Андрей Дышев - Темная лошадка Страница 44

– На каком пожаре? – игнорируя вопросы Касимова, спросил я.

– Ночью загорелась Ледовая база, но мы узнали об этом только сегодня утром. В шесть часов ребята запустили канатку, а около семи вышли со мной на связь с базы.

– Что сказали?

– Тушить было уже нечего, все сгорело дотла, одни почерневшие бочки остались.

– Что-нибудь нашли?

– Да, в том-то и дело!.. – Он снова суеверно взглянул на меня, сделал паузу, как бы раздумывая, говорить или не говорить открытым текстом. – А ты думаешь, чего я так испугался? Подумал, что… Ну, короче, кто на базе постоянно живет?

– Вы решили, что это я сгорел в своем вагончике? – пришел я на помошь Чаку.

Касимов кивнул и шумно отхлебнул чая.

– Ребята сказали, что на трупе даже браслет и корпус часов сплавились.

– Милиция приехала?

– Да, человек десять во главе с майором Гаджиметовым.

– Не торопись. Расскажи сначала, что милиция нашла на Приюте?

Я обратил внимание, что при упоминании о Приюте Чак болезненно поморщился и отвернулся, будто боялся, что по выражению на лице я легко отгадаю его мысли и чувства. Он медлил с ответом, но не потому, что придумывал, как бы правдоподобнее солгать. Ему вообще не хотелось говорить на эту тему.

– Что милиция нашла? – переспросил он и опять надолго замолчал.

– Не тяни, Чак!

– Ты лучше спросил бы об этом кого-нибудь другого.

Я понял: Чак смертельно боялся говорить о том, что ему было известно. Этот смуглый, худощавый, ловкий, как барс, кабардинец, покоривший два семитысячника на Памире и прошедший траверсом все пики Кавказского хребта, оказался трусом.

– Ладно, – сказал я, наливая в кружку чая и отпивая глоток. – Ты не хочешь мне ничего рассказывать, тогда я тебе расскажу. Вчера вечером на Приют нагрянула банда на снегоходах. Люди в черных куртках стали искать двух людей по имени Тенгиз и Бэл. Эти двое в самом деле были на Приюте. Завязалась перестрелка, в результате которой один бандит был убит. Тенгиза и Бэла связали и потащили волоком на Ледовую базу. А остальных сильно напугали пистолетиком…

– У них были «калашниковы», – поправил Чак.

– И наши отважные спасатели обкакались со страху!

– Прослушай, ты, храбрец!! – зло выкрикнул Чак. В глазах его полыхала такая ненависть ко мне, что мне на какое-то мгновение стало не по себе. – Эти бандиты, да будет тебе известно, нагрянули на Приют не столько из-за тех двух, сколько из-за тебя. Они тебя искали! Они, избивая наших ребят, все время повторяли, что долги надо возвращать вовремя. Значит, ты им задолжал, а сам пустился в бега? А я-то думал…

Он сплюнул на пол и замолчал.

– Ладно, не заводись, – примирительно сказал я, понимая, что надо разрядить обстановку, иначе Чак ограничится только грубостью в мой адрес. – Никому я не задолжал, это ошибка. Бандитам задолжали те два парня. Одного из них – Тенгиза – они сожгли заживо в моем вагончике… Ты мне скажи, они Богомазова и Эда не тронули?

– Не знаю никаких Эдов, – ответил Чак, все еще хмуро поглядывая на меня из-под черных бровей. – Четверо наших ребят, как сошла «Малышка», сразу поднялись на Приют и работали там до темноты. Глеб рассказывал, что ты с каким-то дурным лицом первым выполз из окна и побежал на базу – тебя остановить никто не мог. Ну а потом на Приюте начало твориться черт знает что. Ребята попытались проникнуть внутрь и выяснить, кто пострадал от лавины, а кто нет, но их не пустил ниже третьего этажа тот самый парень, который назвал себя Тенгизом.

– Что значит – не пустил? Преградил грудью дорогу?

– Если бы грудью! Пистолетом! Он представился сотрудником органов безопасности и сказал, что в интересах следствия не может впустить спасателей в помещение Приюта. Но ребята заметили в конце коридора два трупа, лежащих на полу рядом – альпинистов Немовли из команды «Базардюзи» и Князева из Самары – они оба отмечались у нас пару недель назад. В общем, это показалось подозрительным, и ребята попытались выяснить, что произошло.

– И выясняли до тех пор, пока на снегоходах не прикатили бритоголовые?

– Да. Бандиты загнали всех внутрь Приюта. Тенгиз со своим дружком стал отстреливаться. Одного бритоголового они прикончили, но на том их сопротивление закончилось.

– Обоих повязали?

– Да, причем Тенгиза ранили в живот. Глеб говорил, что рана была ужасная, пуховик, как мочалка, насквозь пропитался кровью.

– А что наши ребята в это время делали?

– Да ничего! Рядом с трупами на полу лицом вниз лежали.

– Глеб заметил еще кого-нибудь на Приюте?

– Там был альпинист из Самары Богомазов и пожилой курортник из военной турбазы.

– И все?

– Про два трупа альпинистов я тебе уже говорил. Бандиты ими не интересовались. Вывели наружу Тенгиза и Бэла, вынесли своего, а нашим ребятам, Богомазову и курортнику, под угрозой смерти приказали сидеть на Приюте двое суток и никому ничего не рассказывать.

– Бандиты обыскивали Приют?

– Конечно! Перевернули все вверх дном. Искали, как Глеб понял, деньги.

– И что нашли?

– Да ничего! А что они, по-твоему, должны были найти?

Я пожал плечами, уходя от ответа. Чак внимательно посмотрел на меня.

– Мне кажется, ты знаешь намного больше, – предположил он.

– Может быть. Но я не знаю главного… Ну, ладно! – Я отставил кружку с чифирем, встал со стола и протянул Касимову руку.

– Подожди, – опустив глаза, произнес Чак, не подав мне руки, вынул из тумбочки тетрадный лист и положил на стол передо мной.

– Что это?

– Заявление об уходе из отряда.

Я вздохнул и, не прикоснувшись к листку, пошел к двери.

– Мне бы кому заявление написать?

Глава 49

ПЕНЕК ЗАСЫПАЛО ПО САМЫЙ ОБРЕЗ, и теперь он напоминал коричневую мишень для стрельбы из пистолета, брошенную на снег. Я провел рукой по наледи, несильно стукнул по ней кулаком и стал аккуратно очищать от ледовых пластин сугроб, словно яйцо от скорлупы. Вонзил ладонь глубоко в снег, сразу же нащупал полиэтиленовый сверток, вытащил его, отряхнул от кусочков льда и положил на колени.

Сугроб в лесу – лучший сейф. Так и лежали бы здесь двадцать тысяч баксов до самого лета, пока ручьи от тающих ледников не смыли бы купюры в Баксан, и серо-зеленые бумажки, словно сорванные ураганом листья деревьев, не поплыли бы в стремительном водовороте.

Я кинул под ноги полиэтиленовую обертку и бережно спрятал доллары в нагрудный карман. Вспомнил, как я крепко втаптывал их ногой в снег, как Бэл использовал стодолларовые купюры для разжигания примуса. Изгалялись, как могли, думая, что это поддельные баксы, хотя удивлялись тому, что купюры уж слишком смахивают на настоящие, но все равно полностью доверялись тем, кто руководил операцией. Но нашлись два клерка, двоечника, которые все запороли, спутали, подставили Бэла и Тенгиза под удар.

Я обошел вокруг корпуса, заглядывая в темные окна, в которых скользили лучи и дергались пучки света, словно разноцветные, сверкающие чешуей рыбки в аквариуме, повесил на ветку сосны, как елочную игрушку, жетон камеры хранения и вошел в вестибюль, заполненный спортивным и смуглолицым людом. Несмотря на то что вокруг было несметное количество незнакомых мне лиц, я как-то сразу заметил бронзовое и носатое, как у старого индейского вождя, лицо Эда. Мне показалось, что ответственный работник сильно постарел за те сутки, пока не виделись: под его глазами набрякли тяжелые мешки, взгляд потух, и в бесцветных глазах уже невозможно было разглядеть прежней самоуверенности и высокомерия.

Я протиснулся к Эду и сел рядом с ним на обитом искусственной кожей диване. Эд повернул лицо в мою сторону и равнодушно произнес:

– А-а, господин спасатель!

В дрожащих пальцах Эда тлел окурок. Дым тонкой струйкой скользил вверх, обволакивал его глаза, и ответственный работник морщился, глаза его слезились, как у глубокого старика.

– Почему вы один? – спросил я. – А где Маша?

Эд ответил не сразу. Окурок выпал из его пальцев, и он наступил на него ногой.

– Почему один? – переспросил он. – Я сам не знаю, почему. Наверное, потому, что я жестоко ошибся в ней… Она поломала мне всю жизнь, Стас.

Эд подумал минуту, прикидывая в уме, стоит ли слишком доверять мне.

– Меня предала и бросила Маша, – начал он, загибая палец на руке. – От меня собирается уходить жена – два. И, в довершение всего, меня обокрали.

– Вас обокрали?! – воскликнул я.

– Да! Пока я сидел под лавиной и спасался от сумасшедшего Немовли, из моего номера на турбазе все вынесли подчистую! Японскую видеокамеру, полторы тысячи долларов, фотоаппарат «Кодак», дубленку, костюм. Даже электробритвой «Браун» не побрезговали.

– А вы обращались в милицию?

– Обращался. А толку-то? Они разводят руками, что-то путано говорят, а смысл в том, что сам дурак, не надо было оставлять номер без присмотра, а ценные вещи следовало сдать в камеру хранения.