Александр Бушков - Волчья стая Страница 42

– Ага, – сказал Синий, напяливая первый подвернувшийся. – Это они, определенно, к зиме готовились загодя – у немцев-то на зиму ничего не было, кроме шинелишек, а здешние вертухаи, надо полагать, в шинелишках мерзнуть не хотели… Напяливайте быстренько, ночью в лесу зябковато.

Бушлат приятно пах свежестью – лишь теперь, натянув его, Вадим в полной мере осознал, как воняет загаженная полосатая одежонка.

– Сапоги бы где найти… – сказал Синий, тихонько закрывая кладовушку. – Вон сумка подходящая, а вон там, без подсказок вижу, найдется хорошая жратва…

Он распахнул дверцу высоченного общепитовского холодильника, удовлетворенно причмокнул и начал бросать в матерчатую сумку все без разбора – колбасы, ветчину в вакуумной упаковке, консервные банки, прозрачные мешочки с конфетами. Хватал с соседних полок блоки сигарет. Сунул в боковые карманы бушлата две пузатые бутылки коньяка, шепотком наставляя:

– Карманы, карманы набивайте, неизвестно еще, сколько будем по чащобе болтаться… Бля, где ж открывалка? Консервов до черта, а открывалки не видно…

– Вон там всякие причиндалы, – показал Вадим. – Кухонные ножи, открывашки…

– Ножи – это хорошо, надо прихватить…

После жизни на положении взаправдашних узников концлагеря, пусть и недолгой, обширная кухня с ее немудрящим добром казалась форменной пещерой Аладдина. Окончательно освоившись здесь, отбросив излишнюю осторожность, они на цыпочках перемещались из угла в угол, и сумка, и карманы раздувались от добычи: еда! табак! ножи! фонари! Даже робевшая поначалу угрюмая Ника понемногу втянулась в охоту за сокровищами.

Замок на входной двери громко щелкнул в самый разгар потаенного грабежа – они все еще шатались по кухне, не в силах остановиться.

Застыли, как вкопанные. Синий показал подбородком:

– Туда…

Кинулись на цыпочках в угол, где можно было надежно укрыться за огромным шкафом, набитым крупами, макаронами и пластиковыми бутылками с минералкой. Кто-то из них впотьмах оступился, подошва громко стукнула по полу.

Синий прижался спиной к боковине шкафа, стиснув широкий, длиннющий кухонный нож. Дверь распахнулась и тут же громко захлопнулась за вошедшим. Белый луч сильного фонаря прошелся по кухне крест-накрест, выхватывая из полутьмы самые неожиданные предметы. Задержался на распахнутой дверце холодильника. До двери от их укрытия было не так уж и далеко, метров пять… Вадим беззвучно толкнул Синего в плечо указательным пальцем, потом многозначительно провел им по горлу. Синий прижал палец к губам, поднял нож повыше, сгруппировался…

И тут от двери послышался насквозь знакомый, визгливый, сварливый, исполненный гнусненького охотничьего азарта голос тетки Эльзы:

– Ку-ку, соколики! Застукала!

Сердце превратилось в застывший комочек чего-то полужидкого. Вадим едва не заорал во весь голос. А тетка Эльза продолжала – медленно, с расстановкой, сладострастно:

– Вилли, бесстыжие твои глаза, я ж знаю, что ты там окопался! А кто с тобой? Ганс, поди? Я давненько поняла, что вы, умельцы, ключи подобрали! Коньячок-то убывает… Хоть и понемножку. Ох, пора доложить герру коменданту… Тревога в лагере, а они под шумок по ящикам лазят… Выходите оба, все равно мимо меня не прошмыгнете! Ку-ку! Я иду искать, кто не спрятался, я не виновата…

И зашаркали грузные шаги. Луч сильного фонарика метался вправо-влево, тетка Эльза приговаривала:

– Цып-цып-цып… Ни стыда у вас, ни совести, там побег, а они вместо…

Синий прянул из-за шкафа, занеся нож. До Вадима донеслось короткое оханье, секундная возня, потом нечто тяжелое грянулось об пол так, что от сотрясения приоткрылась хлипкая фанерная дверца ближайшего шкафа. Луч фонарика описал кривую, кувыркнулся. Погас. Потом послышался голос Синего:

– Амба…

Они решились высунуться. Удивительно, но она уже не шевелилась, распласталась, разбросав руки, в пронзительной тишине слышался тоненький плеск, хлюпанье, и в бледной полосе лунного света ширилось темное пятно. Лицо, слава богу, было в темноте… Синий сквозь зубы процедил:

– Сидел со мной один урюк, у которого дедушка басмачил. Научил, как это делается по-басмачьи – кончиком в сонную артерию – и прощай… – он нагнулся, вытянул из кобуры на поясе поварихи наган, сноровисто высыпал на ладонь патроны. – Мать моя, вся семерочка! Ну, теперь будет чем разобраться с нашим Мерзенбургом… С ножиком и пытаться было нечего, а так…

– Семеныч, ты что? – встревоженно спросил Эмиль. – Умом поехал? Их там до черта…

– Гришан, я ж тебя с собой не зову, – оскалился он в лунном свете. – Подавайся до лесу, твое дело. Но лично я тут кое-кого в суматохе ур-рою… Держи сумарь. Пора на вольный воздух, а то еще возьмутся искать эту суку, да и свет могут наладить…

– Семеныч…

– Все, проехали, – бросил Синий. – Тебе во-он в ту сторону, там лесок погуще, согласись. Как говорят в штатовских фильмах, это моя проблема. Рвем!

Он первым пробежал на цыпочках к двери, мимоходом лихо перепрыгнув через бывшую тетку Эльзу, как через бревно, на волосок приоткрыл дверь – хорошо смазанные петли не издали ни звука, – посмотрел в щель, распахнул пошире, выскользнул на крыльцо. Следом выбежали остальные.

Вадима пронзило ни с чем не сравнимое ощущение с в о б о д ы – сумасшедшее, пьянящее, кружившее голову. Свобода! Некий бесконечный миг все четверо неуклюже топтались на крыльце – хлебнули столько горького, что от свободы форменным образом отвыкли. Вадим не мог знать, понятно, что чувствуют остальные, но у него самого промелькнула дурацкая мысль: «Мы ведь у капо разрешения не спросили…»

В лагере продолжалась шумная суета – лай собаки, резкие команды, истерические крики, но здесь царила лунная тишина, тени были нереально четкими, а небо уже начинало бледнеть, подергиваться утренней серостью. Кое-где меж деревьями невесомо проползали сырые полосы тумана, и это было, как во сне.

– Вам туда, мне туда, – показал рукой Синий. – Рвите когти, чижики…

Он, зачем-то пригибаясь, кинулся в избранном направлении…

И чуть ли не нос к носу столкнулся с вышедшим из-за угла барака верзилой.

Помповушку тот нес в руке за середину, как обычную палку. Вряд ли он успел испугаться, удивиться, что-то сообразить. Скорее всего, сработал рефлекс. Ружье взлетело вверх, на стволе промелькнул отблеск лунного сияния, и тут же Синий вскинул руку, выстрелы затрещали совсем не страшно, так, словно ломали сухие ветки – раз, два, три!

Верзила – кажется, Ганс-Чубайс – обрушился на землю как-то совсем не по-человечески, подсеченным манекеном, грянулся так, что, показалось, сотряслась земля. И больше не шевелился.

В следующий миг все смешалось, замелькало, спуталось. Со стороны дальнего барака бесконечной чередой затрещали пистолетные выстрелы – и Синий, нелепо взмахнув руками, подпрыгнув, упал, будто поскользнулся на гладком льду. Наган мелькнул в воздухе, отлетел. На веранде барака все еще мелькали промельки частых выстрелов, что-то вжикнуло над головой.

Оттолкнув Вадима, мимо пронесся Эмиль, подхватил ружье и открыл бешеную пальбу, лихорадочно передергивал цевье. На веранде со страшным звоном вылетели стекла, брызнула щепа. Выстрелы враз умолкли.

В эти секунды неразберихи Вадим вдруг совершил нечто непонятное ему самому: бросился, подхватил упавший совсем рядом наган, но стрелять не стал, запихал его в карман бушлата.

– В лес! – прокричал Эмиль, выстрелил еще дважды, встряхнул ружье, будто надеялся, что после этого там откуда-то самым волшебным образом появятся новые патроны. Опомнившись, швырнул разряженную помповушку, бросился прочь, подталкивая Нику, пригибаясь.

Вадим кинулся следом. На веранде вновь захлопали выстрелы, но каким-то чутьем удалось сообразить, что они звучат совсем по-другому – стрелок бабахал в небо, укрывшись где-то в углу, вжавшись в пол…

Они достигли первых деревьев, окунулись в туман, миновали его, вновь оказались в молочно-сизой полосе, насыщенной загадочным лопочущим шорохом. Стреляют? Нет, это они сослепу налетали на сухие ветки, ломая их, царапая лица.

По щеке резануло так, что Вадим невольно взвыл. Наткнулся на стоящего неподвижно Эмиля.

– Стоять, сука! – прошипел тот, удерживая Нику. – Будем ломиться, как лоси, по звуку найдут… Тихо… Уходим вправо, шагом, шагом, осторожненько, а то глаза новыхлестываем к такой-то матери…

– Бежим… – по инерции прошептал Вадим.

– Куда ты побежишь? Тихо, говорю! Шагом!

Протестовало сознание, все тело, налитое до кончиков пальцев жаждой бешеного бега, но он остался на месте, увидев у самого лица сквозь туман широкое лезвие кухонного ножа. Ника всхлипнула, что-то неразборчиво пробормотала – ей тоже хотелось нестись сломя голову…

Сзади вспыхнул свет, показавшийся ослепительным сиянием почище атомного взрыва. Ага, наладили предохранители или что у них там полетело…