Андрей Константинов - Сочинитель Страница 4

— Интересен он тем, — медленно сказал капитан, — что мафии у нас нет. А Виктор Палыч — есть…

Никита недоуменно вскинул брови, но спрашивать ничего не стал, ожидая продолжения. Кольцов красивым движением зашвырнул окурок «беломорины» в урну (а стояла она метрах в трех от Алексея Валентиновича) и посмотрел лейтенанту в глаза:

— Такие вот дела… Живет в Ленинграде тихий и скромный человек, работает в мебельном магазине, а с его рук не один генерал кормится. А мафии у нас нет…

— Как генералы? — переспросил обалдевший Никита. — Какие генералы?

— Ну, не американские же, — улыбнулся Кольцов. — Ладно, не забивай себе голову. Будет время — расскажу тебе кое-что… А сейчас бери-ка ноги в руки, иначе на политзанятия опоздаем. А сегодня опаздывать никак нельзя — к нам в отделение, по имеющейся информации, сам Горелов нагрянуть должен. Он раньше в обкоме инструктором работал, все городские бани курировал. Будет нас уму-разуму учить, объяснит, как добиться всеобщей раскрываемости…

И снова потянулись обычные оперские будни для капитана Кольцова и лейтенанта Кудасова, и все шло, как обычно, за одним исключением — Никита обратил внимание, что Алексей Валентинович стал чуть ли не каждый день исчезать неведомо куда на несколько часов, а потом возвращался хмурым и словно сильно обеспокоенным чем-то. А еще заметил лейтенант, что капитан после своих отлучек странно поглядывает на него, будто размышляет: рассказать Никите что-то или повременить?… При этом у Кудасова возникало ощущение, что Кольцов молчит не от желания скрыть нечто важное, а просто ограждает его, Никиту, от какой-то опасной информации. Ощущение это больно било по самолюбию лейтенанта, и он уже собирался «серьезно поговорить» с Алексеем Валентиновичем, но — жизнь, как всегда, внесла свои коррективы, и никакого специального разговора не понадобилось…

16 апреля 1983 года прошла по милицейским сводкам информация об одном происшествии, зарегистрированном, как «самоповешение». К слову сказать, в те годы самоубийства (статистика которых тщательно скрывалась) вовсе не были такой уж редкостью, вот и данный конкретный случай никакого особого интереса не представлял, если бы не одно обстоятельство — повесившегося звали Иваном Сергеевичем Бердниковым…

Когда Кольцов (напряженный и злой) и Кудасов прибыли в квартиру Бертолета, там находился уже только участковый, ожидавший, когда хозяина, снятого с крюка в потолке гостиной, заберут в морг.

Капитан долго смотрел на посиневшее лицо покойника, потом досадливо крякнул и, засунув руки в карманы брюк, неспешно прошелся по квартире. На этот раз жилище Бертолета было вылизано и прибрано, словно он перед смертью готовился принять у себя важную партийно-правительственную делегацию — никаких следов беспорядка не наблюдалось, лишь на кухне на столе остались тарелка с недоеденным ужином, початая бутылка «Хванчкары» да недопитый фужер… По словам участкового, там же, на столе, лежала записка, в которой хозяин просил никого не винить в его смерти — с подписью и датой, как положено. Записку эту изъял дежурный следователь районной прокуратуры…

Участковый скучал и никакого интереса к осмотру, проводимому Кольцовым и Кудасовым, не выказал — сидел себе на кухне и зевал. Кстати, именно на кухне заметил Никита странную деталь: в раковине стояли еще два фужера, залитые водой…

Кольцов перехватил взгляд лейтенанта и незаметно кивнул, мол, вижу, вижу… А больше операм ничего любопытного обнаружить не удалось.

— Ну, какие соображения? — спросил Алексей Валентинович лейтенанта, когда они вышли из квартиры Бердникова. Никита пожал плечами и, подумав, ответил:

— Что-то здесь не так… Не мог этот Бертолет сам из жизни уйти.

Капитан кивнул, но тут же переспросил:

— Почему же? Может, его депрессия внезапная посетила?

Никита посмотрел Кольцову в глаза и сказал тихо:

— Может, и депрессия… Но почему он тогда собирался «Волгу» новую покупать? Нехарактерно это для человека, страдающего депрессией… И вообще, покойный жизнь любил — у него и «Жигули» были, и две дачи… Любовница — в театре на Литейном играет.

— О-па! — присвистнул Алексей Валентинович. — А ты, я смотрю, времени не терял… Решил сам справки по Ване навести. Молодец!

Ободренный похвалой Кудасов чуть покраснел и продолжил:

— И фужеры эти в мойке… Похоже, гости были у Бердникова.

— Похоже, — вздохнул капитан, — похоже… Ошибся я. Думал, еще по крайней мере сутки есть…

Кольцов замолчал, потом вынул из кармана пачку «Стюардессы», закурил и, кивнув на лавочку в маленьком сквере, предложил:

— Присядем. Есть о чем поговорить…

На лавочке капитан быстро докурил сигарету до фильтра и тут же зажег новую:

— Значит, тема тут такая… Бертолет покойный до недавнего времени трудился при Викторе Палыче Говорове — в девичестве Зуеве… Есть у этого тихого человека еще одно имя, точнее кличка, «погоняло»… «Антибиотик». Милый и скромный человек, ударник и общественник, полностью осознавший ошибки молодости, выразившиеся в двух судимостях… Последние два года Виктор Палыч живет совсем богобоязненно и скромно, просто ангел бескрылый. А ведь в прошлом он — «вор в законе»… Знаешь, кто это такие?

— Слышал, — кивнул Кудасов. — Но у нас ведь, давно с ними покончено. Это раньше было…

— Покончено, да не совсем, — вздохнул Кольцов. — К слову сказать, Виктор Палыч со всего Союза гостей принимает, за советом к нему из разных городов до сих пор собираются, да… Так вот, в восемьдесят первом у Антибиотика крупные неприятности начались, он и нырнул в Пушкин, женился, фамилию сменил, забился в нору, как мышка… И уцелел — а ведь имел все основания по «луковому делу» в камеру пойти…

— По какому делу? — не понял Никита.

— По «луковому», — досадливо сморщился капитан. — Крупная афера была, сейчас не об этом речь, будет время — расскажу… Дело-то, кстати, так и посыпалось потом, мелочь одна на зоны пошла… Да, так вот, у Антибиотика до сих пор главный интерес был — сидеть тихо и не высовываться. И людям он своим тоже самое велел. Но «человеческий фактор» — это тебе не мешок урюка… Есть такая поговорка: «Жадность фраера сгубила». А я тебе по секрету скажу — она, то есть жадность эта, не только фраеров губит…Бертолет, безвременно упокоившийся, уж никак не фраером был, а вот поди ж ты — не совладал с собой… Вот и вышло в результате, что деньги он любил больше жизни…

Кольцов хмыкнул и начал наматывать короткую челку на указательный палец, прикидывая, что еще можно сказать лейтенанту и какими именно словами.

— После того случая с его квартирой, — продолжил наконец Алексей Валентинович, — пришлось мне с самыми разными людьми встречаться и говорить… И выяснилось одно очень любопытное обстоятельство — к Бертолету приезжали гости, часто приезжали, раз в неделю минимум… Причем, как я выяснил через свои каналы, — не с пустыми руками они к Ване заезжали, а с дорогим товаром. С наркотой…

— С наркотой? — удивленно переспросил Кудасов.

— С ней, родимой, — вздохнул капитан. — Смекаешь, какой расклад получается?

Никита неуверенно кивнул, но потом все же честно сказал:

— Не совсем… Получается, Бертолет самодеятельностью занимался? Вы говорили, что Антибиотик был заинтересован сидеть тихо…

— Молодец, — улыбнулся Кольцов. — В корень смотришь. Виктору Палычу все эти темы с ширевом-шмыгаловом[7] и прочим кайфом — ну, никак сейчас не нужны… Сгорит кто-то один в цепочке — он и остальных за собой потянет. Это же они на воле все такие крутые и борзые, а на допросах, как правило, все болтать начинают… У меня за всю жизнь человек пять всего было, которые четко молчать умели. А от остальных я, что хотел, — получал… Да, так вот, действительно по всему выходило, что Ваня свой сепаратный гешефт открыл под самым носом у Антибиотика, заметим — гешефт довольно тухлый, от наркоты всегда паленым пахнет… К тому же Бертолет, авторитетом Палыча прикрываясь, в общак долю, естественно, не отдавал. Когда Антибиотик все это просек, он, безусловно, расстроился… А как не расстроиться, когда в собственном коллективе такое блядство творится? Я думаю, в другой бы ситуации Ваню просто сразу грохнули, но — Виктору Палычу к себе внимания привлекать крайне нежелательно, к себе и к магазину в Пушкине… Поэтому гражданина Бердникова для начала тактично предупредили — и словом, и делом. А он не унялся — к нему за четыре дня до гибели человек из Красноводска приезжал, товар сбросил… И завтра курьер прибудет — из гостеприимного города Львова.

— Он, что же, Бердников этот — сумасшедшим был? — хмыкнул Никита. — Предупреждения не понял?

— Сложно сказать, — почесал в затылке Алексей Валентинович. — У него самого уже не спросишь… Я ведь тоже сначала ситуацию себе по-другому представлял — думал, что Палыч при делах в этой теме с наркотой был… Удивлялся еще, чего он так подставляется. А намедни поговорил с одним человеком — он мне немножко «тему подсветил» — совсем другой расклад нарисовался… Я думаю, у Бертолета просто выхода не было, не мог он сразу все свои завязки просто взять и оборвать в одночасье — авансы-то отрабатывать нужно… Ребятишки-то, которые «кайф» двигают, они люди серьезные, тоже не поняли бы… Получилось, что попал Ваня в «вилы». Может, рассчитывал, что еще успеет пару раз груз принять, а потом и зашхерился бы… Не знаю. У меня ведь информация тоже не всегда стопроцентная… Точно знаю, что Антибиотик про человека из Красноводска узнал и про курьера, который со Львова едет — тоже… Вот на этом втором курьере я и прокололся, думал, что Палыч даст Бертолету украинца встретить и только потом разбор поведет — а оно, видишь, как все вышло… Не стали они ждать, приключений себе на жопу кликать. Грамотно, в общем-то… Старею я, видать, забыл, что это у нас — лучше нет, когда с поличным накрываешь. А в их мире все совсем по-другому… Я-то рассчитывал Ваню с курьером вместе взять — а если бы там и еще какие-нибудь ребята Палыча обнаружились бы, совсем красиво могло получиться… Это, кстати, тебе на будущее — запомни, что красивые и сложные комбинации удаются редко, работать нужно всегда от простого. Вот, как Антибиотик хотя бы: не стал рисковать, просто и без затей закрыл тему… И что осталось — слова, которые никуда не пришьешь и никому не предъявишь. А из слов и догадок — дела не слепишь…