Виктор Доценко - Икона для Бешеного 2 Страница 4

Гиз несколько дней не мог связаться со своим домом — телефон никто не брал и электронные послания оставались без ответа. Тогда он окольными путями разыскал доверенного человека из администрации Шеварднадзе, к которому мог обратиться и получить откровенную информацию.

Тот сразу заохал и запричитал:

Понимаю ваше беспокойство, мсье Гиз, но у нас тут такое творится! Вы что, ничего не знаете? Военный переворот в нашей многострадальной стране!

— Хватит причитать, Гиви, возьми себя в руки! — строгим тоном прервал его Гиз. — Ты же мужчина, в конце концов!

Хорошо, слушаю вас, мсье Гиз! — более–менее спокойно ответил тот.

Прошу тебя, Гиви, лично узнай, что творится в моем доме!

Тот, что на Руставели? — уточнил Гиви.

Ты знаешь, о каком доме я говорю: не раз там веселился до утра! — сухо отрезал Гиз.

Сегодня же схожу и все узнаю, через пару часов можете перезвонить…

Через два часа он доложил печальные новости, которые чуть позднее охотно подтвердил оказавшийся непонятно каким образом в Афганистане Надир–шах.

Гиз был, конечно, опечален утратой дорогих коллекций старинного оружия, антикварных украшений и картин, но более всего был озадачен самим фактом нападения. О его дружбе с Шеварднадзе, или Шеви — так называли его друзья в Тбилиси, — знали все необходимые и влиятельные круги, включая и криминальные. Но, судя по всему, особые отношения с уходящим со сцены президентом теперь в Грузии мало что значили.

В принципе, конечно же, подобную акцию мог под шумок провернуть и сам Надир–шах, который, несмотря на внешнюю почтительность и демонстративную лояльность к Гизу, был все‑таки настоящим отпетым бандитом.

Предполагая так, Гиз был не слишком далек от истины. Естественно, найти Надир–шаха, пытать и убить было делом несложным, но это не могло изменить главного: тбилисский дом как тайная и безопасная база прекратил свое существование, и, похоже, безвозвратно.

Вот что стало основной причиной длительного заточения Молоканова в подмосковном коттедже, Гиз просто не зналэ что с пленником делать.

Одним словом, Молоканов мучился от незнания своего будущего, и примерно от аналогичных чувств у себя в Бретани бесился Гиз — ведь долго держать добычу в России он просто опасался. Хотя бы потому, что в России, как и в Грузии, нападают на дома, коттеджи и нападавших, как правило, никто потом не находит, а иногда и не ищет.

В том, что изобретение Молоканова представляет немалый интерес для множества самых разных людей, в частности, для опасного конкурента Жана, который сухим и строгим голосом потребовал отчета о том, кто такой Молоканов и что он изобрел и почему Гиз до сих пор не доложил по принятой форме ему, куратору Совета Пяти.

Гиз завертелся как угорь на сковородке. С Советом Пяти шутки и недомолвки были плохи, и даже Молоканов с его гениальным изобретением вряд ли стоил открытого конфликта с этим Советом. Конец таких конфликтов, как хорошо знал Гиз, всегда был однозначен — неминуемая, но всегда выглядевшая случайной смерть.

Потому‑то Гиз охотно покаялся, но исключительно в задержке отчета, объясняя ее тем, что еще сам в силу обстоятельств Молоканова не допросил.

— Так вот, деятельный ты наш, — сухим тоном произнес Жан, — немедленно отправь детальный отчет Ивану. И надейся, что отчет удовлетворит его, — многозначительно добавил он.

Гиз сразу понял этот неприкрытый намек. Дело в том, что по существующему в Совете Пяти порядку Иван курировал все постсоветское пространство. А Гиз проводил на этом пространстве операции, даже не поставив Ивана в известность. Несанкционированные действия на территории одного из членов Совета Пяти грозили большими неприятностями. И хитрюга Гиз мгновенно пошел на попятный.

Уважаемый Жан, спасибо за заботу о моей скромной персоне. Я сегодня же доставлю Молоканова пред светлые очи Ивана! Только позвоню и узнаю куда! — вполне искренне заверил он, но его попытка быстро уладить щекотливый вопрос не удалась: доверенный человек Ивана, которому он позвонил, сообщил, что его хозяин еще утром отбыл в США.

Гиз недовольно поморщился и решительно набрал электронный адрес Ивана, на который послал подробный отчет о Молоканове и испросил разрешение позвонить.

Как ни странно, но Иван вскоре позвонил сам и безо всяких церемоний строго спросил:

Скажи‑ка мне, Гусак[2], с чего ты взял, что этот Молоканов изобрел наночип?

Однако смутить нахального Гиза было не так просто:

Как говорится в отчете, отправленном вам, глубокоуважаемый Иван, по точным агентурным данным некоторые, и их достаточно много, богатые и вполне разумные люди без всяких видимых причин переводили свое состояние на счета, принадлежавшие Молоканову, после чего вскоре умирали вроде бы как естественной, не насильственной, смертью. И большинство из них проходили курс лечения в клинике известного вам лично китайского профессора… — многозначительно проговорил он.

Все это я знаю! — резко оборвал его Иван. — Меня интересует другое. Твое личное впечатление. Ты же с ним встречался под видом французского журналиста. Этот человек способен на такое гениальное открытие?

Честно говоря, не знаю, — немного подумав, чуть растерянно ответил Гиз. — Он был не слишком разговорчив, хотя мы обсуждали электоральные перспективы его партии. За него вещал его приятель Позин.

Ну, этот известный Демосфен, — не преминул продемонстрировать свои знания Иван, подумав, что надо поинтересоваться у Кристины, ввел ли ее этот Позин в российское «светское общество».

Ситуация мне ясна, Гусак. Ты продолжаешь отдыхать в Бретани, пока с этим типом не пообщается кто‑нибудь из моих толковых людей, после чего я приму решение.

Значит, готовить его к поездке в США? — с трудом скрывая радость, деловито спросил Гиз: ему казалось, что неотвратимое наказание за проявленную самодеятельность его миновало.

Забудь про США! — недобро рассмеялся Иван. — Во–первых, американцы могут не дать ему визу, а во–вторых, на собеседование в посольство его же придется отпустить одного, чего никак нельзя делать…

Вы, как всегда, правы, многоуважаемый Иван, а я — идиот, — с подобострастной готовностью поспешил согласиться Гиз, — забыл, что у меня есть вполне подходящий вариант…

Озвучь! — невозмутимо приказал Иван.

Ялта.

В Крыму у Гиза были верные люди из местных исламистов, которые тайно распространяли воинствующий фундаментализм путем «промывания мозгов» местным муллам и их пастве, сопровождаемого щедрыми материальными пожертвованиями. Более того, Гизу удалось под видом татар, в свое время выселенных Сталиным и теперь возвращавшихся в родные деревни, внедрить в Крым нескольких великолепно тренированных боевиков, родившихся на территории России и свободно и без акцента говоривших по–русски. Они были выходцами с Северного Кавказа.

Что же, Ялта вполне подходит, — одобрил Иван. — Там много отдыхающих, в том числе и из России. Но ты, Гусак, головой отвечаешь за то, чтобы с Молокановым ничего дурного не случилось, — в голосе Ивана явственно послышалась угроза, — во всяком случае до встречи с моим представителем, — многозначительно добавил он.

Полностью сознаю свою ответственность, — ответил Гиз, который на этот раз не лгал.

Сколько времени тебе понадобится, чтобы переправить этого типа в Ялту?

Не меньше недели, — сразу ответил Гиз и пояснил: — Молоканова необходимо вывести из состояния стресса и подготовить к неожиданному путешествию.

Хорошо, согласен, но даю тебе не более недели, — чуть подумав, ответил Иван без особого энтузиазма: он ничего не любил откладывать.

А кто будет с ним встречаться в Ялте? — осторожно поинтересовался осмелевший Гиз.

Ты, Гусак, этого человека не знаешь, а, кроме того, твое любопытство переходит допустимые границы, — отрезал Член Совета Пяти и повесил трубку.

Ивана всегда раздражал этот наглый и самоуверенный потомок герцогов и королей, и он в очередной раз не без удовольствия подумал, что, пока он жив, не бывать «гизенышу» Членом Совета Пяти.

В свою очередь Гиз догадывался об истинном отношении к себе Ивана, но, задав неподобающий вопрос, выяснил главное — сам Иван в Ялту не собирается. Любой другой человек не может быть для планов Гиза хуже: он все‑таки надеялся хоть как‑то использовать Молоканова. Ведь на его пленение было затрачено столько сил и денег. Может, его ушлые крымские ребята как‑нибудь договорятся с посланцем Ивана? С самим неумолимым Иваном о каких‑либо приватных договоренностях можно было даже не мечтать.

По заданию Гиза Артур долго и туманно объяснял Молоканову, что и похищение, и насильственное удержание его в коттедже под стражей были предприняты только в интересах самого Аристарха, поскольку в России ему грозила страшная опасность. От кого она конкретно исходила, Артур умолчал, но Молоканов, как ни странно, поверил, отлично понимая, что нашелся бы ни один десяток лиц, которые с огромным удовольствием потоптались бы на его костях. Аристарх сознавал за собой множество разнообразных грехов. Поверить улыбчивому и рассудительному Артуру для него, пребывающего в постоянном напряжении и страхе, было единственным разумным выходом.