Виталий Гладкий - Наследство из преисподней Страница 41

– Что-то я не видела массовых захоронений нуворишей.

– Не надо иронизировать. Все гораздо сложнее, чем тебе кажется. Кроме физической, есть еще моральная смерть. Дети богачей, их внуки, правнуки и так далее вырождаются, становятся уродами, дебилами, наркоманами, алкоголиками, кончают жизнь самоубийством или ведут такой образ жизни, что их никак нельзя назвать нормальными людьми. Это факт. Можешь почитать биографии американских мультимиллионеров.

– Убедил. Но все равно я хочу чуда.

– Чисто женская логика. Единство и борьба противоположностей. Диалектика. Все по Марксу.

– Не путай божий дар с яичницей, – дерзко ответила Илона.

– Интересно, откуда у тебя такая лексика? С виду вполне благовоспитанная барышня, а на самом деле хулиганка. Знаешь, я здорово ошибся, увидев тебя в вагоне.

– И в чем состояла твоя ошибка?

– В том, что моя классификация человеческих типов на это раз дала сбой.

– Надо же… – Илона ехидно хохотнула. – Новый Ломброзо нарисовался. Между прочим, я тоже по отношению к тебе дала маху.

– То есть?..

– Думала, что встретила пьянь-рвань подзаборную, а ты оказался вполне приличным человеком.

– Ну, спасибо на добром слове. Теперь я, окрыленный твоим благорасположением, обязательно выведу тебя из лесу и спасу от бандитов.

– Не говори гоп…

– Между прочим, мечтать не вредно. А если серьезно, то нужно добавить ходу. Мы плетемся, как старые клячи.

– Кстати, я уже проголодалась.

– Тогда внимательно смотри под ноги. Нам теперь придется рассчитывать в основном на подножный корм, сиречь, на грибы и ягоды. Охотиться на какую-либо живность недосуг.

– С чем охотиться, с дубиной?

– А что дубина? Вполне приличное оружие в умелых руках. Наши предки с дубиной на зубров ходили.

Между прочим, у нас есть почти что томагавк – отличный топор. Им можно завалить даже лося.

– Я представляю… -

Илона громко, с вожделением, вздохнула.

– Что именно?

– Поджаренную на свежем свином сале лосятину. И чтобы жаркое было присыпано сверху лучком. Это такая прелесть…

– Не трави душу. А то у меня тоже слюнки потекли. Думай о чем-нибудь другом.

– Пытаюсь. Не получается.

– Ты как солдат из одного пошлого анекдота советских времен.

– Расскажи. Только без… ну сам понимаешь, без чего.

– Понял. Рассказываю с купюрами. Старшина спрашивает "Рядовой Петренко, о чем вы думаете, глядя на кирпич?" Он надеялся, что его подчиненный заведет речь о стройке и тогда можно будет перевести речь на строительство социализма и прочитать всему взводу лекцию об экономике, которая должна быть экономной. А солдатик ему с тоскливым вздохом и отвечает мечтательно: "Все о ней, товарищ старшина, все о ней, об этой самой…" – Фу, как грубо и непристойно!

– Так ведь это и есть солдатский юмор. Грубый, примитивный – да, но бьющий не в бровь, а в глаз…

Мы болтали, а ноги делали свое дело.

Не успели мы оглянуться, как солнце вскарабкалось в самый центр голубого купола, опрокинутого над землей, и начало жечь немилосердно. Очень хотелось пить, – даже больше, чем есть – но вокруг не было и намека на воду.

Поэтому, стиснув зубы и стараясь не думать о животворящей влаге, мы шли и шли, все дальше углубляясь в лесные заросли, которые местами были и вовсе непроходимыми.

Глава 18

Илона рухнула на землю и сказала:

– Все. Я больше не могу. Меня уже ноги не несут.

– Ты права. Мы здорово устали. Поэтому сделаем большой перекур. А заодно и пообедаем, чем Бог послал.

– И что же он нам послал? – спросила Илона с сарказмом. – Десяток червивых грибов?

– Да, грибы, конечно, не очень… – Я перебирал свою грибную добычу. – Но голод не тетка, а маленькие червячки можно в расчет не принимать. Их не так уж и много.

– Фи! – брезгливо поморщилась Илона.

– Кому "фи", а кому обед, – буркнул я, разводя маленький костерок. – Не нравится – не ешь. Но я не буду тащить тебя на закорках, это ты должна уяснить сразу.

– Удивил… – фыркнула Илона. – Я всегда знала, что настоящие мужики повывелись.

– Кто бы спорил, а я не буду. Мало того, женщины их настолько достали, что некоторые представители так называемого сильного пола даже решились на смену пола хирургическим путем. Чтобы таким образом замаскироваться среди вашего брата и не попасть под каток тотальной феминизации общества.

– Где ты учился казуистике?

– Жизнь всему научит. Даже приемам защиты от женской экспансии. Вот ты говоришь, что настоящие мужики повывелись. А кто этому способствовал?

– Уж не женщины ли?

– Ты сама это сказала. Конечно, женщины. Мужчина чувствует себя человеком только в странах Востока.

Но, думаю, чума цивилизации, имеющая женское лицо, скоро и туда доберется. И тогда снова воцарится на земле матриархат. Как там великий русский поэт Некрасов сказал: "Вот только в пору эту прекрасную жить не придется ни мне, ни тебе". И слава Богу. Я, например, не имею ни малейшего желания дожить до такого маразма. Если переврал слова стихотворения, извини – в школе я учился не ахти как.

– Оно и видно. Некрасов говорил это совсем по другому поводу.

– Все, шашлык готов, – решительно прервал я нашу дискуссию. – Кушать подано.

К моему удивлению, Илона безропотно взяла прутик с нанизанными на него грибами и начала уминать их так, что за ушами трещало.

Я хотел сказать "Вот видишь, с червячками даже вкуснее", но вовремя прикусил язык. В конце концов, шути, парень, да знай меру…

Конечно же, после столь легкого, с позволения сказать, обеда наши желудки лишь раззадорились.

Желудочный сок буквально бурлил, требуя добавки; он готов был переварить даже жареные гвозди. Да где их возьмешь?

Оставив Илону бороться с усталостью и голодом в одиночку, я начал нарезать круги по местности, стараясь не сильно удаляться от центра, где находился уже потухший костер. И наткнулся на заросли лесного ореха.

Это была несомненная удача. Фундук имеет большую калорийность, что для нас было просто неоценимо.

Я позвал Илону, и мы с жадностью стали набивать животы сладкими на вкус ядрышками лесного ореха.

Насытившись, мы еще наполнили и карманы – про запас. Довольные и повеселевшие, мы продолжили наш путь, стараясь отыскать ложбины и яры, где могла быть вода.

Но наши поиски не увенчались успехом. И вскоре нас начала мучить жажда. Илона страдала молча, крепко стиснув зубы, а я жевал древесный листок, посылая импульс в мозг, что это огурец или что-то вроде того – короче говоря, овощ с большим содержанием жидкости.

До поры до времени мне удавалось обманывать свои ощущения, однако жаркий день высасывал жидкость через поры кожи, как пиявка, и кровь постепенно начала сгущаться. Нужно было или прилечь в тенечке, чтобы не растрачивать энергию, и ждать прохладной ночи, или срочно найти источник.

– Придется поворачивать к долине, – сказал я нехотя, когда мы присели отдохнуть.

– Да… Там вода… – Илона сумрачно кивнула. – А стоило ли нам давать такой крюк? Бесполезная трата времени и сил.

– Ошибочка вышла, гражданин начальник. Простите. Я все отмерял на свой аршин. И признаюсь, я думал, что мы сможем найти воду по пути. Увы, нам не повезло… Скажу прямо: я могу продержаться без воды еще сутки. Но ты – вряд ли. Вот в чем загвоздка.

– Если ты сможешь, то и я смогу.

– Не надо хорохориться. Должен тебе сказать, что держишься ты молодцом. На удивление. Но на такие жертвы идти глупо. Никто нам не даст гарантий, что спустя сутки мы все-таки наткнемся на какой-нибудь ручей. Ведь мы идем по возвышенности. А вода внизу. Значит, туда нужно и путь держать.

– Но это опасно.

– Еще как опасно. И все же другого выхода у нас нет. Может, нам повезет, и мы зайдем в тыл нашим преследователям. Поменяемся местами. Так на чужом хвосте и доедем куда нужно.

– Надежда на это слабая, согласись.

– Согласен, – ответил я и тяжело вздохнул. – Но все равно без воды нам каюк.

Илона промолчала, однако по выражению ее лица я понял, что она поддерживает мое мнение.

Путь к долине был многотруден. До этого мы шли почти параллельно ей. И сейчас не свернули круто, а стали приближаться к долине как бы по касательной.

Мы боялись, – и небезосновательно – что можем нечаянно наткнуться на наших преследователей. Поэтому шли тихо и если что-то говорили друг другу, то шепотом.

Впрочем, если честно, особого желания заниматься трепом у нас не наблюдалось. От жажды язык словно распух и стал чересчур шершавым, а потому ворочать им было тяжело. Он казался инородной частью тела, которую бездарный хирург пришил на живую нитку.

Наконец мы спустились в долину, и вышли к ручью.

Уже вечерело. Солнце набросило на себя ярко-оранжевую шаль, и свет, который струился сквозь нее на землю, окрасил все вокруг в мягкие красноватые тона. А ручей казался расплавленным металлом, который выливался из невидимой изложницы где-то за горизонтом.