Андрей Таманцев - Псы господни Страница 4

В то же время кипела работа по бешеной распродаже всего, что представляло хоть какой-то интерес для немцев: обмундирование, стройматериалы, техника менялись на грошовый ширпотреб, который отправлялся на родину в контейнерах или прятался среди военных грузов. Но и это ворованное добро потрошилось на каждой станции, отнималось таможенниками и пропадало неведомо куда.

Дудчику не приходила тогда в голову мысль покинуть страну, на глазах превращавшуюся в уголовный барак. Он был еще только истовым служакой с особой систематичностью и четкостью понятий. Тогда в нем родилась лишь стойкая ненависть к тем, кто потерял голову, офицерское честолюбие — пусть не честь — и всячески способствовал увеличению неразберихи лишь для того, чтобы прикрыть собственные грязные делишки. Свою ненависть Дудчик методично копил год за годом, пока разрушалась армия.

Он не сумел вовремя отказаться от военной карьеры, тем более что она складывалась вполне благополучно: закончив по возвращении академию, он остался в родной Москве. Исполнительность и аккуратность открывали, казалось, все перспективы для работы в штабе, своевременно падали звездочки на погоны.

Трудно сказать, что больше воздействовало на решение полковника Дудчика: бездарный крах военных авантюр в Чечне, подорвавший всякий авторитет офицерства, или тот простой факт, что сам Дудчик обнаружил себя стоящим очень далеко от кормушки. Тихо уходил в отставку генерал-лейтенант Сытин, полгода «крутивший» в коммерческом банке зарплаты оренбургских ракетчиков. Уголовное дело то открывалось, то закрывалось, а внуки его уже учились в английском колледже, а сын подъезжал время от времени на пятисотом «мерседесе», чтобы обсудить что-то с генералами тылового обеспечения. Командно-штабные учения другой армии задерживались после этих переговоров на два месяца из-за нехватки горючего, но лица ответственных за это безобразие генералов не становились менее «сытыми», чем у самого Сытина.

Набивая на клавиатуре коды допуска и просматривая базы данных разной степени секретности, полковник Виталий Дудчик все так же методично обдумывал простую вещь: сколько вся эта информация стоит? Было совершенно понятно, что информация эта стоит добрый миллиард долларов, ибо многие миллиарды тратятся ежегодно, чтобы эту информацию добыть. Для этого летают спутники-шпионы, работает ЦРУ и МИ-6, сотни аналитиков ежедневно занимают свои места в секретных службах всего света, — и все это делается для того, чтобы добыть как можно более полную, точную и свежую информацию о размещении, управлении, стратегии и тактике использования ядерных сил России — непредсказуемой сверхдержавы, разваливающейся на глазах, но все еще способной одномоментным ударом разрушить полмира.

И вот именно эта информация, рассортированная и систематизированная, находится в руках полковника Дудчика, ежедневно пополняется и обновляется, но не приносит ему ничего, кроме скудной зарплаты, которой хватает лишь на скромную совковую жизнь.

Почему же так небрежно здороваются или вовсе не замечают его бойцы «невидимого тылового подполья», безмозглые секретарши и сами «спасители отечества» в своих отделанных полированным дубом кабинетах? Неужели американский полковник, сидящий на таком же кресле в таком же штабе, чувствует себя столь же униженным и обманутым, как он, полковник Дудчик?

А что будет, если полковник Дудчик однажды взбунтуется и разом лишит их всех сытных мест у армейской кормушки? Каково им будет сознавать, что сам Дудчик при этом останется не просто безнаказанным, а пожизненно обеспеченным и хорошо охраняемым человеком? Ведь загудит осиное гнездо! Полетят головы сытых Сытиных!

Вся Россия, в конце концов, встряхнется, почуяв настоящую опасность. Пусть ненавидят и проклинают его на все лады, лишившись успокоительной ядерной «дубинки», но ведь и он не станет молчать, у полковника Дудчика хватит голоса сказать на весь мир — через тысячи разноязыких газет — о главных негодяях и главных врагах, сделавших бессмысленной его жизнь и жизнь миллионов таких же честных и добросовестных людей.

Однажды появившись, эта мысль была так же методично проанализирована, оценена и отточена в тишине рабочего кабинета, как и вся проходящая через его голову информация.

Последняя капля терпения, упав, разбилась полтора года назад, когда полковник обнаружил в том же Оренбуржье, где он был в командировке с плановой проверкой, что практически ничего из нового компьютерного оборудования, которое — он точно знал — направлялось туда в технические центры, не было установлено. Дудчик пришел в негодование, подозревая сначала леность местных специалистов. Те юлили и ссылались на полное свое неведение о новом оборудовании, кроме того, что уже установлено. Дудчик потребовал объяснений у зампотылу, начиная догадываться, что мощные компьютеры пошли на игры генеральским деткам. Но в ответ он получил полуявные-полутуманные намеки на то, что копать в этом направлении — это рыть могилу своей собственной карьере и... триста долларов, дружески засунутых в карман кителя. «Передавай привет Петру Иосифовичу», — похлопали его по плечу, прощаясь.

Петр Иосифович был тем самым генералом, который отвечал за поставку компьютеров в Оренбургский округ.

К чертовой матери летела работа по унификации и налаживанию системного контроля ресурсов, над которой он бился последний год. Дудчик свернул командировку и вернулся домой. Осторожно наведя некоторые справки в других ракетных частях, он понял, что держит в руках нити масштабной кражи оборудования, прокрученной конечно же здесь — в Главштабе. У Дудчика появился выбор. Можно было инициировать скандал и попытаться вытащить эту историю на свет божий. В этом случае, нет сомнений, он рисковал похоронить не только карьеру; но и жизнь.

Вариант второй — потребовать у того самого Петра Иосифовича свою долю и пробраться поближе к всеобщей армейской кормушке.

Дудчик, не торопясь, думал. Сомнения решила встреча с самим Петром Иосифовичем, который не замедлил появиться с совершенно неожиданной просьбой:

— Послушай, Виталий Петрович, у тебя нет какой-нибудь списанной оперативной памяти? Племянник замучил: принеси, мол, а то «комп» еле шевелится.

Глядя в ясные глаза офицера, только что укравшего сотни или тысячи единиц оборудования, полковник Дудчик понимал, что его просто прощупывают: как поведешь себя, дурилка картонная, получив долю малую?

— Поищем, Петр Иосифович, — ответил Дудчик, в то самое мгновение решив для себя вопрос.

— Вот и спасибо. Принесешь ко мне в кабинет, как будет. Обрадую племяша, — добродушно продолжал генерал. — А как дела идут? Какие трудности?

Дудчик спокойно сообщил ему, что разваливается последний проект, потому что не хватает оборудования на местах.

— Ну, ты и сам понимаешь, у всей страны сейчас такие проблемы. Не переживай, спишем на объективные трудности. А к лету подумаем, как тебе помочь.

Полковник Дудчик снял корпус с процессора и вынул шестнадцать мегабайт RAM — чипов оперативной памяти — с собственной персоналки и оставил у секретарши генерала. Через некоторое время начальник штаба выразил недовольство неудовлетворительным состоянием дел по проекту «системного контроля с обратной связью», но охотно принял отписки отдела об «объективных трудностях», и дело было отложено в долгий ящик. Петр Иосифович время от времени покровительственно похлопывал полковника, который то ли купился на три сотни, то ли не осмелился «прыгнуть выше задницы», по плечу. Все вошло в свое русло. Летом ему действительно помогли, но не с оборудованием, а с семейной путевкой в санаторий.

Однако со дня встречи с генералом — она произошла полтора года назад, — с момента принятия решения, полковник Дудчик начал подбирать, шифровать, копировать и выносить из штаба секретные сведения. Он выбрал тогда третий путь: вместо того чтобы разоблачать воров или примазываться к их кормушке, он решил испортить им весь остаток жизни.

Полковник Дудчик очертил круг основных вопросов, который мог в первую очередь заинтересовать иностранные разведки и, соответственно, стоить дороже всего.

Полковник методично подбирал файлы с наиболее секретными и наименее «скоропортящимися» сведениями и переносил их на трехдюймовые дискеты. Все это следовало зашифровать, сархивировать и записать на заветную дискету.

Использовав сто восемьдесят долларов из «заветных» трехсот, Дудчик приобрел для домашнего компьютера собственный «ZIP» и по ночам работал с маленькой квадратной трехдюймовой дискетой толщиной полсантиметра, — ее так легко спрятать в карман и выехать в нормальные, уважающие себя страны, обладая бесценной информацией.

Выехать и там, на месте, оценить ее, скажем, в два миллиона долларов. Не бог весть какая по западным меркам сумма, но не просить же какие-то нереальные и ненужные ему десятки миллионов. В общем-то, его вполне устроила бы работа консультанта или пенсия обычного западного масштаба, но... Изучив вопрос о перебежчиках, о незавидных судьбах гордиевских и пеньковских, Дудчик был настроен здраво: всегда лучше обладать независимостью, аккуратным особнячком и гарантией безбедной жизни до старости.