Дон Пендлтон - Встреча в Кливленде Страница 4

— Девушка. Зовут Сьюзан Лэндри. Двадцать три года, место жительство — Кливленд. Глаза голубые, волосы каштановые, рост пять футов шесть дюймов, вес пятьдесят семь килограммов. Так записано в правах. Все при ней — и в самый раз. Имеет карточки Американского банка и «Мастер Чардж». Дать тебе номера?

— Не стоит. А у нее что за проблемы?

— Остаться в живых.

— Понимаю. — Лео Таррин глубоко вздохнул. — Другие девчушки вроде этой тебе уже встречались?

— Пока нет, — криво усмехнулся Болан. — Мне нужно знать, чем она занимается.

— Выясню, что смогу. Но, думаю, ты столкнешься еще с десятками таких на территории Грязного Тони. Он набирает их вагонами.

— Я нашел ее при исключительных обстоятельствах, — отрезал Болан.

— Ах, вот как... Только учти: на своем порнобизнесе этот парень в прошлом году очистил пять кругленьких лимонов. Он производит все подряд — от членов с вибраторами до садистских фильмов. Так что...

— Повтори-ка последнее.

— Ну, ты ведь знаешь, что такое садистский фильм.

— Вероятно, знаю, и все же просвети.

— Жуткий мрак! Исполнители главных ролей всегда умирают. Я имею в виду — умирают по-настоящему.

Болан вздохнул.

— Однако! А товар он завозит из Южной Америки?

— Не обязательно. Я уже слышал о паре фильмов, сделанных здесь, у нас.

— Что ж, Липучка, спасибо, — с чувством произнес Болан. — Возможно, скоро и вправду станет очень жарко. И еще об этом судье...

— Да?

— Разузнай о его интимной жизни.

— О'кей.

— Пожалуй, понадобится информация и о загородном клубе Пайн Гров.

— Это в Кливленде?

— Да, совсем рядом, но не слишком известен. Слышал о Кливлендской Полусотне?

— А что я должен был о ней слышать?

— Ну, вдруг... Короче, это своего рода визитная карточка сливок местного общества. Пайн Гров — их клуб. Но парочка головорезов Морелло резвилась там, будто это их частный садик.

— Ты сказал «резвилась»?

— Вот именно.

Еще один тяжелый вздох донесся до Болана.

— Понаблюдай за этим человеком, Страйкер, — наконец сказал Лео. — Он ведь не просто так зовется «Грязным» Тони. Есть у него слабость: любит убивать ради удовольствия. Знаешь ли ты об этом?

— Знаю, — подтвердил Болан. — Как тебе нравится кличка, которой его наградили — «Глава главарей»?

После продолжительного молчания Таррин произнес:

— У него достаточно сил, в этом я не сомневаюсь. Теперь здесь никто не скажет ему «нет», хотя он никогда особенно не ладил с людьми из Нью-Йорка. Большинство его связей ведет на запад. Крупные земельные интересы в Аризоне и Неваде. Впрочем... Конечно, он должен быть твоим человеком!

— На поверхности тут ничего не видно, Лео, — посетовал Болан. — Но всякий раз, покрепче зажмурясь, я начинаю замечать огромного спрута, опутавшего щупальцами весь город и поедающего его. А вот концов найти я не могу.

— Ищи денежных мешков, — хмыкнул Таррин.

— Этим я и занимаюсь, — ответил Болан. — Ладно, Липучка, я еще попытаюсь сегодня связаться с тобой. А пока возвращайся в свою теплую постель. И передай привет жене!

— Она каждое утро зажигает свечку во спасение тебя, сержант.

— Я этого не знал.

В трубке послышался сухой смешок Таррина:

— Будь на твоем месте кто-нибудь другой, я бы уж точно взревновал. Ты просто многого не знаешь, парень. Могу поспорить: в эту самую минуту за тебя горят тысячи свечей. Я сам зажгу одну.

Болан был по-настоящему тронут, но ничем не выдал этого.

— Крепись, Лео, — только и сказал он и сразу повесил трубку.

Свечи — это хорошо. Как символ беспокойства и заботы они говорили о многом. Однако оружие Болана — пожалуй, символ даже позначительнее — тоже говорило о многом. Всякий раз, когда он брался за оружие, это недвусмысленно оповещало всех: Мак Болан беспокоится, вновь где-то непорядок. Нынче непорядок обнаружился здесь, в Кливленде, и надо принимать безотлагательные меры.

— Спасибо за свечку, Лео, — пробормотал он и направился в спальню — взглянуть на источник своих скверных опасений.

Это был ужасный, нелепый сон. Она пересекала на парусной лодке озеро Эри, когда вдруг ниоткуда налетел неистовый шквал и чуть не опрокинул лодку. Начали вздыматься огромные волны; они беспрестанно обрушивались на палубу, силясь стащить Сьюзан за борт. Хлестал ледяной дождь, и струи воды залепляли ей рот и нос, не давая дышать. Стояла кромешная тьма — ничего нельзя было различить даже на расстоянии протянутой руки, Беснующиеся волны уносили все дальше и дальше от берега неуправляемое суденышко. Внезапно из мрака, окружавшего ее, возник этот странный великан и, шагая прямо по воде, приблизился к ней. Одетый во все черное, он был перепоясан тугими ремнями и обвешан какими-то жуткими штуковинами, предназначенными убивать. Лодку несло прямо на великана. Вот Он поднял руку, стараясь дотянуться, рука, словно в фильме ужасов, на глазах принялась расти... И тут пришло понимание: нет, этот великан не сделает ничего плохого, он настроен дружески и собирается спасти несчастную, оставленную на погибель в крошечной лодчонке. Глаза его излучали тепло и заботу — но секундой раньше они были...

Резким движениям она села на кровати. Что такое? Где она находится? Или это снова сон, быть может, просто не такой уж страшный?

«Великан» возвышался рядом и ласково и озабоченно глядел на нее.

Понемногу к ней начало возвращаться чувство реальности происходящего.

— Теперь ты выглядишь лучше, — сказал он тихим мягким голосом и вышел из комнаты.

Лучше чем — когда? Спутанные волосы рассыпались по плечам, блузка изодралась в клочья, а юбка вся промокла, безнадежно измялась и вся была покрыта грязью. Если это называется «лучше», то как же она выглядела раньше?

Великан вернулся, неся пластмассовый поднос с двумя пластмассовыми чашками. Он сел рядом и положил поднос ей на колени.

— Горячий шоколад, — хмуро пояснил он. — Надо подкрепиться.

Что ж, человек, подающий среди ночи девушке в постель горячий шоколад, должен быть не так уж плох. Она пригубила напиток и проговорила:

— Спасибо, очень вкусно.

Великан взял свою чашку и направился к креслу. Затем вновь заговорил тем же мрачным голосом, каким предлагал шоколад:

— Нам нужно сказать друг другу пару слов, если ты, конечно, сейчас в состоянии.

Состояние ее было такое, что с ней вот-вот мог случиться нервный припадок, но она, пересилив себя, согласилась:

— Да, конечно. Во-первых, я очень вам признательна. Не знаю, откуда вы взялись... И, ради Бога, извините за мой вид... — Внезапно ею овладело острое чувство смущения.

Парень никак не прореагировал на ее последнюю реплику, однако, задавая вопрос, уже демонстративно не смотрел в сторону своей гостьи.

— Ты хоть что-нибудь помнишь?

— Я помню, как вы одевали меня, — очень тихо ответила она. — А потом куда-то, кажется, несли...

— Нет, меня интересуют более ранние события.

— К сожалению, я помню все-все-все. Каждую мерзкую подробность, — прерывисто вздохнула она.

— Встань.

— Что?

— Посмотри, все ли у тебя в порядке, — хмуро посоветовал он.

— А разве нет? — притворно удивилась она.

Он поднялся с кресла и, уже подойдя к двери, напоследок сообщил:

— Ванная — прямо по коридору. Если захочешь, можешь взять махровый халат, он висит на двери. Твоя сумочка на туалетном столике. Я буду на кухне.

Девушка осталась одна — грязная, мокрая, до сих пор окончательно не пришедшая в себя, с чашкой этого чертового шоколада на коленях.

Не слишком-то ее спаситель разговорчив, черт подери! Но он явно что-то знает и готов рассказать. Так что держи себя в руках, Сьюзан, и не пренебрегай хорошими советами, если не хочешь, чтобы тебя держали за какую-нибудь салемскую ведьму!

Право, ради эдакого мужчины стоит и постараться!

Она спрыгнула с кровати, и тотчас от слабости ноги ее едва не подкосились. Выждав несколько секунд и привыкнув к вертикальному положению, она медленно пошла в ванную, не забыв прихватить с собой чашку с шоколадом.

Квартира, где она сейчас находилась, была обставлена весьма прилично, хотя, может, и несколько стандартно, напоминая дорогое, но временное пристанище. Задержавшись у окна, Сьюзан без труда определила, что дом расположен в районе Голд Коуст.

Она с наслаждением сбросила мокрую одежду и внимательно осмотрела свои болячки, после чего, пустив максимально горячую воду, залезла под душ.

Прическа была испорчена совершенно. Поэтому девушка ограничилась лишь тем, что насухо вытерла волосы мохнатым полотенцем, взбила их и затем из того же полотенца соорудила на голове некое подобие пышной чалмы.

Махровый халат почему-то ее рассмешил. Вероятно, потому, что она всегда, если вдруг доводилось облачаться в подобные одеяния, ощущала себя каким-то гномиком-недоростком. Запахнув на груди халат, она туго затянулась поясом.