Операция спасения - Сергей Иванович Зверев Страница 38

плотным одеялом. В дуплах старых сосен прятались совы, их глаза — два желтых уголька — следили за тьмой. Лес не сдавался. Он дышал прерывисто, с болью, но дышал. И ждал. Как будто знал, что придет зима, заметет следы, укроет раны снегом. А весной — пусть не скоро, пусть через годы — первые почки пробьются сквозь пепел. Пока же он стоял, объятый туманом и горем, живой свидетель того, что даже деревья могут плакать.

Эти мысли переполняли Сашку Канунникова. Он думал и о поляках, и о лесе. А еще он думал о Зое Луневой. Вот сколько их собралось здесь, оторванных от дома. И у каждого своя беда, и каждый мечтает о Родине. Сашка готов был броситься на помощь каждому и ради каждого был готов рискнуть жизнью, ринуться в бой. Но Зою он хотел защитить по-особенному, закрыть собой, обнять так, чтобы она забыла обо всех страхах на земле, обо всех тревогах и только улыбалась бы свежим летним утром, выйдя на веранду дома где-нибудь… неважно где, например, на берегу озера Секачи или Ярового. Там, где озерный край, в котором осталась его мама. Там, где лесной край, в котором прошла юность Сашки Канунникова. Берега Оби, Новосибирск, техникум. Летние вечера на берегу, песни под гитару, первый поцелуй девушки. Большой, густой и очень добрый сибирский лес. Так теперь казалось лейтенанту.

Канунников подошел к тому месту, где была спрятана рация, и остановился. Тут же из-за дерева показался Романчук, и Сашка облегченно выдохнул. Наконец-то! Живой! Вырвался! Страшнее всего было сейчас думать, что ты останешься один. Какое же все-таки стадное существо — человек. Или, как говорят ученые, — социальное. Всем вместе не страшно и в атаку подниматься, и дорогу в тайге строить, да и много еще чего. А стоит тебе остаться одному, и тут же ты растерян, испуган. И нужно обладать великой силой воли, чтобы и в такой ситуации остаться борцом, быть сильным и побеждать. И природу, и врага!

— Как ребята, Петр Васильевич? — торопливо спросил Сашка.

— Все ушли. Там такая паника началась после взрыва, все стали разбегаться, ну и мы тоже смотались. Повезло. Да только вот местным не повезло, Сашок. Я потом с холма от ратуши обернулся и увидел, как подлетели машины с автоматчиками. Обе улицы перекрыли.

— И что? — У Канунникова сжалось сердце от нехорошего предчувствия.

— Страшно, Сашок, смотреть на такое, — пограничник отвел глаза и посмотрел куда-то вдаль между стволов сосен. — Люди начали метаться, за оцепление никого не пропускают. Там немцев человек тридцать приехало. Они мужчин стали хватать. Молодых и не очень старых. Человек пятнадцать отобрали, деловито так. Я думал, сейчас в машину посадят и увезут. Может, в виде заложников, а может, надеются, что среди этих подпольщики окажутся. Только хрен там, они никого не стали увозить. Поставили к стене дома полтора десятка мужчин, отошли на несколько шагов и почти в упор из автоматов всех расстреляли. Вот так вот отреагировали, сволочи!

— Вот так просто взяли и расстреляли ни в чем не повинных людей? — опешил лейтенант. — За что? Почему?

— А ты привыкай, партизан! — со злостью бросил капитан. — Привыкай к тому, что враги, когда сами не могут сражаться с подпольщиками, они могут и такими вот способами влиять на местное население. Вы убили немцев, а мы двадцать мирных поляков за это. В следующий раз тридцать убьем. И тогда мирное население, чтобы выжить, начнет предавать своих патриотов. Вот на что расчет: на страх, на желание выжить, пусть за счет других, но выжить. Ближний ближнего предаст ради спасения. Подло? Но действует, я думаю…

Сашка стоял, ошарашенный рассказом командира, невольно представляя эту картину и то, что испытали эти люди перед смертью. Ведь никто и подумать не мог, что все кончится такой вот расправой. Жуткой по своей жестокости и бессмысленности. Хотя это нормальный человек в таком поступке смысла не видит, а фашист, который хуже животного, любого зверя, видит смысл. Это зверь убивает, только когда ему нужна пища, когда голоден. А человек способен на зверства ради удовлетворения своей злости, ненависти. «Учтем, — думал Канунников, — тактику вырабатывать будем и учтем это. А также учтем, что вы не люди и убивать вас будем не как людей, а как взбесившихся зверей».

— Пошли! — махнул рукой Романчук.

Они подошли к нужному месту, где под слоем песка была спрятана лопатка. Разгребли слой песка, земли и сухой травы, и показался прорезиненный брезент, в который была укутана рация. Еще раз убедившись, что в пределах видимости никого нет, Канунников стал забрасывать тросик антенны на ветку дерева, а капитан включил рацию. Закончив свою часть работы, Сашка присел рядом с командиром и уставился на рацию. Она молчала…

— Что за чертовщина? — Романчук выключил и снова включил рацию, стал вращать верньеры настройки частоты, но рация молчала.

Он дул в микрофон, постукивал по нему пальцами, но все было безрезультатно. Сашка хмуро смотрел на все манипуляции командира и начинал понимать, что теперь связи с родной землей у них нет. Нет связи с подпольем, с командованием. И снова они сами по себе, брошенные и забытые всеми. Нет! — оборвал себя лейтенант и сжал голову руками. Не брошенные, не забытые. Просто идет война, а на войне случается всякое. И очень часто случается то, чего ты не хочешь, боишься. Например, выходит из строя рация, кончаются патроны. А еще бывает так на войне, что тебя убивают.

— Все, Василич, — тихо сказал Канунников, — не продолжай. Я думаю, что батареи окончательно сели.

— Сели? Почему? — стискивая зубы, прошипел Романчук. — Ведь работала же она, паскудина, ведь все было нормально!

— Не знаю, может, так и садятся, что сразу, а не постепенно. А может, мороз так влияет, что они быстрее сели. Вчера и позавчера было холодно. Что теперь говорить? Теперь что-то решать надо. Теперь мы снова сами решаем. Нет над нами командования.

— Эх, инженеры, — пробормотал пограничник. — Не могли подсказать. Тоже мне, инженеры.

— Ребята не виноваты, — возразил лейтенант. — Мы же им не сказали, что батареи садятся, мы же не советовались с ними, не спрашивали их. Не кипятись, Василич.

— Но их же как-то, может быть, можно зарядить или еще что-то сделать, — ворчал капитан, глядя на бесполезную рацию.

— Не знаю. Может быть, батареи вытащить, взять их с собой и показать Лещенко? Пусть ребята подумают, прикинут, что можно сделать. По крайней мере, мы будем знать, как выглядят батареи к нашей рации, может быть, удастся где-то у немцев забрать, нападение устроить.

…Вернуться в