Владимир Михановский - Горячие точки на сердце Страница 44

— И результат?

— Разделились на три части — Карачай, Черкесию и Баталпашинский район.

— Легко разделились?

— В два счета.

— И границы быстро определили?

— Запросто. Даже конфликтов серьезных не было, все решили полюбовно.

— Про эти дела я читал у одного серьезного историка, — сказал Матейченков. — И должен сказать тебе, что твоя аналогия, Сергеич, несколько наивная.

— Почему?

— Слишком много воды утекло с тех пор. Суть дела в том, что и до 1926 года внутри республики проходили многочисленные разделы и переделы — о многих ты просто не знаешь, в открытую печать попадало мало информации.

— Не пойму, кому нужны эти разделы и переделы.

— Слишком много у вас этнических групп, и каждая хочет удовлетворить свои требования, а это в принципе невозможно. И еще одно: внутри республики все время шли миграционные процессы, ни одной группе не сиделось на месте.

— Рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше, я полагаю, — снова подал голос водитель.

— В точку, — подтвердил Матейченков. — А в результате — размытие границ, которые прежде были более или менее четкими.

— Да-а, — почесал в затылке Завитушный. — Теперь простого развода уже не получится.

По обе стороны дороги тянулись бескрайние альпийские луга, заштрихованные косой сеткой дождя.

— Но установить новые границы при разделении республики — это еще не все, — нарушил молчание генерал. — ежели продолжить аналогию с разводом, то супругам необходимо делить квартиру и все имущество, нажитое при совместном проживании. А тут сам черт ногу сломит.

— Да что здесь сложного? — возразил Завитушный. — Кур, баранов, всякую живность поделить пропорционально количеству людей, и будь здоров.

— Живность поделить — еще так-сяк. А вот как быть с недвижимым имуществом? Начал я с этим разбираться, затребовал справки и в ужас пришел, — вздохнул тяжело генерал.

— Разделить все можно, была бы охота.

— Это не так, Сергеич. Вот тебе только один пример, на сообразительность. Мне его наши юристы привели. Жил-был человек, русский, ему принадлежал дом. Человек умер. Дом унаследовала жена…

— Тоже русская?

— Абазинка. У них был сын, он женился на черкеске, а та привела в дом любовника — опять же черкеса, и живет с ним.

— А мужа куда дела?

— Выгнала. Внимание, вопрос: кому принадлежит дом?

— Ничего себе вопросик.

— Примерно так обстоит дело с дележом имущества в КЧР, если народы захотят разделяться.

— Юристы сами этот пример выдумали.

— Ничего подобного. Взяли из практики, они показывали мне подлинное судебное дело. Да это дело еще так себе, бытовой казус. Вот еще тебе задачка. Жил да был почтенный карачаевец, и задумал он открыть маленький такой заводишко по производству колбасы, благо сырья в республике хватает. Сказано — сделано. Выправил он все необходимые документы, всякие разрешения-согласования — комар носу не подточит.

Завитушный оживился:

— Я знаю этого человека?

— Никаких фамилий. Я обещал. Ну, раскрутил он свое колбасное предприятие, а потом взял да переписал его на супругу. Наверно, были у него для этого свои соображения. Имеет право.

— Чтобы от налогов уйти.

— Это оставляем за скобками. А жена возьми да волею божией помре…

— Ну, тут просто.

— Погоди, это только начало истории. Пара была бездетной. Желая если не иметь, то хотя бы воспитывать ребенка, они усыновили пацана из приюта.

— Обычное дело.

— Им не хотелось, чтобы когда-нибудь открылась тайна усыновления: они хотели навсегда остаться для ребенка настоящими отцом и матерью.

В поисках подходящего дитяти они писали письма по всем сиротским приютам России, пока из одного пришел ответ, который им показался подходящим. Писал директор далекого сибирского приюта, что у них есть подходящий малыш, такой, какого они ищут. Полтора года, круглый сирота, а по национальности — карачаевец, как они и просили в своем письме.

— Повезло.

— Короче, отправились они в дальний вояж и привезли желанного пацана. Сначала все хорошо было, приемные мать и отец души в нем не чаяли. Потом дела пошли похуже. Паренек-то оказался больно шустрым…

— Ушел от них, что ли?

— Если бы. Парень связался с компанией головорезов, которая занималась темными делишками: воровали, грабили, убивали. Пошел, короче парнишка по кривой дорожке. Понравилось ему руку и в родительский карман запускать.

— А дальше?

— А дальше нашелся доброхот из соседей, который по большому секрету рассказал парню про тайну его усыновления. Тот, услышав такое дело, чуть с катушек не слетел, совсем озверел. И вот финал — события происходят в настоящем времени: сыночек постоянно терроризирует своего приемного отца, и делает это успешно, потому что стал главарем банды, известной на всю Карачаево-Черкесию.

— Чего же он хочет?

— Всего ничего: завод колбасный себе присвоить. Старик поначалу ни в какую. Парень его немного помытарил, ничего не добился. Тогда он поступил проще — выправил себе дарственную на этот самый завод. Мол, папаша подарил свою дорогую игрушку любимому и единственному чаду.

— Тут легко навести порядок, — произнес Завитушный. — Поскольку документ о дарственной экспертизе липовый, отдать его на криминалистическую экспертизу — и все дела.

Матейченков покачал головой;

— В том-то и казус, что документ оказался подлинным.

— Что значит — подлинным?

— Так показала экспертиза: и подписи инстанций, и виза нотариуса — все без подделки.

— Видно, большие деньги плачены.

— И я так думаю. А самое главное выяснилось на закуску: парень оказался не карачаевцем, а чеченцем.

— Позволь, но ведь детдом выдал на него документы?

— Думаю, руководство детского приюта, узнав о желании бездетных супругов взять мальчика-карачаевца, просто подделало на него документы — долго ли умеючи? — произнес генерал. — Зато, глядишь, от лишнего рта избавились.

— А как узнали, что он чеченец?

— Да может, он такой же чеченец, как я африканская княжна, — усмехнулся Матейченков. — Ты еще не убедился, что мы живем в мире фальсификаций?

— Давно убедился.

— И потом, разве вообще в национальности дело? — Продолжал генерал. — этот парень притащил за собой чеченскую мафию, которая хочет наложить лапу не только на злосчастный колбасный завод, но и на весь район.

— Кажется, я догадываюсь, какой это район.

— И таких примеров — сотни, тысячи. Вот и попробуй в подобных случаях поделить имущество!

— Только начнешь — дым до небес поднимется, — вставил шофер, ловко объезжая очередную лужу.

— Наша задача — чтоб дыма не было.

— И огня, — заключил генерал.

Они уже подъезжали к месту, когда Завитушный нарушил продолжительное молчание:

— Знаешь, Иван Иванович, я ведь когда-то французский изучал. В школе И до сих пор не могу понять одну вещь.

— Какую?

— Почему французы называют свою столицу «Пари», а мы — «Париж». Может, объяснишь, в чем здесь закавыка?

— Объясню. Дело в том, друг ситный, что у нас все — через «ж».

На сей раз даже невозмутимый водитель улыбнулся.

Хотя в комнате было прохладно — все время шелестел невидимой кондиционер, нагоняя утреннюю свежесть — с допрашиваемого семь потов сошло. Каждый вопрос Верховного бил не в бровь, а в глаз.

— Ты отвечал за операцию, не так ли? — вперил в него немигающий взгляд Верховный шейх.

— Я…

— Вот и отвечай. А на командира соединения не ссылайся.

— Хорошо, ваше святейшество.

— От чьих рук погибла Элен?

— Кто-то из русских угодил ей чем-то тяжелым в висок.

— «Кто-то», «чем-то», — передразнил Верховный. — А ежели тебя кто-то, да чем-то, что тогда?

— Упаси, Аллах… — пробормотал несчастный шейх, удерживая себя от того, чтобы пасть перед Верховным на колени.

— Вспомнил-таки Аллаха, — загремел святой отец. — А когда операцию проваливал, не вспоминал? Почему тело Элен не доставил в горы?

— Но я же не знал, что она погибла.

— Почему не связался по мобильной связи с водителем?

— Мобильная связь в регионе нарушена.

— Это еще почему?

— Говорят, по приказу этого самого выжившего полномочного представителя, — пробормотал шейх.

— Кто говорит?

— Мой источник в черкесской милиции.

— Наверно, источник такой же мутный и грязный, как ты сам, — мимоходом заметил Верховный, или Головной — правоверные называли его и так, и сяк. — Выходит, ты забыл, что погибший от рук врага правоверный должен быть похоронен в тот же день, причем в надлежащем месте?..

— Но я же все объяснил… — начал допрашиваемый.

— Молчать! — треснул по столу кулаком Верховный. — Аллаху будешь на том свете объяснять. Вернее, дьяволу, ибо место тебе в преисподней. Почему я тебе должен объяснять порядок твоих действий? Почему ты не поехал вместе с ней на операцию и не ждал в машине, пока она не снимет полпреда? Может, поведи ты себя правильно, она бы не погибла?!