Сергей Зверев - Акваланги на дне Страница 4

– Конечно, – ответил Полундра. – И ночью он светится. В тихую и ясную погоду прямо видно, как луч его на воду ложится.

– Это ведь очень красиво, правда? – воскликнула Наташа.

– Ну да. – Сергей усмехнулся. – Только на красоте и живописности достоинства этого маяка и заканчиваются. Практическая польза навигации от него теперь равна нулю. Так, исторический памятник.

– Исторических памятников тут, я смотрю, не счесть, – заметила жена, вглядываясь в береговую полосу. – Вон там редуты какие-то, скульптуры…

– Это бастион времен первой обороны Севастополя, во время Крымской войны. А вон то, – Полундра указал назад, где за кормой катера виднелось какое-то величественное сооружение, – Памятник погибшим кораблям.

Наташа несколько мгновений рассматривала величественный и мрачный памятник. Потом машинально обернулась, посмотрела вперед по ходу катера. Там у самой оконечности бухты на Северной стороне высились на рейде большие, угловатые и грозные серые корпуса военных кораблей. Лицо Наташи стало серьезным.

– Это наши корабли? – спросила она своего мужа.

– Украинские, – ответил Полундра. – Когда-то здесь находилась база Черноморского флота СССР, теперь база ВМС Украины. Украинский Черноморский флот.

– Ну да, ты мне рассказывал, – проговорила она. – Ты ведь служил здесь.

– Не совсем здесь, – возразил ей Полундра. – Я служил в Балаклаве, это пятнадцать километров от Севастополя. Там раньше была учебка морского спецназа, сейчас-то ее расформировали. А я еще успел в ней поучиться. Сразу как Нахимовское училище кончил, меня сюда и направили.

– Ах, ну да, ты же у нас элитный спецназ! – усмехнулась Наташа, крепко прижимаясь к мужу, обнимая и целуя его, а заодно и своего Андрюшку, который, казалось, со всем вниманием прислушивался к разговору родителей. – Ты у нас самый крутой подводник на всем Северном флоте!..

В этот момент завыла сирена. Катер уже пришвартовался к небольшой пристани на Северной стороне Севастополя, и матрос в полосатом тельнике и джинсах спрыгнул на бетонный дебаркадер и приготовился принять швартовы и намотать их на чугунные кнехты. Полундра с женой и сыном направились к борту теплоходика, готовясь сойти на берег.

Оказавшись на пристани, они некоторое время неторопливо и вроде бы бесцельно шагали по тенистому тротуару одной из нешироких и тихих севастопольских улиц. Красивые, старинной постройки дома высились с обеих сторон ее. Полундра с сыном на плечах был задумчив, не смотрел по сторонам и молчал, между бровей его залегла сосредоточенная складка. Наташа поначалу думала, что они идут по городу просто так, куда несут их ноги, но вот ее муж довольно уверенно свернул за угол, перешел на другую сторону улицы. Это все производило впечатление, что старлей ведет ее с какой-то вполне определенной целью. Зная характер своего мужа, Наташа чувствовала, что в душе его происходит что-то не совсем обычное. Вместе с тем его сосредоточенное молчание несколько пугало и тревожило ее.

– Ты, Сережка, кстати сказать, – заговорила она, истомившись молчанием, – так до сих пор и не сказал мне, зачем мы отправились на эту Северную сторону. Почему не на пляж? Вчера только приехали. Успеем еще везде побывать!

– Да, конечно, – очнувшись от задумчивости, ответил Серега Павлов. – Но так надо. Сейчас придем, сама все поймешь.

Они снова свернули на какую-то еще более тихую и спокойную улицу и вдруг вышли на небольшую площадь. На противоположном конце этой площади виднелась старинного вида арка, от нее в обе стороны шла изящная, с замысловатыми узорами чугунная решетка заграждения. За этой решеткой виднелся большой тенистый парк, высокие, раскидистые кроны его деревьев в этот по-южному жаркий и солнечный полдень так и манили прохладой. Возле входа в парк вдоль арки сидели старушки и продавали цветы. Ни слова не говоря, Полундра направился к одной из них и, не торгуясь, купил букет.

– Это кому? – заинтересованно наблюдая за его действиями, спросила Наташа.

– Прости, не тебе…

И Полундра с ребенком на плечах и с букетом в руке повел ее под арку, в тенистый парк.

Некоторое время они шли молча по широкой и аккуратно подметенной аллее. Внезапно внимание Наташи привлекли видневшиеся между деревьями многочисленные скульптуры из белого камня, среди которых были и кресты.

– Это ведь кладбище! – вдруг осенило ее. – Да, Сережка? Это ведь кладбище, правда?

– Да, мемориальное, – отозвался Полундра. – Кладбище очень старое, здесь похоронены еще защитники Севастополя, погибшие во время осады города в Крымскую войну, в 1853-1856 годах. Вон, видишь, какие тут надгробия. – Он указал на скульптуру плачущего ангела рядом с огромным православным крестом. – Потом здесь хоронили погибших при обороне города в Великую Отечественную войну. И жертвы взрыва на линкоре «Новороссийск» в 1957 году.

В этот момент Наташа вскинула на Полундру свои ясные глаза.

– Извини, – глухо пробормотал он. – Просто нас в свое время очень жестко заставляли заучивать все эти факты, так что теперь это само собой лезет.

– У тебя что, на этом кладбище тоже кто-то похоронен? – спросила Наташа.

– Именно, – ответил Полундра. – Туда мы сейчас и идем.

Они свернули в одну из боковых аллей. По уверенности, с какой шел североморец, можно было заключить, что он хорошо знаком с кладбищем и не раз уже бывал здесь.

Теперь они вышли на сравнительно новый участок кладбища. Здесь больше не было тенистых деревьев, молодые посадки только подрастали, и с неба вовсю жарило солнце. Надгробия были все одинаковые, в форме простого куба высотой едва по колено, правда, сделаны они были из розово-красного крымского гранита с тщательно отполированными поверхностями. На всех надгробиях были выгравированы и выкрашены золотой краской пятиконечные звезды и якоря, имена, фамилии и звания похороненных здесь моряков. Однако от времени и непогоды золотая краска на многих из них облупилась, что производило грустное впечатление.

Полундра остановился возле одного, в точности похожего на другие надгробия. На полированной поверхности гранитного куба были выбиты слова: «Рябинин Николай Васильевич, капитан первого ранга», а даты указывали на то, что погиб этот офицер около десяти лет назад, и на момент гибели ему было где-то под сорок.

Сняв с плеч сына и передав его Наташе, Полундра бережно возложил букет цветов на это скромное надгробие. Потом достал из сумки бутылку водки и пластиковый стакан. Откупорив бутылку, он налил немного водки в стакан и по старинному православному обычаю окропил ею могилу крестом справа налево. Только после этого налил себе, с самым сосредоточенным видом выпил. Поставил бутылку и стакан на траву рядом с надгробием. Постоял некоторое время молча.

Стоящая рядом Наташа спокойно и терпеливо ждала объяснений.

– Это был мой командир в Балаклаве, – глухим голосом заговорил Полундра. – Командир ракетного крейсера, учитель наш. Боевой офицер, каких мало. Меня по окончании учебки перевели на его крейсер, и вот месяц где-то я прослужил, как случился на судне пожар. А на судне это самое страшное, что может случиться, много страшнее пробоины. От пробоины не гибнут люди, ее всегда можно заделать, даже в боевых условиях. – Полундра умолк на мгновение, рассеянно потер виски. – Так при этом командир про себя в последнюю очередь думал. Сначала пожар тушить… Потом видим, не справиться нам, крейсер практически весь запылал, тогда он приказал всем эвакуироваться. Всех до единого, до самого последнего матросика-срочника вперед себя пропустил, всем помогал из пылающего корабля выбираться. А сам вот… – Полундра грустно кивнул на гранитное надгробие.

– Как же это он так? – озадаченно проговорила Наташа. – Что, не было возможности в воду спрыгнуть?..

– Никто не знает, как это случилось, – с печальным вздохом ответил Полундра. – Никто толком ничего не видел, сама понимаешь, пожар, не до того было. Говорили, вроде как провалился он в какую-то дыру, в самое море огня. Матросиков вот спас, а сам… Десять килограммов органики от командира нашего всего и осталось, наскребли в золе.

Шокированная этим печальным рассказом, Наташа помолчала немного, потом спросила:

– А из-за чего произошел пожар? До этого докопались?

– До конца так и не выяснили, – ответил Полундра. – Установлено было самовозгорание топливного бака одной из ракет, слава богу, учебной боеголовки на ней не было в тот момент, иначе бы от нашего крейсера груда металлолома осталась. А почему она загорелась, конструкторы так окончательно и не поняли. Написали в заключении: «роковое стечение обстоятельств». Эту фразу всегда пишут, когда не знают истинных причин.

– А что, при том пожаре только командир крейсера погиб? – спросила Наташа.

– Да нет, увы! – вздохнул Полундра. – Двенадцать моряков недосчитались мы после пожара, в том числе двоих офицеров. Но их всех родные домой забрали, все, что там осталось, удалось наскрести в трюме. Только командира вот здесь похоронили. Оказалось, у него в целом мире никого родных нету, ни жены, ни детей.