Лев Пучков - Тигр в камуфляже Страница 42

Точь-в-точь! Они, короче, — вне всякого сомнения.

После этого Ремезу дали ширнуться на халяву и совместно с часовым выперли вон, а «быков» — убийц связали и заперли в подсобку, приставив к ним надежную охрану до окончания разбора. И конкретно приступили к Жерару: а почему это ты, тварь низкая, принял столь трепетное участие в расследовании деятельности Засады?! Ведь ты же его правая рука, лепший кореш, братан кровный — или кровавый, один черт! Зачем сдал братана? Ответь-ка перед людьми…

— Засада все это безобразие втемную делал, — ответствовал Жерар. — Об этих его делах знали только трое — они сейчас заперты в подсобке. Страдать ради шефа неохота — сам кругом виноват, пусть и кантуется как хочет. А еще — жить почему-то хочется! И очень сильно…

— Ну и где сам Засада? — поинтересовался кто-то из «братвы». — Свалил поди? А нам сейчас за него перед центровым сходняком ответ держать?!

Жерар как-то странно улыбнулся, подошел к окну и помахал рукой.

Спустя минуту в зал вошел еще один левопупыревский «бык» и водрузил на середину стола коробку из-под аэрогриля, красиво перевязанную шелковой тесемкой. Жерар, пару секунд помедлив, осторожно развязал тесемку и открыл крышку. Все присутствовавшие, привстав со своих мест, чтобы лучше видеть, дружно охнули и замерли — на что были пацаны пожившие и отвыкшие удивляться на своем веку. Из коробки на собравшихся злобно скалилась окровавленная голова Засады с выпученными глазами…

Вовца едва не вывернуло наизнанку: перекосился бригадир и надолго задержал дыхание — не от отвращения, нет! Жутко вдруг стало, страшно до одури.

Всплыл ни с того ни с сего перед мысленным взором образ жуткого гипнотизера — и отчего-то этот образ предстал бригадиру в кроваво-черном обрамлении, с рогами и неестественно светящимися глазами. А в сознании возникла фраза, произнесенная мимоходом страшным визитером: что-то типа «всякая голова хороша лишь тогда, когда она присобачена к туловищу посредством крепкой шеи…»

«Прав он был. Надо было посерьезнее к нему отнестись. Внешность обманчива. Зря прикалывался…» — запоздало подумал бригадир. А еще подумал Вовец, что, пожалуй, надо будет хорошенько поразмыслить над дальнейшей перспективой их совместной деятельности. Кто его знает — может, и нет никаких кассет с записью показаний загипнотизированных «быков»? Может, и установка убрать бригадира в случае безвременной кончины гипнотизеришки — не более чем наглый блеф? Нужно определиться конкретно: либо крепко подружиться с мерзким головастиком, либо… либо оторвать башку, пока не поздно…

Между тем, пока бригадир обдумывал план дальнейших действий и рассеянно принимал поздравления от сидящих рядом соратников, сходняк принял решение: отправить Жерара с «подарком» и тремя «быками» — убийцами под конвоем в первопрестольную. Его кореш и шеф — пусть он и ответит перед центровым сходняком…

Вот, собственно, и все. Вскоре Левопупыревский район без особых катаклизмов перешел под руководство Центральной бригады — за отсутствием альтернативы власти. «Центровые» авторитеты, хоть и сняли «крест» с ложбинской «братвы», но, по всей видимости, объяснениями Засадиного кореша не удовлетворились — Жерар в Ложбинск не вернулся.

Зато прибыл «вор» — Ахмед, дряхлый умненький старикашка, уставший от жизни и всех ее отвратительных проявлений. Новый глава «общины» вершить громкие дела не пожелал, а просто присматривал за обстановкой на предмет своевременного пресечения беспредела и собирал положенные взносы в воровской «общак».

Между тем Адольф Мирзоевич продолжал поэтапно осуществлять свой план восхождения на вершины общественного положения и довольно скоро — как-то исподволь и вроде бы без особых потуг — набрал соответствующий желаемому статусу вес (для прагматиков: не растолстел, а круче стал!). Через некоторое время после достопамятного сходняка в «Джунгарии» Пульман посетил по очереди каждого лидера районных преступных группировок и предъявил всем полный расклад по их делам не праведным — как просто противозаконным, так и по таким делищам, за которые свои же могли без разговоров удавить на месте. Сначала эти ловкие товарищи сильно приуныли и окрысились втуне — и, знаете ли, было от чего. Если ранее каждый был сам по себе князь в своем огороде, то сейчас злобный шантажер-головастик требовал беспрекословно ему подчиняться и ежемесячно отваливать 15 процентов прибыли из общего оборота: решил, видишь ли, крестным отцом заделаться, плешоган недоношенный! Ничего себе, заявочки! Но, что характерно, открыто никто не возбухал — очень уж веские аргументы имелись на руках у новоявленного узурпатора. Такие аргументы пахли кровью, и их нельзя было игнорировать — а потому пришлось выбирать из двух зол наименьшее.

Как и следовало ожидать, подспудные процессы место имели: на протяжении следующего месяца Адольфа Мирзоевича неоднократно пытались списать в расход. Отступлений от наработанного сценария не было: несколько раз элементарно стреляли из автоматов какие-то нехорошие люди на быстродвижущихся автомобилях без номеров; два раза взрывались машины доктора с только что принятыми на работу шоферами, а разок какой-то отчаянный умелец даже лупанул по его квартире из ПТУРСа.

Доктор остался жив-здоров, поскольку всякий раз бывал вовремя предупрежден своими невольными сексотами, имевшимися во всех группировках. Эти самые сексоты — плод его напряженной многодневной работы — имели установку информировать своего тайного хозяина обо всем, что могло бы нанести ущерб его жизни и здоровью.

Не слишком горюя по поводу утраты своих машин и разрушения квартиры, Пульман быстренько переехал в загородный особняк — ничуть не хуже, чем у своей правой руки Вовца, обзавелся «Линкольном» с пуленепробиваемыми стеклами и надежными телохранителями из соответствующих структур. Его неуязвимость вскоре стала вызывать в криминальной среде Ложбинска суеверные опасения. Поговаривали о какой-то странной силе мистического характера, которой он якобы обладал. Кроме того, два лидера преступных группировок, которые организовали вышеперечисленные акции, в одночасье были обнаружены удавленными в собственных спальнях, куда не то что постороннему — своим близким хода не было!

На груди у каждого из них нашли записки, исполненные одним и тем же почерком.

Текст записок вежливо предупреждал оставшихся в живых любителей закулисных интриг: «Ребята, давайте жить дружно!»

Чуть позже Пульман встретился с «вором» Ахмедом и договорился с ним о том, что он будет централизованно пополнять «общак». Не надо, мол, каждый раз нервничать и напоминать «братве», что настало время кассового сбора. Ахмед соотнесся с «центровыми», и после изучения личности новоявленного пахана из Москвы пришло добро. Лидерам же бандитских группировок Пульман сообщил, что освобождает их от общакового налога и стал ежемесячно сдавать Ахмеду половину той суммы, что ему платила «братва». В результате этого нововведения Адольф Мирзоевич заслужил благоволение «блатных»: поступления были регулярными и даже более солидными, нежели до того. Наряду с этим Пульман как-то неожиданно вырос в глазах «братвы»: никого почему-то не встревожил тот факт, что ежемесячно пришлось отстегивать по 15 процентов от прибыли, а вот тот факт, что Пульман-душка освободил всех от уплаты в «общак» (беспрецедентный случай по масштабам Федерации!), отчего-то всех подряд воодушевил.

Помимо всего прочего, Адольф Мирзоевич закрепил свой престиж ловкого «отмазчика»: поработав определенное время с некоторыми представителями властных структур, он мог без особых трудов аннулировать любое уголовное дело, не требуя за это отдельной платы. И для этого вовсе не обязательно было гипнотизировать всех подряд оперов, следователей и судей, среди которых, кстати, подавляющее большинство не подпадало под прямое воздействие его чар.

Нет, до таких мелочей Адольф Мирзоевич не опускался. Представители перечисленных категорий просто получали указание от своих начальников, которые, в свою очередь, получали команду откуда-то из верхних коридоров — порой совершенно немотивированную и абсурдную…

В течение двух последующих лет Пульман всячески приумножал достигнутое и активно работал локтями, стремясь вверх по лестнице общественного положения. Отладив отношения с представителями криминалитета, он взялся за упрочение своего социального статуса. Очень скоро он стал директором клиники и — как-то вроде между делом, походя, — защитил кандидатскую на весьма специфическую тему закрытого характера «Прикладные аспекты психопатологии и их влияние на формирование современного гражданина цивилизованного общества».

Рассмотреть в деталях все аспекты данного труда нам с вами вряд ли удастся, поскольку сами члены ученого совета РАН — товарищи далеко не глупые и повидавшие всякого на своем веку — мало что поняли из данной диссертации, настолько туманен и запутан оказался контекст. Суть диссертации сводилась к всестороннему обсасыванию кощунственной идеи, которая однозначно утверждала: в каждом внешне нормальном цивилизованном человеке до поры до времени дремлет маньяк. И генотип тут совершенно ни при чем: все зависит от условий среды обитания и стечения обстановочных факторов, которые, собственно, и вытаскивают из нашего порочного нутра разнообразных Чикатил и Женек-потрошителей. И каждый из здесь сидящих уважаемых ученых мужей, само собой, тоже маньяк. Только маскируется до поры до времени. Возмущенные члены ученого совета хотели было вытолкать взашей ниспровергателя основ, но ничего хорошего из этого не вышло: отвратительный головастик в каждом пункте своего пасквиля очень грамотно ссылался на ведущих специалистов современной зарубежной школы и через два абзаца на третий цитировал дядьку Зигмунда, не оставив иерархам ни одной лазейки для опровержения его доводов. Пришлось скрепя сердце дать кандидата. А куда денешься? Увы, не застой на дворе, когда можно было позвонить куда следует, и от нежелательного носителя чуждых идей не осталось бы и следа.