Тайна Леонардо - Воронин Андрей Николаевич Страница 39

Раненый охранник лежал, криво привалившись плечом к квадратной колонне у подножия главной лестницы. По всему музею был включен полный свет, и под лучами ярких ламп заливавшая его лицо кровь блестела, как красный лак. Он явно нуждался в срочной госпитализации и переливании крови.

Вокруг, топоча сапогами, суетились люди в черных масках. Врач склонился над раненым, всмотрелся, прищурившись, в окровавленное лицо и выпрямился, озираясь по сторонам.

Мимо него в сторону главного входа двое омоновцев, держа под мышки, волоком протащили человека в черной куртке, черных брюках и черной же водолазке. Человек был без сознания, с его бледного лица криво свисали, зацепившись одной дужкой за ухо, темные солнцезащитные очки. На глазах у врача очки упали, и шедший следом омоновец, который нес в опущенной руке громоздкое духовое ружье с оптическим прицелом, с хрустом наступил на них сапогом.

Еще один омоновец, в руках у которого врач заметил побитую ржавчиной ленту от старинного станкового пулемета с торчащими из нее разноцветными головками дротиков, будто нарочно прошелся по многострадальным очкам, окончательно их раздавив. На раненого никто из них даже не взглянул.

Повернув голову в другую сторону, врач заметил давешнего майора, который, стоя на промежуточной площадке лестницы, наблюдал за действиями своих подчиненных, время от времени что-то говоря в микрофон портативной рации. Поймав взгляд врача, майор отвернулся.

Врач смотрел в его обтянутый черным трикотажем бычий затылок, думая о том, что до конца смены осталось еще четыре часа, что санитара опять нет, бригада не укомплектована, медикаментов не хватает и что жизнь у врача "скорой помощи" прямо таки собачья. Жаловаться на плохую работу "скорой" горазды все, а вот помочь, даже когда тебе, быку в погонах, это ничего не стоит...

Пришел водитель с носилками, недовольно ворча, опустил их на пол и развернул.

– Грузим, что ли? – спросил он.

Вид у водителя был сонный и угрюмый. Попытка ограбления Эрмитажа оставила его равнодушным – он отработал на "скорой" больше десяти лет и насмотрелся за это время всякой всячины.

Врач посмотрел на майора, потом на раненого и снова на майора. Тот демонстративно стоял к нему спиной. Губы на небрежно выбритом лице доброго доктора Айболита едва заметно шевельнулись, как будто он хотел что-то сказать, но передумал.

– Грузим, – произнес он, обращаясь к санитару.

Вдвоем они осторожно подняли раненого и опустили на носилки. Потертый, вылинявший почти добела брезент пестрел бледными, не до конца отмытыми пятнами, по преимуществу бурыми. Подняв носилки, медики понесли их к выходу. Раненый по-прежнему оставался без сознания, но жизни его, насколько мог судить врач, пока ничто не угрожало.

Снаружи в режущем свете прожекторов и облаках белого пара клокотали работающими на холостом ходу двигателями автомобили, цокали по мостовой подкованные каблуки и звучали отрывистые слова команд. Свирепые омоновцы с одинаковыми черными пятнами вместо лиц прикладами забивали в автобус с зарешеченными окнами последнего из задержанных – крупного бритоголового мужика с тупым мясистым лицом, на котором застыло выражение полной растерянности. Смотрел он не на автобус, который на долгие годы должен был увезти его прочь от того, что у него и его коллег принято называть волей, и не на омоновцев, погонявших его прикладами коротких автоматов, а на черный пластиковый мешок, который как раз в эту минуту засовывали в гостеприимно распахнутые двери грузового микроавтобуса. На мостовой возле самой двери осталась лужа крови; шедший впереди водитель "скорой" ступил в нее ногой, и теперь его левый ботинок оставлял кровавые отпечатки – каждый следующий немного бледнее предыдущего. К тому времени, как они донесли носилки до своей машины, эти отпечатки исчезли совсем.

Они погрузили носилки в "газель"; врач, поколебавшись секунду, захлопнул дверь медицинского отсека и полез в кабину, на сиденье рядом с водителем.

– Поехали, – ответил он на удивленный взгляд последнего.

– А... этот? – все-таки спросил водитель, кивнув назад, где лежал раненый.

– Поехали! – повторил врач, и водитель, который многое повидал и давно уже ничему по-настоящему не удивлялся, пожав одним плечом, включил двигатель. В конце концов, если раненый там, в салоне, истечет кровью, это уже не его забота: по вызову ой приехал вовремя, а остальное – дело врача...

– Странные бывают на свете люди, – сказал он после продолжительной паузы, во время которой обдумывал ситуацию. – Вот, казалось бы, клиент наш – мент, правильно? И эти... "маски-шоу" – тоже, как ни крути, менты. Неужели нельзя было своего раненого до машины дотащить? Или если морды под маской не видать, так и совесть уже ни к чему?

Врач промолчал, дымя дешевой сигаретой. "Скорая", завывая сиреной и озаряя все вокруг тревожными синими сполохами, мчалась по Невскому. Машин на проспекте было заметно меньше, чем днем, но те, что были, дорогу "скорой" не уступали.

– Да не гони ты, – проворчал врач после очередного, особенно рискованного обгона. – И сирену выключи, ради бога, орет, как мартовская кошка, аж мурашки по коже.

– А этот-то как же? – снова удивился водитель. – Помрет ведь!

– Не помрет, – глядя в окно, негромко возразил врач. – А помрет, так туда ему и дорога.

Водитель на этот раз пожал обоими плечами и снизил скорость. Сирена смолкла на середине пронзительной, тянущей за душу ноты, голубые вспышки проблескового маячка погасли, и сейчас же "скорую" подрезал какой-то псих на спортивном "лексусе" – то ли пьяный в дым, то ли обкурившийся.

– Что делают, сволочи, – прокомментировал это событие водитель и, помолчав, осторожно добавил: – Что-то я тебя, Гаврилыч, нынче не пойму.

– Подрастешь – поймешь, – хмуро ответил доктор, который выглядел лет на двадцать моложе водителя.

Машина свернула с проспекта и затряслась по плохо освещенной боковой улице. Больница была уже недалеко, минутах в пяти езды. Врач приоткрыл окно, выбросил в темноту окурок и сейчас же закурил снова. Впереди на светофоре зажегся красный, и, поскольку сирена молчала, водитель осторожно, помня о скользкой дороге, притормозил. Тонкая ледяная корка захрустела, зашуршала под лысой резиной покрышек, и потрепанная "газель" нехотя остановилась, проехав на целый метр дальше светофора.

Позади раздался звук, который ни с чем нельзя было спутать. Водитель бросил внимательный, настороженный взгляд в зеркало заднего вида и сейчас же развернулся всем телом назад, заглянув в салон через открытое окошко в переборке.

Салон был пуст, на носилках валялась скомканная, испачканная красным простыня, в приоткрытую заднюю дверь ощутимо несло ночным холодком.

– Эй, Гаврилыч, а этот-то сбежал! – изумленно воскликнул он.

Врач даже не оглянулся. Он смотрел в боковое зеркало, где секунду назад быстро мелькнула и скрылась в проходном дворе темная согнутая фигура.

– Куда ж он рванул-то с разбитой башкой? – продолжал изумляться водитель.

– Цела его башка, не беспокойся, – буркнул врач.

– Ага. – Водитель, казалось, начал что-то понимать. – Так надо ж ментам сообщить!

– Еще чего. – Врач затянулся сигаретой и немного съехал вниз на сиденье, скрестив руки на груди. – Мне сегодня один умник сказал, что каждый должен заниматься своей работой. Вот пускай и занимается... Ну, чего стал? Поехали, зеленее не будет!

На светофоре и в самом деле уже некоторое время горел зеленый. Водитель, спохватившись, включил передачу и дал газ. За перекрестком он остановился, вышел из машины и закрыл заднюю дверь, чтобы та не хлопала во время движения.