Б. Седов - Фарт Страница 37

– А это еще что за шалава? На смугленьких потянуло?

Я кинул сумку на кровать и, повернувшись к Рите, попытался обнять ее.

Она увернулась и, обойдя стол, села на один из шатких стульев.

– Налей мне вина, – сказала она, – от тебя так разит, что единственный способ спастись от этого – выпить самой. Тогда, может быть, я перестану чувствовать твой запах. Вообще-то от тебя еще кое-чем пахнет.

И она посмотрела на кровать взглядом Шерлока Холмса.

– Смени белье.

– Дорогая, я здесь второй день и пока не знаю, на что в сельве можно поменять белье, может быть, на бутылочку текилы. Ты хочешь выпить? Так у меня есть…

По правде говоря, я несколько растерялся, потому что не ждал такой холодной встречи, но это быстро прошло, и, поставив перед Ритой бутыль с вином, я сел напротив и закурил.

– Ты не хочешь налить мне? – поинтересовалась она, поигрывая пуговицей на рубашке в стиле сафари.

– Не-а! – ответил я и налил себе, – раз ты такая гордая, то должна быть способна поухаживать за собой сама. Тут, знаешь ли, демократия, первобытная жизнь, так сказать…

Рита прищурилась и, покачав головой, как бы говоря, ну-ну, налила себе вина, чуть не уронив тяжелую бутыль. Снова утвердив ее на столе, она подняла стакан и посмотрела его на свет.

– Со свиданьицем! – сказал я и, не дожидаясь ее, выпил до дна.

Рита, не сводя с меня глаз, пригубила вино и поморщилась.

– Ну и бормотуха! – сказала она, ставя стакан на стол.

– А мне нравится, – весело сказал я и налил себе еще.

– Хочешь анекдот? – спросил я Риту, болтая вино в стакане.

– Пошлый?

– Почему пошлый? – обиделся я.

– Все твои анекдоты пошлые, грубые и с нецензурными словами.

– Можно подумать, что я с утра до ночи рассказываю тебе анекдоты, в кои веки собрался…

– Ладно, давай свой анекдот, – и она загодя приняла брезгливо-скучающий вид.

– Один хохол спрашивает другого: – Грицько, знаешь, як москали называют пыво? – Як? – Пи-и-во!

– Ну и что?

– А то, что знаешь, как испанцы называют вино? Эль вино!..

Замешательство прошло, и теперь я ощущал себя совершенно нормально и был готов спокойно выносить женские фортели, на которые Рита, похоже, настроилась всерьез.

Залудив второй стакан, я почувствовал, как вино согрело и расслабило меня, и, прикурив очередную сигарету от окурка предыдущей, я выпустил дым в потолок и поинтересовался:

– А ты чего вообще прилетела-то? Дело какое есть или так просто, от скуки?

Рита внимательно посмотрела на меня и сказала:

– Эк тебя разбирает, дорогой.

– Меня разбирает? – искренне удивился я, – ну это уж ты того… Вовсе меня не разбирает. Я просто выпиваю себе и получаю удовольствие. А если кому не нравится, то это его личные проблемы.

– Дело не в выпивке, – сказала она, снова взяв стакан.

– А мне нет дела до того, в чем дело, – тонко и изысканно поиграл я словами, – ты прилетела? Прилетела. Я тебя встретил? Встретил. Вещи в номер отнес? Отнес. Все, свободен.

Я встал и вышел из хижины.

Потянувшись и оглядевшись, я увидел дона Рикардо, который, сидя на завалинке, разговаривал о чем-то с пилотом.

Перед ними стояла бутыль, и в руках они держали полные стаканы.

Я подошел к ним и сказал:

– Салют, камарадас!

Рикардо Альвец улыбнулся и ответил:

– Салют, Тедди! А где ваш стакан?

Я посмотрел на свои пустые руки, потом обернулся и, увидев все так же стоявшую в дверях Кончиту, сказал ей:

– Кончита, куколка, принеси благородному дону стакан, пожалуйста!

Кончита улыбнулась и скрылась в хижине.

Ровно через две секунды она вышла, держа в руке стакан, и протянула его мне.

– Грациа, сеньора!

Альвец захохотал и спросил:

– Откуда мистер Свирски знает испанский?

Я подставил стакан пилоту, который уже наклонял бутыль, и небрежно ответил:

– Ну, такие элементарные слова знает любой уважающий себя человек.

– Тогда я предлагаю выпить за уважающих себя людей, – сказал Альвец.

– Согласен, – ответил я, и мы выпили.

Альвец отер губы и, поставив стакан на землю между ног, сказал:

– Я связывался с нужными людьми и уже получил предварительное согласие.

– Это хорошо, – ответил я, – а еще какие-нибудь новости имеются?

– Другие уважаемые люди, за которых мы только что выпили, еще раз подтвердили, что мистер Тедди Свирски, он же Знакар, весьма уважаемый человек, и на его слово можно положиться.

– Это приятно, – кивнул я, – но все же было бы интересно узнать, что они сказали о количестве товара, суммах денег и сроках сделок. И вообще, кто эти уважаемые люди?

– Вы, Тедди, их не знаете, это я гарантирую. А о тех вещах, которые вы только что перечислили, мы будем говорить…

Он нахмурился, задумавшись, пошевелил губами и объявил:

– Ровно через три дня. В пятницу утром все будет известно.

Я тоже нахмурился, пытаясь вычислить дни недели в обратном порядке, наконец мне это удалось, и я спросил:

– Это значит… Сегодня понедельник, что ли?

– Да, а что? Это имеет какое-нибудь значение?

Я посмотрел на Альвеца и, поняв, что задал идиотский вопрос, рассмеялся:

– Ровно никакого. Здесь, в этих ваших джунглях, многое теряет всякое значение и смысл. А уж дни недели и прочие условности – в первую очередь.

– Вот! Я вижу, что вы начали понимать тонкости здешней жизни. За это нужно выпить!

Пилот, слушавший наш разговор с видом тупого тракториста, присутствующего при разговоре председателя колхоза с министром, при слове «выпить» встрепенулся и схватил бутыль за горло.

Мы подставили стаканы, и он, несмотря на то что был уже изрядно на кочерге, налил нам и себе недрогнувшей рукой, которая была тверда, как чугунная рука Ленина на памятнике у Финляндского вокзала.

Между прочим, об этих памятниках…

По всему Питеру расставлены, точнее – были расставлены памятники Ленину.

Большинство из них изображали великого провокатора с рукой, выставленной вперед и указывавшей, по всей видимости, на какую-то великую цель. Или, во всяком случае, в ту сторону, где эта цель находилась.

Так вот, если представить себе все множество этих памятников, торчавших не только в Питере, а вообще по всей территории СССР, то указывали они во все стороны сразу. Я считаю, что тут имело место некое политически-идеологическое упущение. Надо было, чтобы все они указывали в одну сторону, например, в сторону Кремля. Вроде того, как кресты на храмах сориентированы по сторонам света, или, скажем, мусульмане во время молитвы поворачиваются к Мекке. А так получается, что, посылая нас в разные стороны, он послал всех туда, куда мы и пришли. Недокумекали идеологи. Ошибочка вышла.

И ведь черт его знает, может быть, с точки зрения всякой магии и прочих оккультных дисциплин именно это и стало причиной краха коммунистической идеи, может быть, если бы все памятники Ленину указывали в одну точку, произошло бы магическое сфокусирование, концентрация усилий и устремлений, и все обернулось бы иначе. И жили бы мы сейчас при светлом настоящем.

Я представил себе это светлое настоящее, вообразил сорок восьмой съезд КПСС, и мне стало так тоскливо, что я залпом выпил полный стакан вина.

Поставив его на землю, я посмотрел на Альвеца, который только что сделал то же самое, и мне в голову вдруг пришла отличная мысль.

– Дон Рикардо, – сказал я, чувствуя, как вино бежит по моему организму, зажигая меня и искрясь, – а что, если мы сходим на охоту?

– На охоту? – Альвец весело удивился, – интересная мысль.

Он посмотрел на пилота, потом на компанию своих черноволосых соотечественников, веселившихся в тени самолета, потом снова на меня и сказал:

– Только, знаете, Тедди… – он задумчиво почесал подбородок, – я не люблю просто так убивать зверей. Убивать можно, но только защищаясь или для того, чтобы потом съесть. Мы пойдем на охоту, но не будем стрелять. Мы сделаем лучше.

Я несколько удивился такой гуманности со стороны профессионального революционера, наркоторговца и убийцы, но не подал виду, а только спросил:

– Лучше – это как?

Глаза Альвеца загорелись, и он, сжав костлявый загорелый кулак, ответил:

– Мы поймаем кугуара. Живого.

Я удивленно уставился на него, а он, прищурившись и глядя вдаль, сказал:

– Поверьте мне, Тедди, в том, чтобы убить прекрасного и грозного зверя, нет ни удовольствия, ни славы. Посудите сами, – Альвец откинулся назад, удобно облокотившись на ветхую стену хижины.

Похоже, хорошее домашнее винцо зацепило его и привело в благодушное настроение, расположив к приятной беседе и к философским рассуждениям.

– Посудите сами, – сказал Альвец, сделав знак пилоту, который тут же схватил бутыль и наполнил наши стаканы, – вы выходите против зверя, у которого, кроме собственных зубов и когтей, нет ничего. А у вас в руках – современный карабин, пулей из которого с безопасного для вас расстояния вы можете проделать в этом звере кровавую дыру размером с кулак. Некоторые вообще ходят на охоту с автоматами. Я не мясник, мистер Тедди, и мне не доставляет удовольствия убивать зверей.