Михаил Март - Погашено кровью Страница 40

Бронштейн перешагнул через порог и очутился в светлом помещении, где проживал его величество доллар. Решетки, сетки, тележки, столы и даже полы выдерживали на себе тяжкий груз серо-зеленой бумаги с портретами чужих усопших политических деятелей, имена которых знали не все, а уж о датах жизни и деяниях этих нарисованных аристократов никто не догадывался. Важен не портрет, а сила бумажки, на которой его тиснули.

Один мужчина в окружении четырех длинноногих помощниц перелопачивал пачки с купюрами из одного шкафа в другой, что-то фиксировалось в амбарных книгах, что-то откладывалось в сторону. С появлением Бронштейна девушки захихикали, а их начальник ехидно усмехнулся.

– У тебя, Миша, совести совсем не осталось. Твоя сытая физиономия появляется здесь каждый четверг. Раньше ты знал меру и появлялся раз в месяц, теперь тебя понесло: Неужели, Миша, ты решил отмыть деньги всего преступного мира планеты? Я думал, ты ограничишься Москвой.

Девушки прыснули, но Бронштейн не смутился. Его защищал панцирь невозмутимости, и он давно не реагировал на колкости.

– Вы знаете, Эдуард Викторович, что с преступниками я не общаюсь, но друзьям отказать не могу Хорошим людям надо помогать.

– Сколько тебе нужно на сей раз?

– Всего сто семьдесят пять тысяч.

– Всего! А скажи мне, Миша, кто из хороших людей имеет в заначке такие деньги, если они не преступники? Я не говорю о нашем брате, финансисте.

– На сей раз я помогаю одному функционеру от спорта. Если вы помните, год назад у вас на даче делали теннисный корт. Грамотно сделали.

– Да-да, я помню. А почему он не сдал деньги к нам официально и не открыл счет?

– А налоги? И потом не каждый любит держать деньги на стороне. Он мотается по командировкам, Лондон, Амстердам, кошелек должен быть полным.

– Ладно, Миша, не скрипи зубами, тебе никто ни в чем не отказывает. Мы тебе доверяем, а иначе ты не работал бы в столь надежном и престижном заведении. Но пять процентов я вынужден с тебя содрать за незаконную операцию в пользу банка.

Бронштейн положил пакет на стол и вынул из него сверток. Под газетной бумагой хранились пачки с валютой, аккуратно сложенные в столбик.

– Можете пересчитать.

– Я не думаю, что ты обманешь спецхран. Тут все на виду, как в рентгеновском кабинете. – Начальник ухмыльнулся. – Ларочка, смени банковскую ленту на нашу и брось деньги в обменный фонд, а Михаилу Осипычу выдай новые из обработанных. За минусом процентов.

– Хорошо, – ответила длинноногая блондинка и сгребла тонкими изящными пальчиками груду пачек на поднос.

– И вот что, Михаил. Передай своим функционерам либо учти сам, что со следующего четверга я буду брать… – Глянув в потолок, будто там был ответ, директор округлил: – Десять процентов. Надо перебить аппетит твоим просителям.

– К сожалению, эта мера обернется против меня. Никто не поверит, что с главного казначея собственная контора берет мзду! У меня на очереди стоит один дантист. Из гнилой пасти он делает Голливуд. Но когда эти люди начнут брать проценты с нас, мы разоримся.

– Пройденный этап. У меня нет кариеса благодаря нашему телевидению. Трижды в день я жру «Блендамед» и «Диролом» закусываю.

Девушки зазвенели колокольчиками. Хозяин считал, что он шутит, а помощницы считали, что это смешно. Бронштейн ничего не считал. Каждый спуск в хранилище был пыткой, похожей на спуск в ад. Он устал от унижений, от вторых и третьих ролей и от страха. Талантливый финансист, примерный семьянин, образованный эрудированный человек был поставлен судьбой в угол со штампом «второй сорт». Всю жизнь он мечтал стать дипломатом, но МГИМО для него был закрыт, как и многие другие заведения, и, как это принято, родители с детства таскали Мишу по музыкальным школам, училищам, консерваториям. Советская власть канула в Лету, но мало что изменилось. Дышать стало свободнее, но упущенные годы не воротишь.

Бронштейн вернулся в свой кабинет, положил деньги в портфель, прихватил пальто и ушел из банка, не известив об этом секретаршу.

Сегодня целый день валил снег, и финансисту пришлось потратить лишних десять минут, чтобы смахнуть липучую белую толщу со своего «мерседеса».

Центр был забит машинами, и Бронштейн с нервозностью поглядывал на часы. Он выбивался из графика. В это время его машина должна бы сворачивать в сторону Березок с Рязанского шоссе, а он еще не выехал из Москвы.

Любимчик Хлыста, которого все нежно называли Колюней, прибыл в поселок Березки значительно раньше Бронштейна и насаждался горячим кофе, отдыхая в глубоком кресле гостиной. Все шло своим чередом, и Олег Кириллович соблюдал свой график приемов без пустот и зазоров.

Расписание хозяина пригородного коттеджа никогда не нарушалось, что позволяло гостям избегать неожиданных встреч.

– Итак, Колюня, чем кончилась эта история? – Велихов сложил кончики длинных пальцев вместе и откинулся на спинку дивана.

– История еще не кончилась, Олег Кириллыч. Я еще не докладывал Хлысту о результатах проверки. Но она имеет неожиданную развязку. Из колонии сбежали двое мокрушников, а Хрящ продолжает томиться на нарах.

– Можно подумать, что Хрящ послал гонцов за добычей, а сам не решился выйти на свет.

– Версия имеет право на существование, но я бы на ней не останавливался. Трудно поверить, будто такой жлоб, как Хрящ, доверит постороннему тайну клада. И какой в этом смысл?

– А можно ли взять беглецов и прижать к стене?

– Они сами идут в наши сети, если они посланники Хряща. Но я не оцениваю их по высокой шкале ценностей. Пусть ими занимается Хлыст. Это отвлечет его и окончательно запутает в паутине. А в случае успеха мы сможем подключить наши рычаги на последнем этапе гонки.

– Я горжусь тобой, мой мальчик.

Колюня сделал маленький глоток кофе и поставил чашку на блюдце.

– А что Шевцов? – меняя тему, спросил Велихов. – Он же дал Хлысту определенный срок? Так?

– Я могу лишь предполагать. Хлыст в трансе, а значит, хозяин дергает за поводья.

– Хлыст знает, что деньги выкраны у меня?

– Его не интересуют подробности. Думаю, Глухарь не называл ему адреса. Суть не в том, у кого выкрали деньги, а в том, кто будет возмещать ущерб. Машина Шевцова имеет в глазах Хлыста относительно абстрактный характер.

Хлыст понимает, что имеет дело с огромной силой и должен ей подчиниться.

Остальное лишь догадки. Если бы Хлыст сомневался в мощи своего босса, он убил бы его и глазом не моргнул. Но Хлыст напуган. Он в панике и не видит, что творится под его собственным носом. Наркотики, провалы в бригаде по уничтожению, разгул шпаны Глухаря, которая участвует в разборках на стороне, подставляя авторитет своего босса. Хлыст резко пошатнулся, а без него Шевцов – колосс на глиняных ногах.

– Однако Шевцов продолжает контролировать все финансовые операции, получает ту же прибыль, что и раньше.

– Я знаю эту бухгалтерию и не могу с вами согласиться. Уйма денег уходит на содержание империи. Казино, бордели, наемники, стрелки, бандиты, аренда, выкупы, взносы, меценатство, общак, взятки. Это расходы, а не доходы.

Очень крупные расходы. Ради поддержания марки, собственного имиджа – всемогущего, великого, – приходится тратить больше, чем следует.

– И, как я слышал, к бизнесу подгребают легавые?

– Тут дело в утечке информации, и хромает одно из звеньев. Я не думаю, что вмешательство милиции может серьезно повлиять на положение дел.

– Помоги Хлысту, Колюня. На сегодняшний день, пока Шевцов еще является моим партнером, он должен быть в полной силе. Пока Шевцов мне нужен, он должен оставаться значительной фигурой. Рано еще ломать ему глиняные костыли. И вот еще что. Менты не случайно попали в казино Хлыста. Я знаю, кто и с какой целью их заслал. Рано говорить о деталях, но я буду не против, если Хлыст найдет с ними общий язык.

– Я вас понял.

– Что-нибудь еще?

– По моим данным, молодой адвокат, которому вы доверили подыскать хороший надел для водочного завода, выполнил ваше поручение. После того как он оформит все документы, с ним следует расстаться. Вспомните о его криминальных связях. Борис Ефимов хвастлив. Обронит где не надо лишнее словечко, и на вас наложат дань местные авторитеты. Банкир Бронштейн ходит по проволоке без страховки. Этот человек уже выработал свой ресурс, а он единственное звено между вами и валютной кладовой. К тому же он трус. Этот расколется в одну секунду.

– Ты, как всегда, прав, мой мальчик. Я позабочусь о мелочах, а ты присмотри за Хлыстом.

– Конечно, я все понимаю, Олег Кириллыч… О, уже третий час, я вас задерживаю.

Велихов встал с дивана и поцеловал вскочившего на ноги юношу в открытый высокий лоб.

– Ступай с Богом. Стоит мне поговорить с тобой, как я начинаю лучше себя чувствовать. Ты действуешь на меня как эликсир молодости.

– Не преувеличивайте, но, в общем-то, я стараюсь.

– И не зря. Моя империя тебе достанется. Ты мне как сын. Такие молодые и гениальные должны приходить нам на смену. Есть кому передать эстафету.