Джордж Бейкер - Тюряга Страница 4

— Готов поклясться, — усмехнулся Уоллес, — что у тебя было более занимательная игра.

— Ну еще бы, — рассеянно ответил ему Леоне, лишь бы отбрехаться.

— А теперь тебе придется забыть про это, — засмеялся Уоллес, глядя на его отсутствующее выражение лица.

— Да опять проблема у меня с автомобилем. Не знаю, что с ним делать, с этим чертовым «плимутом», — попытался увести разговор в сторону Леоне, почувствовав, что Уоллес догадывается, в чем причина его печали.

— У тебя, наверное, в бензобаке вода, — сказал Уоллес. — Открой рот.

Он посмотрел, не проносит ли чего Фрэнк во рту. Шмон — есть шмон.

— Снимай свитер, — сказал, подходя к Фрэнку, сержант Уинфилд. — Я тебе чудесную рубашечку приготовил.

Фрэнк снял свитер и голубые джинсы, готовясь облачиться в арестантскую одежду, которую принес ему Уинфилд. Впрочем, не такая уж она была и арестантская, обычная одноцветная рубашка и пара брюк — хлопковые для «пребывания в помещениях и камерах», как было написано в памятке, и полушерстяные для прогулок. Куртки выдавали по желанию, в «Рэдстоуне» всегда было тепло, ведь в котельной работали сами заключенные. А верхняя одежда — полушубки — как всегда, в раздевалке.

— Эй, Фрэнк, ты мне принес какой-нибудь подарочек с воли? — окликнул его Джоуд, когда он наконец вышел в общий зал, где уже толпились в ожидании ужина заключенные.

— А что бы ты хотел? — спросил его Фрэнк, крепко пожимая ему руку.

— Ты же знаешь — девчонку.

— Девчонку? — переспросил Фрэнк, улыбаясь товарищу.

— Да, плохо без девчонки.

— А что так?

— Яйца пухнут, — ответил Джоуд, завистливо косясь на Фрэнка.

Леоне расхохотался.

— Ладно, — сказал Джоуд, вздыхая, — когда меня выпишут отсюда, я свое возьму. Целый год не буду вылезать из постели.

— Смотри не надорвись. Оставь силы для работы.

— Не беспокойся. Кстати, ты гараж видел?

— Гараж великолепен. — сказал Фрэнк. — Только вот Том не шевелится, «плимут» как стоял в углу, так и стоит, похоже даже капот не открывали.

Раздался сигнал на ужин, и они присоединились к другим заключенным, уже толпящимся перед открытой дверью столовой. Знакомые и приятели приветственно хлопали Фрэнка по плечу, жали руку, засыпая вопросами и шуточками. Впрочем, насчет шуточек Фрэнк был довольно самолюбив и потому это были все больше беззлобные прибаутки, с помощью которых люди лишь выражают свое расположение друг к другу.

День прошел и прошел вечер. Фрэнк Леоне, заключенный номер 899 федеральной тюрьмы «Рэдстоун» города Флинта, штат Мичиган лежал на своей кушетке, повернув лицо к фотографии Розмари. Память прокручивала свой кинофильм. Мать в коричневом платье, а потом Розмари, их поцелуи, ласки. Фрэнк закрыл глаза. «Как хорошо, что страшные сны остаются лишь страшными снами и что они не сбываются», — он улыбнулся и снова открыл глаза. Розмари все также лукаво улыбалась с глянцевого листа под стеклом, прикрепленного к стене. «Спокойной ночи, дорогая, — сказал Фрэнк. — Приснись мне, пожалуйста.» Он поправил крестик у себя на шее и уткнулся в подушку, погружаясь в свой сон. Розмари снова была рядом с ним, они шли, обнявшись, по улице. Фрэнк снова видел белый тающий снег, гараж, лицо Розмари. Фрэнк не видел, как к воротам

«Рэдстоуна» подъехал специальный автомобиль — фургон с решетками на окнах. Фрэнк слышал звон капель, срывающихся с искрящихся на солнце сосулек и нежный, разжигающий чувствтенность смех Розмари. Фрэнк не слышал топот шагов по лестнице, лязг открываемых и захлопываемых дверей. Фрэнк не слышал, как Уинфилд спросил Уоллеса: «Кто это?» кивая на команду из четырех автоматчиков во главе с офицером, которые предъявив начальнику тюрьмы какую-то бумагу, спешили теперь по лестнице на второй ярус «Не знаю, — ответил Уоллес Уинфилду. — Какие-то официальные лица». Фрэнк снова лежал на огромной софе Розмари, глядя, как она, откинув волосы, развязывает поясок на халате, чтобы…

— Встать!

Резкий свет фонаря, направленного в лицо, заставил Леоне заслониться ладонью.

— Убери руку, дерьмо!

— Что вам надо? — спросил, окончательно просыпаясь, Леоне.

За ярким светом он едва различал какие-то фигуры, лишь по шуму догадываясь, что сейчас перед ним несколько человек.

— Взять его! — скомандовал офицер.

Двое в форме, закинув короткоствольные автоматы за спину, стали выкручивать Фрэнку руки. Он попробовал было вырваться, но сразу получил два удара — под дых и по голове. Ему заломили руки за спину и надели наручники. Прикладом автомата один из них разбил стекло, под которым висела фотография Розмари.

— У нас так не принято, — попробовал вступиться Уоллес.

— Он теперь подчиняется нам! — рявкнул на Уоллеса офицер.

Не снимая черных перчаток, офицер взял двумя пальцами Леоне за щеку:

— Мы тебя переводим, понял, собака?

— Куда вы меня переводите? — спросил Фрэнк.

— Куда надо, собака!

Они вытолкнули его из камеры и поволокли по коридорам.

— Пустите меня, пустите! — кричал Фрэнк.

— Пошел! Пошел!

Разбуженные криками, заключенные с любопытством приникали к окошечкам своих камер. Некоторые из них выкрикивали ругательства в адрес автоматчиков, другие подавленно молчали.

Во дворе тюрьмы, где стоял прибывший спецавтомобиль, было холодно и темно. Пошел снег и задул резкий ветер. Туча наплывала, поглощая луну, отчаянно пытающуюся прорваться сквозь ее космы.

— Куда вы меня тащите? — успел крикнуть Леоне. Но его уже бросили в кузов фургона и захлопнули дверь. Не имея возможности выставить перед собой руку он упал и больно ударился головой.

С грохотом откатилась по рельсу подвижная стена ворот и, включив алый, как кровь, спецсигнал, фургон двинулся в ночь.

Поднявшись и едва удерживая равновесие, Фрэнк облокотился на выступ крыла и прильнул лицом к маленькому забранному проволокой окошку, пытаясь разобраться, куда же его везут. Мелькнувшее во тьме здание элеватора, подсвеченное прожекторами, подсказало ему, что фургон направляется на юг. Но вскоре последние строения пригородов Флинта с редкими огнями исчезли совсем, и кромешная тьма уже мешала рассмотреть что-либо. Лишь иногда, когда начинали маячить фары встречных машин, спецавтомобиль включал свою зловещую мигалку, и тогда темнота озарялась кровавыми всполохами, напоминающими зарево пожара. Холодный, остывший на вечернем морозце кузов, неизвестность и дурные предчувствия заставили Фрэнка сжать зубы. Через какое-то время он поймал себя на том, что его тело сотрясает мелкая дрожь. «Успокойся, Фрэнк, — сказал он себе. — Это какая-то ошибка. Скоро все прояснится». Он почему-то вспомнил свой прыжок с мячом, когда днем показывал ребятам технику регби, и стал напрягать и расслаблять мускулы попеременно рук, ног, спины и живота. Через несколько минут он уже немного согрелся. Самообладание и уверенность в себе снова вернулись к нему, и он стал ждать, когда же окончится путешествие и, на всякий случай, готовиться к испытаниям, которым может подвергнуть его судьба. Незаметно он задремал, прислонившись спиной к внутренней стенке автомобиля, который миля за милей уносил его в непроглядную тьму хищно освещая ее перед собой желтым мертвящим светом фар.

Резкий толчок заставил его повалиться на дно кузова. Мгновенно очнувшись, Фрэнк понял, что автомобиль затормозил и остановился, как вкопанный. Что-то ухнуло и заскрежетало. Тяжелый гул отодвигаемых ворот подсказал Фрэнку, что, видимо, целью их путешествия была опять тюрьма. «Неужели Бэйкли?» — с ужасом подумал Леоне. Про «Бэйкли» ходили дурные слухи. Это была тюрьма строгого режима, находящаяся примерно в двухстах милях от Флинта по направлению к Чикаго. Автомобиль мягко въехал в ворота и остановился. Прожекторный луч ударил в окошко кузова, выпечатывая тень проволочной сетки на противоположной стенке. Дверь с лязгом распахнулась и грубые руки охранников подхватили и выволокли Леоне.

— А ну-ка, выгружайся! — крикнул один из них, больно ударяя резиновой дубинкой по спине Леоне.

Яркий свет прожектора на мгновение ослепил его, инстинктивно Леоне дернул головой. Несколько автоматчиков передернули затворы. Прищурившись, Леоне увидел черные дула автоматов, направленных на него.

— Где я? — спросил он.

— Не дергайся, если не хочешь получить пулю! Его потащили через двор к крыльцу. На мгновение

Леоне вспомнил свой вчерашний сон. Крыльцо приближалось. Медленно открывалась массивная дверь. Леоне встряхнули и поставили напротив нее, отверзтая черная дыра снова напомнила ему ночной кошмар. Леоне ожидал самого худшего. Неожиданно охранники отпустили его, отбежав на несколько шагов в сторону. Еще один прожектор ударил слева. Леоне снова услышал клацанье передергиваемых затворов. Сейчас, вот сейчас раздадутся автоматные очереди и пули изрешетят его тело, разрывая грудь, живот, разбивая и дробя кости, впиваясь в щеки, в горло, в глаза, и он упадет, захлебываясь собственной кровью и будет корчиться в предсмертной судороге, пачкая собой, своей кровью, выбитым мозгом, вывалившимися раскроенными кишками эти серые безразличные плиты. Мертвая тишина стояла в тюремном дворе, казалось все замерли, ожидая команды.