Андрей Таманцев - Точка возврата Страница 39

Но часть, формально расформированная и несуществующая, продолжала существовать. Приказа о сдаче всего имущества и передаче личного состава другому командиру не было. Более того, дивизион забросили в горы, так что Турков лишился даже комнаты в казарме и поселился в кунге, в машине-мастерской. У него в подчинении остался всего один офицер и полсотни солдат. Время от времени пусковые заводились, загружались учебными ракетами, лишенными заряда и маршевого топлива, проводились дивизионные учения. Но Турков был отстранен от них. Парней из УНСО дрессировали сухощавые дядьки в камуфляже, говорившие с сильным акцентом. Где и когда иностранцы обучились работе на «точке», для Туркова не было загадкой. Когда-то в ГСВГ было четыре отдельных ракетных дивизиона, по одному в каждой танковой дивизии. Во всех дивизионах служили бывшие однокашники Туркова. Так что судьбу трех дивизионов он знал. Они были выведены из Германии и теперь стояли в России. Первый, родной дивизион Туркова побывал даже в Чечне, но о том, как он там воевал, если вообще воевал, Туркову известно не было. Участь третьей ракетной части была загадочна. Она не появилась нигде. Скорее всего, вся еще недавно секретная техника была сторгована другом Горби другу Бушу.

И вот Турков — майор в сорок лет. Вечный майор. Он командир части. Формально командир. На самом деле он, кадровый офицер, специалист высокого класса, приставлен всего лишь сторожем к остаткам дивизиона. Он сторожит, а неулыбчивые недавние наиболее вероятные противники уверенно объясняют таким же хмурым недавним братьям по Союзу устройство гироинтегратора. Ну, у таких не грех и спирт из пусковой стырить.

Турков развел второй стакан и, отвлекшись от своих мыслей, оглянулся. Сержант, если даже он заглянул по дороге в караулку, что-то задерживался. Но вместо сержанта или подгнившей бревенчатой стены КПП он увидел дульное отверстие большого калибра, направленное ему в голову. Турков отвернулся, поднес стакан уже приготовленного спирта к губам и отпил свою обычную дозу — половину. Спокойно поставил стакан на стол и сказал, не оборачиваясь:

— Можешь стрелять.

Но никто не выстрелил. Чья-то ловкая рука, протянувшись у Туркова под мышкой, расстегнула кобуру и вынула «Макаров».

— Если хочешь выпить, пей сейчас, — сказали Туркову. — Я тебя сейчас свяжу.

Трусом Турков не был никогда, а тут еще и выпил. Он нагло вступил в переговоры:

— А когда развяжешь? Если скоро, то я подожду, тогда и выпью.

— Не скоро.

— Все равно. Выпью потом, сейчас не хочу. Туркова прочно, но гуманно, без перетяжки, привязали к стулу.

Штурм дивизиона прошел мягко, без жертв с обеих сторон. Боцман обошел часть с той стороны, где стояли пусковые и где был соответствующий пост. Артист пошел снимать другого часового. Я вплотную подошел к КПП. КПП — дежурку и караульное помещение — нужно было брать одновременно: слишком близко друг от друга они стояли. Сначала я увидел Артиста. Он высунулся из-за соснового ствола, дал мне знак, получил мой ответ и спрятался снова. Боцмана пришлось подождать. И все это время я наблюдал в окно за одиночным банкетом дежурного офицера. Я видел, как помощник офицера удалился к пусковым относить банку из-под спирта. Там он, очевидно, встретился с Боцманом и был обезврежен. Действительно, Боцман, появившись в моем поле зрения, поднял два пальца: двое связаны. Я показал ему на дерево, скрывавшее Артиста. Боцман пробрался к нему, и уже вдвоем они подступили к караулке.

Я в это время проник на территорию части и беспрепятственно вошел в дежурку через распахнутую дверь. Дежурный меня не видел. Он был занят приготовлением очередной дозы спиртного. Боцман с Артистом ворвались в палатку караула, где бодрствовал только один разводящий, наверное из салаг. Караул безболезненно лишился оружия и безропотно дал Боцману себя связать, пока Артист угрожающе водил помповиком на уровне глаз пленных.

Втроем мы мирно вошли в одну из палаток-кубриков и устроили подъем. Бедных солдатиков пришлось запереть в кунге. Там им будет тесно и душно, зато не возникнет соблазна оказать сопротивление и получить пулю. Таким же образом мы заключили в импровизированную тюрьму и население второй палатки. Второй офицер и без того уже спал в кунге. Оружия при нем не было, его оставалось только запереть.

Я вернулся на КПП и дал знак Бороде. Он вышел из-за деревьев и первым делом спросил у связанного майора:

— Когда следующий доклад в дивизию? Связанный поднял мутные глаза и усмехнулся:

— Хотите доложить о происшествии?

Борода пристально посмотрел на него и ответил как-то неуверенно:

— Нет, я хочу, чтобы вы сами доложили, что происшествий нет.

Я поднял ствол к лицу майора, чтобы он говорил : правду и только правду, но, кажется, алкоголь полностью примирил его с действительностью, потому что он, не задумываясь, ответил:

— В шесть двадцать утра.

Борода словно не слышал ответа. Он уставился в осоловевшее лицо ракетного майора и даже рот приоткрыл от напряженной работы мозга.

— Товарищ стар... Товарищ майор! — произнес он медленно обалдевшим голосом. — Вячеслав Аркадьевич! Эт-то ж надо!

— К вашим услугам. — Пьяный поднял на него глаза.

— Не думал, вот никак не думал, что вы присягнете Украине...

— А я не присягал. Я присягал служить советскому народу. Вот дайте мне советский народ, и я ему буду служить. Двух присяг не бывает.

— Но вы же служите...

— Мне печать в удостоверении личности поставили, вот я и служу. Слушай, сержант, мне не с руки, поднеси стакан ко рту...

— Виноват, товарищ майор, я старшина.

— Ах, да. Я тебя старшиной увольнял. Дай выпить, Кулик...

Борода вопросительно посмотрел на меня. Я отставил помпу и развязал майора. Он был не опасен.

Майор выпил и обреченно сказал:

— Пиз...ец дивизиону. Вы хотите уничтожить ракеты, если я правильно понял?

— Нет.

— Кулик, — продолжал майор несколько бессвязно. — Ты не бандит. Ты остался в русской армии, вон у тебя какой командир. Я для вас предатель. Вы имеете полное моральное право расстрелять меня как врага народа. Здесь на моих пусковых обучают фашистов, чтобы они воевали в Чечне. Я должен был сам... Я прошу у вас прощения, что не застрелился сам, как русский офицер. Вы должны уничтожить пусковые и ракеты, а меня расстрелять.

— Нет.

— Хорошо. Я сам все на хер уничтожу.

Майор поднялся.

— Нет.

— Так какого хрена!

— Нам нужно сделать пять пусков, товарищ майор. А лучше — два залпа.

— Пошли.

Залп

Майор вышел из будки КПП, спустился к ручью, умылся и бодро, словно и не пил вовсе, потопал к технике. У колес боевых машин на небольшом бетонированном плацу лежали двое связанных солдат.

— Этого — увести! — майор указал на часового. Артист развязал ему ноги и увел к остальным пленным.

— Этого — развязать! — приказал майор, указав на своего помощника. — Он мне нужен.

Я освободил сержанта. Майор скомандовал:

— В машину!

И указал на пусковую с номером 01. В машину нас поместилось четверо: кроме меня, майор со своим сержантом и еще Борода. Боцман остался снаружи — охранять нас от волков, что ли, а Артисту я приказал не возвращаться, а караулить наших пленных и вообще контролировать обстановку. Мало ли что.

Майор из пьяного офицера превратился в боевого командира. Он говорил коротко, но четко. Сначала обратился к Бороде.

— Цели?

Борода дал ему карту. Майор тут же вооружился линейкой и транспортиром, провел какие-то измерения и снова спросил:

— Кто будет загонять машины на позиции?

— Мы двое. — Я показал на себя и на Боцмана, маячившего за окном.

— Заряжать будем на позициях. Я завожу пусковую, ты, Кулик, подгоняешь к ней тэзээмку. Как для загрузки, а не как для перестыковки. Помнишь как?

— Так точно!

— Повтори.

— Подгоняю транспортно-заряжающую машину для загрузки ракеты на пусковую.

— Выполняйте.

— Есть.

Борода вылез и стал объяснять Боцману задачу.

— Козлов, — сказал майор своему помощнику, — как только машина останавливается на позиции, тут же протягиваешь к ней телефонный провод. Как только поставим все машины, весь состав — к первой позиции. Всем ясно?

— Так точно!

— Ты... — майор ткнул в меня пальцем.

— Пастух, — представился я.

— Ты, Пастух, уже не выходи из машины, садись на место водителя, заводи. Я тебе покажу, куда рулить.

Майор вылез из кабины, открепил пристегнутую к борту машины артиллерийскую буссоль, расставил ее и принялся определять утлы для стартовых позиций. Через минуту он вырос перед моей, уже рычащей движком машиной и стал жестами подавать команды.

Команды, подаваемые водителю при точном маневрировании, примерно одинаковы во всех частях армии, и мы быстро поставили пусковую в нужном месте. Я выскочил из кабины и побежал к пусковой 02. В глаза ударили фары. Борода махал руками Боцману, а тот медленно полз на ТЗМ вдоль борта пусковой 01. Когда тупая морда ТЗМ поравнялась с черной вертикальной чертой на борту пусковой, Борода скрестил руки перед лицом: стой Глуши двигатель! Дальше я не видел. Я вскочил во вторую, завелся, снова передо мной замаячил машущий руками майор.