образом. Теперь, однако, выяснялось, что в тот теплый, бархатный вечер, под несмолкающий треск цикад и отголоски пьяного хорового пения, Глеб поставил не точку, а лишь многоточие.

– Чтоб тебя, – пробормотал он, и сейчас же в проходе между стеллажами показалось лицо архивариуса.

Архивариус до самых очков зарос густой русой с проседью бородой. Из-за этого да еще из-за своей меховой безрукавки, надетой поверх теплой байковой рубахи в крупную клетку, он выглядел гораздо старше своих лет. Глеб с первого взгляда оценил его маскировку: она была почти идеальной, а между тем под рубахой угадывались монументальные формы, которым позавидовал бы даже профессиональный борец, а толстая безрукавка служила отличным прикрытием для наплечной кобуры. Сквозь ткань мешковатых брюк проступали цилиндрические очертания лежащего в кармане газового баллончика, а неторопливая грация, с которой двигался этот «книжный червь», намекала на то, что он готов справиться с любой проблемой безо всяких баллончиков и пистолетов, голыми руками. Его маскировка могла обмануть разве что новичка, а Глеб Сиверов давно научился распознавать профессионала даже в толпе и даже со спины.

Он кивнул архивариусу, показывая, что не нуждается в помощи, закрыл папку и встал, держа ее перед собой обеими руками. Архивариус как-то незаметно очутился рядом и бережно взял у него папку.

– Я вас провожу, – глуховатым голосом предложил он.

– Спасибо, я помню, где выход, – так же вежливо отказался Глеб.

– И тем не менее, – сказал архивариус, на этот раз тверже. – Вдруг заблудитесь? Ищи вас потом. У нас ведь тут настоящий лабиринт.

Глеб не стал затевать бессмысленный спор, пробормотал какие-то слова благодарности и двинулся к выходу. Архивариус при этом держался у него за спиной и на таком расстоянии, которое исключало возможность внезапного нападения со стороны Глеба. Это была довольно странная манера провожать гостя к выходу, тем более что за все время, пока они шли от ниши со столиком до дверей, архивариус не проронил ни звука и не предпринял ни единой попытки каким-либо иным способом скорректировать курс. Впрочем, ничего иного Глеб от него и не ждал.

Поднимаясь вверх по бесконечно длинной лестнице, на каждой площадке которой торчало по автоматчику в полной боевой выкладке, он быстренько прокрутил в памяти все, что ему удалось узнать и вспомнить. На этом фоне неприятности Нины Волошиной как-то отошли на второй план; пожалуй, дело было намного серьезнее, чем ему показалось на первый взгляд, и, выходя под моросящий осенний дождик, Глеб уже не сомневался, что знает, каким будет его следующее задание.

Практической стороной дела занимался, естественно, Граф, что было неудивительно: он, профессионал, не мог доверить выполнение такой тонкой и ответственной задачи всем этим майорам и капитанам, которые лишь с огромным трудом отличали пистолетный ствол от рукоятки. Собственно, никто из господ ученых и не рвался ему помогать: дай им волю, они предпочли бы получить свою долю выручки, вообще не вставая с дивана.

Единственным, кто сопровождал Графа почти во всех его хождениях на подготовительной стадии операции, был Борис Грабовский по прозвищу Гроб. Еще задолго до всей этой истории майор Крошин не раз повторял, что из Гроба получился бы очень неплохой «органавт»: он был смышлен, приметлив, изворотлив, физически силен, а главное, обладал хорошей интуицией. Сейчас он получил отличную возможность развить в себе эти качества: Граф повсюду возил его с собой, предваряя каждое свое действие небольшой лекцией на тему «смотри, как это делается». Он учил своего протеже безошибочно распознавать в случайных прохожих агентов службы наружного наблюдения и избавляться от слежки, знакомил его с нужными людьми и посвящал в тонкости подделки паспортов и въездных виз. Он хвалил его за успехи и нещадно, не стесняясь в выражениях, поносил за немногочисленные промахи; он натаскивал его, как собаку, и только теперь, сделавшись безработным и попав к Графу, Грабовский понял, что это такое – настоящая работа и настоящая усталость.

Граф стал для него чуть ли не вторым отцом – опекал, как родного, и был требователен, точь-в-точь как строгий отец, не желающий, чтобы его