Андрей Таманцев - Двойной капкан Страница 39

Поверх сетки крепились мощные осветительные галогены. Но и в темноте они не рисовали контур ограды — горели то там, то тут. Понятное дело: перегорали, а новые где возьмешь, их же покупать нужно.

На планах четко просматривалась и система наружной охраны: трое у главных ворот, трое у задних, через которые, вероятно, вывозились на ближний обвалованный склад отработанные ядерные материалы. У входов в оба действующих блока тоже темнели фигурки охранников. Можно было даже разглядеть «калаши», висевшие у них на груди.

Всего в наружной охране мы насчитали восемнадцать человек. Внутри тоже наверняка была охрана. Возле главного щита управления, при входе в реакторные залы. В общем, человек тридцать. На смену и со смены их возила крытая брезентом вахтовка (чтобы не давились, очевидно, в автобусных очередях и не опаздывали на пересменку). Пару раз, выйдя утром из гостиницы подышать свежим воздухом и отовариться в местных лавчонках какой-нибудь бесхитростной и безопасной едой (в буфете еда относилась безусловно к опасной, одни котлеты чего стоили), я внимательно разглядел ребят, грузившихся в вахтовку. Это был типичный ВОХР из местных парней, отслуживших срочную. Вряд ли они вели слишком праведный образ жизни: не раз заскакивали в палатки и возвращались к машине, ловко придерживая засунутые за пазуху бутылки. Командиры отделений или смен были постарше и посерьезней — из бывших прапоров или офицеров, вероятно. Сами они бутылок по утрам не таскали, но после смены обязательно отоваривались. И эту водяру, были у меня такие подозрения, они использовали не для растирания натруженных за день ног или еще чего. Они принимали ее внутрь. А по утрам не бежали похмеляться, только чтобы не уронить себя в глазах подчиненных. Впрочем, не исключено, что подчиненные похмеляли их уже прямо в кузове вахтовки.

Так что уровень охраны Северной АЭС, как и предполагали аналитики Каспийского трубопроводного консорциума, оставлял желать лучшего. Неужели и другие АЭС охраняются так же?

Я был не прав: эту станцию мы могли бы захватить без единого выстрела. И никакой проверочной тревоги не понадобилось бы. Но когда я после разговора с Генрихом Струде рассказал о своей идее полковнику Голубкову, он сразу и очень горячо ее одобрил. Она давала какие-то дополнительные возможности. Какие — он не стал объяснять. Только несколько раз повторил, что мы должны стоять на своем и не отступать даже в самой малости.

Генрих тоже успел разглядеть охрану и высказал мне свое убеждение в том, что мой план лишь усложняет дело. Но я был тверд. Даже если хоть один охранник сдуру или спьяну окажется изувеченным, не говорю уж — убитым, что? Слово сказано? Сказано.

О чем еще говорить? Я даже слегка блефанул: вас не устраивает этот вариант — нет проблем, мы возвращаем ваш аванс за вычетом текущих расходов и суточных и забываем о нашей встрече.

В этом блефе был только один момент, который я назвал бы не опасным, а сомнительным. Поздним вечером, когда Генрих вновь собрал всех нас у меня в Затопине и каждому вручил по сто штук зеленых, а также раздал нам билеты на поезд «Москва — Мурманск», у меня в доме неожиданно появился полковник Голубков на своей задрипанной неприметной «Волге». С ним был какой-то человек в штатском, я его никогда раньше не видел, И по повадкам он был штатским, кем-то вроде бухгалтера. Он попросил нас выложить на стол пакеты с баксами, которые передал нам Генрих, распотрошил их так, что стали видны номера и серии каждой банкноты, и долго фотографировал их аппаратом со вспышкой. Потом попросил каждого из нас написать заявление с указанием, когда, от кого и для какой цели мы получили эти деньги. В конце каждого заявления перечислялись серии и номера банкнот, так что заявления получились довольно объемистыми. Больше всего мне не понравилось (даже не знаю почему) то, что заявления были на имя Генерального прокурора России.

Только этого нам и не хватало.

Но полковник Голубков сидел молча, очевидно одобряя действия своего спутника, и мы не решились выражать недоумение, а уж тем более и протесты.

После того как эта довольно затяжная процедура закончилась, бухгалтер собрал все наши баксы в инкассаторский мешок, а нам выдал другие — такие же новые, стольниками. И ровно по сотне тысяч. Так что, если бы Генрих согласился на мое предложение, он получил бы обратно не совсем те деньги, которые нам заплатил.

Но у него, судя по всему, и в мыслях не было давать задний ход. Он был устремлен вперед, только вперед. А впереди было посещение Северной АЭС. Люси пригласил на эту экскурсию главный инженер станции во время пьянки на загородной базе, а потом не поленился прислать пропуска для всей нашей группы. Мы и не преминули воспользоваться этим приглашением.

II

Осмотр станции принес всем нам много приятных неожиданностей. Принципиально разных по своей сути. Люси, например, восхитило то, что все на станции работают в белом — не в белых халатах, как внешний обслуживающий персонал, а в белых штанах и куртках с застежками по самое горло. На лицах многих из них были белые повязки, что-то вроде марлевых респираторов. Эти операторы работали в реакторной зоне — «грязной», как называли ее между собой. После трех часов работы полагался часовой отдых, для этого была выделена специальная комната с лежанками, фикусами и телевизором «Рекорд» с тусклым экраном. Когда смена кончалась, операторы подвергались тщательному дозиметрическому контролю, а вся их одежда отправлялась либо на дезактивацию, либо уничтожалась.

Главный инженер Юрий Борисович, сопровождавший нас, настойчиво советовал Люси не лезть в активную зону. Но не на ту напал. Как это? Побывать на атомной станции и не взглянуть на реактор! А по-моему, ей просто хотелось пощеголять в белом балахоне, с дозиметром в кармашке. А если бы еще без штанов да в присутствии фотокорреспондента какого-нибудь «Пентхауза» или «Плейбоя» — так больше и мечтать не о чем, сенсационная серия! Насчет фотокорреспондента у нее, разумеется, обломилось. Но по тому, как она облазила все перекрытия и останавливалась рядом с операторами у главного щита или у системы контроля за охлаждением реакторов, я понял, что идея суперсерии «Люси Жермен демонстрирует коллекцию на русской АЭС» накрепко запала в ее голову.

Генрих с дозиметристами взяли лодку и обогнули станцию по воде, отбирая пробы в разных местах и тщательно записывая показания датчиков в блокнот. Муху мы оставили снаружи — приглядеться, что там к чему, а мы с Доком пристроились к Юрию Борисовичу и Люси. И уже минут через сорок весь план предстал передо мной, как на бумаге. Но, понятное дело, я держал его пока при себе.

На третий, строящийся, блок мы заходить не стали. «Там шумно», — сказала Люси. И в самом деле, из-за высокой сетки, отгораживавшей действующую станцию от стройки, доносился истошный вой наждаков, которыми зачищали сварные швы, грохот железных балок и огромных металлических листов, натужный вой тяжелых грузовиков, буксующих в непролазной грязи. Да мне это было и не нужно. Стройка выпадала из зоны нашего действия. А это был один из главных выводов.

На выходе из активной зоны Юрий Борисович не без гордости показал Люси показания дозиметров и объяснил, что радиация внутри станции всего на тысячные доли нормы превышает фон. Люси заглянула в комнату отдыха, где операторы, среди которых была половина женщин, смотрели по тусклому ящику какую-то мыльную оперу, и искренне возмутилась.

— Юрочка! И это называется заботой о людях, твою мать? — не приглушая голоса, спросила она главного инженера. — Где Генрих? Позвать сюда Генриха!

Появился Генрих. Люси показала ему на «Рекорд».

— Завтра здесь должен стоять «Тринитрон». Нет? — спросила она, заметив легкий протест в глазах своего шеф-менеджера. — Тогда можешь искать себе другую работу!

В кабинете главного инженера, на очищенном от бумаг длинном столе был устроен легкий фуршет. Но Люси даже не взглянула на бутылки и бутерброды с семгой. Она подошла к письменному столу и уставилась на компьютер.

— Это что? — спросила она так, как спрашивают о какой-то диковине.

— Ай Би Эм Пи Си, — ответил главный инженер.

— Неужели двести восемьдесят шестой? — поразилась Люси.

— Ну почему? — обиделся Юрий Борисович. — Триста восемьдесят шестой. И очень даже прилично работает.

Люси вновь решительно повернулась к Генриху.

— Интел. Последней модели. Со всеми примочками. Интернет и все прочее.

Подключить кабелем к сети телецентра, у них есть канал. Не нужно меня благодарить, Юрочка, — обратилась она к главному инженеру. — Я надеюсь, ты разрешишь мне и моим сотрудникам время от времени им пользоваться. Пока мы не найдем подходящего помещения для своей компьютерной базы. Мне придется связываться с турагентствами всего мира. И как прикажешь? По вашему междугородному телефону? Так проще докричаться! Наливай, Генрих. И не делай из своей морды козу. Мы приехали сюда не на один год. И если мы хотим здесь успешно работать, нужно, чтобы нас полюбили. Ты меня уже любишь, Юрочка?