Евгений Сухов - Город в кулаке Страница 4

— Ну? — с нотками нетерпения в голосе поинтересовался Кулагин, когда Артем подошел вплотную. — Как успехи? Пробил? Или ты занимался только тем, как бы тебе кайфануть на халяву?

— Кончай, Леня, — Горшаков скривился так, словно он только что проглотил без сахара целый лимон. — Твои дешевые нападки уже притомили, честно говоря. Хотя, должен сказать, у Валета сегодня отменный кумар. Ему грев прислали вчера вечером. Забойная штучка. Натурально. Хотите попробовать? Я договорюсь…

— Можно. Шумский согласно покачал головой, но Кулагин метнул в его сторону настолько уничижительный взгляд, что желание кайфануть у Нестора как-то само собой улетучилось. Его все еще грела мысль, что Леонид сумеет договориться с Камсой о переправке баб в зону из соседней деревеньки.

— Давай по делу, Темыч, — обратился Кулагин к Горшакову.

— По делу так по делу. — Артем покосился по сторонам, как заправский шпион. — Короче, Линч говорит, что добиться УДО не так уж и сложно. Ему самому-то, как он сказал, до фонаря. В зоне, говорит, вольготнее. А вот несколько его реальных корешей такую тему уже пробивали. И успешно. Надо только качественно подмазать Иштанского… Для начала…

— Зама по воспитательной? — недоверчиво переспросил Кулагин.

— Так говорит Линч. Я-то, сам понимаешь, за его слова не ответчик. Ты просил узнать, я узнал. У Иштанского вроде как связи, — Горшаков поднял вверх указательный палец. — Если с ним добазариться, он цинканет, че и как дальше делать. Только я одного не пойму, Леня. Откуда у нас лавэ на такое дело? Надо ведь немало, и потом…

— Это моя головная боль, — взмахом руки Кулагин остановил словесный поток товарища. — Я уже наладил хороший канал связи с Левой и с Ромкой. Они добудут деньги. Столько, сколько нужно. Но… — он многозначительно помолчал.

— Что «но»? — вклинился Шумский.

— Капусту придется отработать. Со временем.

— У Левинсона, что ли?

— Не у Левинсона, — Кулагин вновь бросил пристальный взгляд в сторону сторожевой вышки. — Откуда у самого Левинсона бабки? Они с Ромой возьмут у людей под процент. А мы потом вернем.

— Как?

— Кверху каком. Крутиться придется, Темыч.

— Надеюсь, не жопой?

— Да кому твоя жопа нужна, — Кулагин заметно отмяк и беззлобно рассмеялся. Шумский охотно поддержал его. — Тоже нашел национальную ценность. В нынешние времена головой работают, Артем. Головой! Понимаешь? И скажу тебе откровенно, у меня уже наметились кое-какие соображения на этот счет.

Горшаков и Шумский переглянулись. Последний недоуменно пожал плечами. Дескать, я не в курсе, о чем речь. Видя, что Кулагин не собирается продолжать наметившийся было разговор, Артем осторожно откашлялся.

— А с нами не поделишься, Леня? — спросил он. — Не намекнешь, что это за соображения? Мы же вроде как кореша… Или нет?

Кулагин нахмурился и машинально потянулся в карман робы за папиросами.

— Нам нужна коалиция, — изрек он.

— Чего нам нужно? — Шумский недоуменно заморгал.

Леонид пристально посмотрел на него, затем перевел взгляд на Горшакова, пару минут молча мусолил неприкуренную папиросу, а затем решительно произнес:

— Ладно, пошли в барак. Я вам обоим подробно изложу свою мысль.

1990 год. Коломенская Брат и сестра

— Чего ты молчишь, Лиза? — Началов уже полчаса говорил с сестрой, и ее равнодушный отсутствующий вид не только раздражал его, но и буквально приводил в бешенство. Он поднялся со стула и, налив в чайник воды, поставил его на огонь. — Не понимаю! Молодая, красивая, здоровая девка… И одна! Чего ты ждешь? Чего хочешь? Хочешь до седых волос одна просидеть? Чего молчишь, Лиза?

— А что я должна сказать? — спокойно проговорила девушка и, усмехнувшись, добавила: — И вообще, разве я что-нибудь кому-нибудь должна?

— Должна, твою мать! Детей рожать должна! — закричал Началов, но, встретившись со спокойным и очень жестким взглядом сестры, тут же осекся.

Присев на корточки рядом с табуретом, на котором сидела Лиза, он, глядя ей в глаза и собрав всю нежность, на какую только был способен, сказал:

— Пойми, Лизонька, я же о тебе беспокоюсь. Ведь все твои подруги уже замуж повыходили. Тебе уже девятнадцать. Ну, чего ты ждешь? Ты посмотри вокруг! Пока рядом с тобой люди нормальные, надежные… А ведь годик, другой, и все! Ты что думаешь? Нормальные мужики холостыми долго не ходят…

— А ты?

— Дура! — Началов заскрипел зубами.

Сдерживая желание ударить Лизу, он поднялся, подошел к окну, открыл форточку и какое-то время молча стоял, жадно вдыхая воздух. Услышав, что Лиза поднялась с табурета, Началов, не поворачиваясь, крикнул:

— Сидеть! — Затем, повернувшись и убедившись, что Лиза исполнила его приказание, он спокойно продолжил: — Я еще не закончил. Слишком много ты себе позволять стала, сестренка.

— Чайник кипит, я хотела газ отключить, — произнесла Лиза, спокойно глядя брату в глаза.

Началов подошел к плите и отключил газ. Затем он взял табурет, который стоял в углу кухни, и, поставив его в дверном проеме, сел, закинув ногу на ногу. Молча улыбаясь, он наблюдал за Лизой, которая начала чувствовать себя неуютно.

До этого момента она была гостьей в доме брата, который пригласил ее для серьезного разговора. Лиза могла прекратить беседу, когда ей вздумается, и уйти. Но теперь, когда Андрей преградил ей дорогу, она оказалась в глупом положении заложницы.

— Мне надо идти… — неуверенно проговорила девушка.

— Никуда ты не пойдешь. Я все дела отложил, чтобы наконец-то решить твою проблему. Поэтому, что бы ни случилось, я ее решу.

— Да нет никакой проблемы, Андрей! О чем ты говоришь? — От былой Лизиной уверенности не осталось и следа. Она чувствовала себя маленьким ребенком, которого поставили в угол и забыли объяснить причину наказания. — Мне правда нужно идти. Давай потом…

— Нет, сейчас! Проблемы не будет, когда ты замуж выйдешь и…

— Тоже мне проблема! Да выйду, выйду я замуж, — прервала Лиза брата.

Ее раздражала эта глупая беседа. Она готова была сказать все, что угодно, лишь бы побыстрее все это прекратить и уйти.

— За кого я скажу, — подытожил Началов.

— Что? — Лиза расхохоталась и, поднявшись с табурета, раздраженно продолжила: — Ну все, хватит! Это уже дикость какая-то!

— Нет, Лизонька, это не дикость. — Началов тоже поднялся. Положив руки на плечи Лизы, он усадил ее на табурет и, нависнув над ней, зло зашептал: — Дикость, Лизонька, это когда такая девочка, как ты, сраному зэку три года верность хранит!.. Ты что, думаешь, я ничего не понимаю? Думаешь, не знаю ничего? — Увидев, что глаза сестры наполнились слезами, он, не меняя позы, равнодушно продолжил: — Я много чего знаю. Например, что Кулагин еще очень долго из тюрьмы не выйдет!

— Не надо, — прошептала Лиза, и слезы хлынули у нее из глаз.

Довольный достигнутым результатом, Началов провел ладонью по волосам Лизы и, отойдя от нее, стал медленно расхаживать по кухне с видом человека, которому весь этот разговор крайне неприятен.

— Не хотел я тебе всего этого говорить, Лиза, но ты меня вынуждаешь. Срок у него очень большой, а в этом случае из наших тюрем лучше уж вообще не выходить…

— Умоляю, перестань!

— Прости меня, но при таких сроках близкие заключенным скорой смерти желают, — словно и не услышав просьбы сестры, со вздохом продолжил Началов. — Ну, то, что он, если, конечно, доживет, выйдет дряхлым, больным, — это и младенцу понятно. Туберкулез, язва желудка, больные почки, печень воспринимаются в тюрьме как легкая простуда. Все это, Лизонька, еще полбеды… Ты уже взрослая девочка и должна понимать, что в тюрьме женщин нет. Законы там жестоки, и роль женщин там приходится исполнять молодым ребятам, таким, как Кулагин…

— Прекрати! Не надо! Замолчи!

У Лизы началась истерика. Она в голос рыдала, закрывая ладонями уши, чтобы не слышать гадости, которые говорил брат.

— Я должен был это тебе сказать. Я знаю, что тебе сейчас ужасно плохо. Но, я думаю, ты должна знать правду о положении вещей. Я желаю тебе только добра, Лиза! Я очень люблю тебя, сестренка.

Началов подошел к девушке и, присев рядом на корточки, крепко обнял ее. Из всего сказанного им правдивыми были лишь две последние фразы.

1992 год. Новоречинск Воздух свободы

— Ну, за вас, пацаны! — Вершинский отсалютовал граненым стаканом. — С возвращеньицем!

Вопросы типа «как там было?» и «туговато ли?» не поднимались. Все было открытым текстом написано на лицах Кулагина, Горшакова и Шумского. Друзья откровенно наслаждались воздухом свободы, которого они были лишены целых пять лет.

На вокзале их встретил Левинсон и на новенькой «пятерке», купленной всего неделю назад, доставил в ресторан «Колода», где уже организацией предстоящего банкета на шестерых занимались Вершинский и Лебедев. На протяжении всего времени, пока длился срок заключения, друзья с воли поддерживали с сидельцами тесные отношения. Каждый из них троих как минимум два-три раза в год наведывался в колонию. Иногда вместе, иногда поодиночке…