Иван Сербин - Троянский конь Страница 38

Подумав об этом, Алексей Алексеевич повернулся на бок и погрузился в глубокий, безмятежный сон кристально честного человека.

Юань сидел в зале «Кавказской трапезы», пил водку и мрачнел с каждой минутой. Смольный исчез. Плохо было не то, что он исчез, а что, исчезнув, подставил его, Юаня. Мобильный Смольного не отвечал. Ни где он, ни куда мог направиться, никто не знал.

К началу четвертого ночи настроение у Юаня испортилось окончательно. Он послал команду обойти все известные в городе хавиры, казино, дискотеки, ночные бары и рестораны. Вторая команда трясла проституток, сутенеров и барыг. Третья опрашивала профессиональных нищих, цыган, наперсточников и лохотронщиков. Четвертая дежурила на железнодорожном и автовокзале. Смольный все еще оставался достаточно известной фигурой в городе, чтобы пропасть бесследно. Кто-то что-то должен был знать. Нужно лишь этого «кого-то» найти. Самые авторитетные пацаны из их бригады поехали на встречу с представителями других группировок. Всех, кроме Крохиной.

Смольный исчез. Никто его не видел, никто о нем не слышал, никто понятия не имел, куда он мог деться. В конце концов Юань остановился на двух возможных вариантах. Либо Смольного приняли менты, либо зацепили братки из бригады Крохи. Оба варианта ничего хорошего ему, Юаню, не сулили. Номинально он мог принять структуру, встать во главе, но кто видел авторитета-стукача? Если Смольного зацепили люди Крохи, это означало войну. Но тогда менты в любой момент могли слить его пацанам за то, что он не сдержал слово и не сдал им Козельцева. А как сдашь Козельцева, если Смольного нет? Если же Смольного приняли менты, то это решало проблему со сливом, но не решало проблему с Крохой. Формально повода для войны не было. Напротив, на стрелке его пацаны наехали не по делу на Крохиного огольца. Тот мог реально спросить за базар, а без Смольного ответить Юаню было бы нечего, и тогда его объявят как беспредельщика и фуфломета. И даже если Кроха согласится просто выкатить им штраф, то и тут будет полный облом, поскольку лаве после выкупа Смольного в кассе осталось — болт голимый. Придется собирать с точек, а это опять-таки беспредел. В общем, как ни крути, а всюду им конкретно вылезают вилы двойные с вензелями.

Подошел хозяин ресторанчика — кругленький улыбчивый армянин Арсен, — остановился в паре метров почтительно. Точка была их, и Юаня здесь знали в лицо.

— Извините, — произнес хозяин, не переставая улыбаться и кланяться. — Закырывать надо.

— Что? — Юань недоуменно посмотрел на него.

— Закырывать надо, — продолжал улыбаться пухлыми губами Арсен. — Зал убирать надо, порядок наводить. Пол мыть. Стол мыть. Приготовить все к утру надо, шашлык пожарить, люля пожарить. Люди придут, кушать попросят…

— Ну так наводи, — раздраженно заметил Юань. — Ты чего хочешь, чтобы я тебе пол помыл, что ли?

— Ай, смешно шутишь. — Хозяин угодливо похихикал. — Закырывать надо…

— Что «надо»? Ты, я не понял, ты чего, меня на улицу выкинуть хочешь, что ли? Совсем оборзел, обсос сковородочный?

Юань набычился. Как правило, он неплохо владел собой и, если бы не выпитая водка, не стал бы ломиться в амбиции. Объяснил бы Арсену культурно, что тому придется сегодня потерпеть неудобства. Однако плохое настроение плюс алкоголь сделали свое дело.

— Прости. Я просто… — начал было хозяин, но Юань уже вскочил, ринулся на него и смачно укатал в зубы.

Арсен полетел на пол, опрокинув столы. Сидящий за угловым столиком единственный посетитель — здоровый, как медведь, шоферюга — поднялся и направился к выходу. А Юань бушевал вовсю. Он наступал на отползающего Арсена, расшвыривая легкие стулья и переворачивая столы.

— Ты кого выгоняешь, перхоть черножопая? — орал, брызгая слюной, Юань. — Забыл, кто здесь хозяин? Я тебе покажу, падло, кто здесь хозяин! Я тебе, гнида, жопу на фашистский знак порву!

— Вай, вай, вай, — лепетал хозяин, заслоняясь пухлой рукой.

Юань занес руку, чтобы вышибить зубы нахальному армянину, но в этот момент ему на загривок обрушился удар. Ударили не то чтобы сильно, но очень точно, со знанием дела. Юань, хрюкнув, повалился словно сноп. За ним обозначилась фигура шоферюги, держащего в руке метровую монтировку. Шоферюга посмотрел на поверженного Юаня, прошел к своему столу и сел. Спокойно продолжил ужинать.

— Арсен, — позвал он, — ежели шпана эта будет доставать, скажи. Я мужиков позову, они эту шантрапу бритую-стриженую отвадят.

— Вай, вай, вай, — стонал Арсен, подползая к Юаню. — Что наделал, а? Все теперь. Пропал ресторан. Все поломают, побьют. Арсена побьют, мебель побьют…

— Да не стони, Арсен. — Шофер доел, положил на стол пару купюр, затем подхватил монтировку и сунул ее в рукав легкой адидасовской куртки. — Сказал: отвадят мужики их.

Он подошел к все еще лежащему без движения Юаню, подхватил его, легко, как тряпку, выволок на улицу и бросил на гравий, устилавший стоянку.

Шофер еще не успел дойти до своего грузовика, а все огни в ресторане погасли. Моргнув неоном, выключилась вывеска. Остался только лежащий у ступенек Юань да старенький, «мохнатой» модели «Порш».

Когда Юань пришел в себя, стоянка была пуста. Стонал в кронах деревьев ветер да изредка проплывали мимо запоздалые машины. Юань сел, пощупал разбитый затылок, поморщился. Он, хоть убей, не помнил, что с ним произошло. Помнил только, как кинулся на хозяина ресторанчика. Но это и все. Остальное терялось во мраке беспамятства. Юань с трудом поднялся, постоял, покачиваясь, успокаивая кружащуюся в голове дурноту и удерживая бунтующую в желудке водку, затем пошел к ресторану. Постучал в дверь.

— Открывай, Арсен.

Тишина. Арсен-то был внутри, это ясно. Он, кажется, вообще не уходил из своего питейно-закусочного заведения, но открывать не желал.

— Открывай, падло, подожгу ресторан к свиньям! — гаркнул Юань.

И снова тишина. Юань спустился с деревянных ступеней, подобрал с земли камень побольше и запустил им в стекло, вымещая злость за неудачный день. Стекло хрустнуло и осыпалось. Юань выматерился. Лезть внутрь ему совершенно не хотелось. Он уже успел проклясть все. И себя за то, что написал паскудную бумажку, и Смольного, который втравил их в эту историю, и Козельцева за то, что согласился Смольного вытащить. Всех.

Он пошел к машине, и в этот момент зазвенел мобильник, висящий на боку. Юань осторожно, стараясь лишний раз не беспокоить голову, достал трубку.

— Да…

— Юань? — услышал он голос одного из своих пехотинцев. — Это Шнур.

— Ну?

— Мы тут старикана одного надыбали. Он в центре милостыню собирает. Крохин старикан, короче.

— Ну и чего? — Время от времени Юань поднимал руку и ощупывал рану на затылке. Кровоточить она перестала, и теперь коротко остриженные волосы покрывала жесткая короста. — Чего этот старик-то?

— В общем, рубится, что «папа» сегодня под вечер в центре рисовался.

— Где в центре? — Сон и похмельную муть словно рукой сняло.

— Ну, там… На площади, рядом с «Димычем».

— Возле УВД, что ли?

— Ага. Прямо напротив.

— И чего он там делал?

— Старик звонит: мол, вышел из двора там одного, порисовался пару минут, потом чухнул в магазин. Ну, этот, знаешь, где всяким фуфлом бабским торгуют, — пояснил Шнур. — Ну и, короче, потом снова во двор слинял.

— А чего он в бабском магазине делал?

— Да старикан без понятия. Он же спецом не пас. Так сидел, бабки шкулял. Я врубаюсь, там отдел есть, мобилами торгует. Может, он туда ходил?

Юань подумал, хмыкнул.

— А зачем Смольному мобила? У него же есть.

— А я это… Хрен его знает, короче.

— Ладно. Завтра с утра смотайтесь в этот магазин, узнайте, не появлялся ли там Смольный. Потом обойдите соседние дворы, порасспросите там всех. Может, Смольный хавиру себе снял путевую.

— Лады, — отозвался Шнур. — С утреца займемся.

— Ага, давай. — Юань бросил телефон на «торпеду».

Странное что-то творилось. Смольный вдруг срыл. С трубой тоже сплошные непонятки. Мобила у него есть, за каким болтом понадобилась вторая? И УВД на той же площади. Тревожно как-то все. Нехорошо.

Юань посопел, подумал, но ничего путного на туманную голову придумать так и не смог. Ладно. Завтра утром пацаны отыщут Смольного, тогда все и выяснится.

Решив, что утро вечера мудренее, Юань запустил двигатель «Порша» и погнал машину к городу.

Ночь лопнула, как мыльный пузырь, и растеклась серым рассветом по асфальту и стенам домов. Посветлело разом, треснула скорлупа оконных стекол, выпустив на волю солнечное отражение. Вспыхнули бешеным пожаром кроны тополей, берез и рябин. Застыли ошеломленно редкие сосны. Голуби, дурни, подумали, что снова весна, закрутили в высоком небе праздничный танец. Нахохлились обиженно вороны, обманутые в предчувствии первых холодов. Теплынь… Красиво начинался день.