Б. Седов - Фарт Страница 39

Я взял со стола пистолет и, предусмотрительно вынув обойму, приложил его ко лбу Риты, которая ошеломленно моргала глазами и, похоже, не понимала, что произошло.

– Держи сама, – сказал я, и она послушно прижала пистолет ко лбу.

Я налил вина и, протянув ей полный стакан, сказал:

– Пей!

Рита выпила вино до дна, потом сморщилась и, бросив пистолет на постель, мстительно сказала:

– Все равно бормотуха.

– Может быть, – согласился я, – зато теперь ты знаешь, что Боженька не фраер и все видит. Как сказал однажды Гребенщиков – добро торчит, порок наказан. Не рой другому яму, и так далее.

– А иди ты со своими афоризмами. Не видишь, что бедная женщина вся извелась без тебя?

Похоже, удар головой об стол привел-таки ее в чувство.

– Теперь вижу, – сказал я, наливая ей еще.

– Ну так что же ты стоишь, как столб? Иди и обними свою Риту!

И я пошел и обнял женщину, которая прилетела ко мне на транспортном самолете, принадлежавшем местному наркоторговцу Рикардо Альвецу, чтоб ему сгореть.

Я имею в виду Альвеца, а не самолет.

Глава 9

Коварство и любовь

Знахарь лежал на просторной измятой постели и, бездумно уставившись в потолок, курил, медленными движениями стряхивая пепел на земляной пол. За окном жарило солнце, но в хижине было прохладно и темно.

Рядом с ним распростерлась Рита. Она лежала на боку, прижавшись щекой к Знахарю и положив правую руку ему на грудь. Глаза Риты были закрыты, и от ее спокойного дыхания шевелилась одинокая волосинка, торчавшая из маленькой родинки на загорелой груди ее любовника.

В хижине стояла тишина, и только откуда-то со стороны взлетной полосы, накатанной пьяными пилотами, как деревенский проселок, доносились нестройные голоса кокаиновых революционеров, набравшихся текилы и пульке.

Докурив сигарету до фильтра, Знахарь щелчком отправил ее в открытое окно и, скосив глаза, посмотрел на Риту. Ее лицо было спокойным и умиротворенным. Знахарь усмехнулся, подумав о том, что Рита получила наконец то, ради чего тащилась сюда на полуразвалившемся воздушном грузовике, и теперь следовало ждать от нее кое-чего другого. Потому что не только ради его объятий она оторвала свою гладкую задницу от комфортабельного североамериканского континента, не только в погоне за экзотикой пересекла по воздуху пиратское Карибское море.

Словно услышав его мысли, Рита пошевелилась, глубоко вздохнула и открыла глаза. Первое, что она увидела, был сидевший на стенке большой волосатый паук, который шевелил в воздухе двумя передними лапами, как пьяный, разговаривающий сам с собой. Сдержав инстинктивную панику, она долго рассматривала его и потом спросила:

– И как только ты их не боишься…

– Кого? – спросил Знахарь, лениво проведя пальцем по длинной ложбинке на спине Риты.

– Да всех этих… Змей, пауков, прочих гадов…

– А что их бояться-то, – удивился Знахарь, – живут себе, никого не трогают.

– Да-а-а… Вон он какой страшный!

– Кто?

– На стене сидит.

Знахарь повернул голову и, увидев паука, улыбнулся.

– Ну и что такого страшного ты в нем нашла?

– Большой, волосатый, как сейчас бросится!

– Ага! Бросится и выкрутит тебе руки.

– Не руки выкрутит, а укусит. Он же ядовитый, наверное.

– Да-а-а, Риточка, видать, в вашем шпионском училище природоведения не было. Это же обыкновенный птицеед. И он вовсе не ядовитый.

– Врешь!

Знахарь презрительно посмотрел на Риту и, протянув руку, осторожно снял паука со стены. До этого ему никогда не приходилось брать в руки таких внушительных страшилищ, но он видел, как это делают другие, поэтому, не желая прослыть среди Риты трусом, заставил себя почти хладнокровно подсунуть пальцы под паука, и тот неторопливо перебрался к Знахарю на ладонь.

Знахаря умилила доверчивость, с которой ужасный волосатый пожиратель птиц забрался к нему на руку. Воодушевленный успехом, он пересадил паука себе на грудь, прямо перед самым носом Риты и, с трудом сдерживая дурацкую гордость, сказал:

– Вот видишь, ничего страшного в нем нет.

Рита, глядя на сидевшего в десяти сантиметрах от ее носа птицееда, прошипела задушенным шепотом:

– Убери сейчас же!

– Да ты только посмотри, какой он красивый!

– Убери его к черту, дурак!

– Ах вот как! Ну тогда возьми и убери сама.

Рита протянула к пауку дрожащую руку и, осторожно взяв его за волосатое тулово, выбросила в окно.

– Нет в тебе жалости к животным, – горестно сказал Знахарь, – он же все ноги себе переломает!

– Ничего, – ответила Рита, с отвращением глядя на свою руку, – у него их восемь, переживет. А ты извращенец, вот ты кто.

– Конечно, извращенец, иначе стал бы я с тобой кувыркаться!

Рита пропустила это мимо ушей и, с писком потянувшись, положила руку Знахарю на живот. Потом медленно опустила ее ниже и, нащупав то, что в этот момент интересовало ее больше всего, разочарованно протянула:

– Ну-у-у… Это что, и все, что у тебя есть?

– А ты что, хотела там два найти?

– Два не два, а желательно, чтобы он был побольше и потверже.

– Размечталась! Я тебе не сексмашина.

– Это я уже поняла. Ну что же, есть способы…

И Рита попыталась применить один из известных ей способов превращения маленького и мягкого в большое и твердое. Но Знахарь резво вскочил с кровати и сказал:

– Еще раз говорю – я не сексмашина. Пойдем-ка лучше искупаемся. Здесь недалеко.

– А что! – Рита оживилась. – В воде тоже хорошо! Пошли.

Они быстро нацепили на себя минимум одежды и вышли из хижины.

В сотне метров от них, около самолета, спрятанного под маскировочной сетью, развлекались пьяные революционеры. Посмотрев на них, Знахарь хмыкнул и сказал:

– Вот, пожалуйста, – никарагуанские колхозники отдыхают после работы.

Рита посмотрела в ту сторону и, фыркнув, ответила:

– Колхозники… На кокаиновых просторах необъятной никарагуанщины…

– Началась страда! – подхватил Знахарь.

Они засмеялись и, обнявшись, скрылись в густой тени деревьев.

Из-за хижины беззвучно вышла Кончита и, глядя им вслед, задумчиво погладила рукоятку десантного тесака, висевшего на ее широком, потертом, как старое седло, ремне.

– Меня беспокоит только одно, – сказал я, поливая себя теплой водичкой, – как обеспечить одновременность двух сборищ. Одно там, в Калифорнии, другое – здесь, в Никарагуа.

Мы лежали голышом на плоской скале, которая возвышалась над уровнем воды сантиметров на десять. Скала была разогрета солнцем, как сковородка, и пришлось поливать ее водой, прежде чем улечься. Я устроился с краю и теперь имел возможность, протянув руку, зацепить немного воды и полить на себя.

– Полей на меня тоже, – попросила Рита, и я с огромным трудом выполнил ее наглое бессовестное требование.

– Спасибо, – прошептала она и умолкла.

Так прошло уже около получаса, и я чувствовал, как солнце прожаривает меня насквозь, вытапливая лишние граммы жира и мозга. До того как улечься на камень, мы хорошо порезвились в воде, и теперь сил не было вовсе. Водопад мягко журчал, в ветвях незнакомых деревьев чирикали неизвестные птицы, и перед моими закрытыми глазами плавилось розовое пространство, разогретое солнцем до температуры доменной печи.

Наша беседа была очень неторопливой, я бы даже сказал – чересчур неторопливой. Между вопросом и ответом проходила минута, а то и две, и поэтому за полчаса мы успели поговорить об очень немногом.

– Как обеспечить… – машинально и бессмысленно повторяла Рита, – как обесточить… как обезглавить… как обезобразить…

Вдруг она резко села и, хлопнув меня ладонью по расслабленному животу, сказала:

– Есть! Эврика!

Я поморщился и, не открывал глаз, пробурчал:

– Это неоригинально. Один уже так кричал.

О том, что его потом зарубили солдаты, вспоминать не хотелось.

– Тело, впернутое в воду, выпирает на свободу с силой выпертой воды телом, впернутым туды! – радостно продекламировала Рита и спихнула меня в пруд.

Мне было лень двигать руками и ногами, и я медленно опустился на дно лицом вверх. Я видел, как надо мной колыхались и перебегали тени и блики, в ушах звучали подводные звуки, затем быстро проплыла какая-то мелкая рыбка, и я подумал, что хорошо быть рыбой и жить в воде. Вспомнилась древняя притча о том, как два китайских философа гуляли по берегу пруда, в котором резвились зеркальные карпы.

– Хорошо быть карпом и плескаться вот так, в прохладной, свежей воде! – сказал один.

– Откуда ты знаешь, что чувствует карп? – спросил второй, – ты ведь не рыба.

– Откуда ты знаешь, что знаю я, ты же – не я! – ответил первый…

Но тут организм потребовал от меня сделать очередной вдох, я неохотно загреб руками и вынырнул на поверхность.

Рита сидела на корточках на самом краю камня, и, не в силах противостоять соблазну, я схватил ее за лодыжку и стащил в воду. Она не сопротивлялась и, оказавшись в воде, сразу же обхватила меня руками и ногами. А поскольку мы были голыми, я тут же понял, почему она не сопротивлялась. Выскользнув из ее жадных объятий, я с превеликим трудом вылез на камень и, устроившись подальше от края, сказал: