Леший в погонах - Александр Александрович Тамоников Страница 39

липовый отряд, созданный гестапо. Но ночь принесла ему больше информации, чем предыдущие два дня пребывания в этом лесу, в гостях у Егора. Буторин второй день искал, где ему сделать щель для подслушивания и подсматривания, и нашел наконец такое место. Под самым потолком, где на бревна стен настелены бревна крыши, одно из бревен имело дефект. Но сразу его заметить было сложно, потому что щели между бревнами были старательно забиты мхом. Мох оперативник выскреб щепкой и держал под рукой, чтобы в случае чего можно было быстро вернуть его на место – законопатить щель. А она получилась приличной, около пяти сантиметров.

К ночи Буторин вытащил мох и стал в щель смотреть на лагерь, фиксируя все важное и необычное, происходящее в нем. Он как будто чувствовал, что Егор что-то предпримет, что его заточение не будет долгим, а узнать хотелось больше об этом месте и об этих людях. Около двенадцати ночи в лагере улеглась суета примерно восьми человек, пытавшихся изображать активный партизанский отряд. Неожиданно из-за деревьев вышел мужчина, заклеивающий языком только что скрученную «козью ножку». Он похлопал себя по карманам, а потом позвал кого-то в темноту:

– Петро, ты тут чи ни? У тебе сирники е?

Буторин насторожился. За эти два дня он ни разу не слышал украинского говора в отряде. Все говорили по-русски чисто, даже не применяя южнорусских словечек и выражений. А тут сразу сирники вместо спичек!

Из темноты вышел высокий человек, протянул спички и вполголоса стал что-то объяснять. Его собеседник усмехнулся, прижал палец к губам. Они стали говорить тихо, но в ночи голоса слышались все же лучше, чем днем, и Буторин уловил несколько слов, которые позволили сделать определенные выводы. Эти двое новенькие, приехали сменить других. Они толком еще не знают, что и как, но знают, что надо изображать партизан, потому что приехал какой-то важный человек из Москвы и от него надо получить информацию.

Буторин не спал всю ночь, размышляя и прикидывая, что ему делать. Потом он встал и подошел к своему пальто, висевшему на гвозде у двери. Вытащив из кармана пистолет «ТТ», он при свете керосиновой лампы разобрал его. Ну, вот теперь и понятно, почему у него не отобрали оружие. Как-то сумели эти ребята вставить сточенный боек в его оружие. Стрелять оно не будет, несмотря на две полные обоймы. Вот тебе и еще одно доказательство, что он в руках врагов. Ну, значит, тянуть нечего. Раз все ясно, значит, надо выбираться отсюда в город. Надо утром заинтересовать Егора, спровоцировать его на принятие решения, а там видно будет.

Другая мысль, которая не давала покоя Буторину, была о том, как они могли посадить здесь самолет? Откуда взялся ложный партизанский аэродром? Ведь летчица вряд ли могла так сильно ошибиться. Да и самолет ждали, раз вовремя зажгли огни. Это все могло означать, что националисты разгромили партизанский отряд, который ждал Буторина. Или узнали о самолете и помешали партизанам развести костры и развели свои, но неподалеку. Об этом следовало тоже срочно доложить на «большую землю». Ведь отряд планировали передать в помощь операции группы Шелестова.

Когда утром явился Егор, как всегда улыбчивый и хорошо выбритый, Буторин соскочил с деревянной лежанки навстречу хозяину и, изображая досаду, спросил:

– Послушайте, а сегодня какой день недели? Черт, из головы все выскочило у меня!

– Вообще-то суббота, – улыбнулся Егор. – Что, баньку сообразим?

– Что? Баньку? Почему? – непонимающе нахмурился Буторин, но тут же, смущенно улыбаясь, замахал рукой. Он понизил голос и вплотную подошел к Егору: – Понимаете, в воскресенье и в среду меня будет ждать на явочной квартире человек. А я запамятовал. Вот книжная моя душа! Мне же в город надо срочно!

– Это очень опасно – сейчас путешествовать, – покачал головой Егор и, глядя на гостя немного с прищуром, как будто и верил, и не верил ему.

– Война же, дорогой товарищ! Опасно всем. И тем, кто на передовой, и тем, кто в тылу! Это мой долг, понимаете. Я просто беспокоюсь. Мне сказали, что, если я не явлюсь в указанные дни, явка может для меня закрыться. Там посчитают, что я попался фашистам, и перестанут выходить на контакт.

– Вы должны встретиться в квартире? – Егор перешел на деловой тон.

– Встретиться на квартире, но первый контакт должен произойти на рынке. Человек подойдет ко мне и назовет адрес. А через час уже по тому адресу мы и встретимся. Вот так предполагалось. Честно говоря, я так волнуюсь. У меня подобное происходит в первый раз.

– Странно, – с сомнением в голосе проговорил Егор. – И как же он вас узнает, этот человек с явочной квартиры?

– Да это как раз очень просто! – рассмеялся Буторин. – Этот человек меня знает. Я ведь преподавал на высших партийных курсах, а он был моим слушателем. Он меня в лицо прекрасно знает, а я вот голову ломаю, кто же это может быть. У нас там обучалось много решительных и готовых к борьбе молодых людей и девушек.

– И девушек? – озабоченно переспросил Егор.

– Именно, – с довольным видом подтвердил Буторин.

Основания для того, чтобы быть довольным самим собой, были. «Егор клюнул, заглотил, как говорится, наживку по самые жабры. Главное – не переборщить и не перейти грань разумного. Важно, чтобы он понял, что я ничего не знаю, у меня нет информации, которую из меня можно выбить, пытками заставить рассказать. А так все зависит от связного, и на него надо выйти. И для этого надо покинуть лес. Ну не будет же Егор меня конвоировать в город большой группой. Он пока должен играть свою роль. Может быть, должен сообщить руководству о том, что ситуация изменилась и появилась новая информация. Причем решение принимать нужно прямо сейчас. Вряд ли у него есть рация, скорее всего, он действует с помощью посыльных».

– Хорошо, – неожиданно ответил Егор. – Вы правы, и медлить никак нельзя. Через час выступаем. В город доберемся вечером, отдохнете в одном укромном месте, а утром или когда там у вас договорено, выйдете на связь на рынке. Когда вам нужно там быть в воскресенье?

– Через час? – Буторин изобразил робость. Одно дело – философствовать в безопасном месте, а другое дело – идти в зубы врагам. – Да, да, конечно. Через час – значит, через час… В воскресенье я должен быть у входа на рынок с одиннадцати до половины двенадцатого, а потом с двух до половины третьего у рядов, где бабки семечками торгуют и шерстяными вязаными вещами. Наверное, во второй период