Михаил Серегин - Святое дело Страница 45

– Я местный священник! – требовательно крикнул отец Василий. – И я говорю вам, что парню совсем хреново! Немедленно позовите врача!

– Ага! Разбежались! – хохотнули из-за двери. – Держи очко шире!

Священник рассвирепел и принялся молотить в дверь что было силы, невзирая на саднящую боль в груди и беспрерывно сыплющиеся из-за дверей матерные угрозы.

– Здесь нужен врач! – орал он. – Немедленно пригласите врача!

Загремел засов, дверь открылась, и отца Василия быстро и профессионально подхватили под руки и выволокли в коридор.

– Я те, бля... покажу врача! – злобно прошипел один. – Ты у меня допросился!

И в тот самый момент, когда охранник замахнулся дубинкой, чтобы ударить, в дальнем конце коридора противно заверещала металлическая дверь.

– Бородатого и механика на допрос! – крикнули от входа, и охранник недовольно поморщился и опустил дубинку. – Ничего, мы с тобой еще встретимся!

Отца Василия пихнули в спину и – все-таки охранник не удержался – двинули дубинкой по почкам. «Что ж! – широко развернул плечи священник. – Можно и встретиться! Я б тебя поучил уму-разуму!» Конечно, он тут же одернул себя, подавил нарастающее чувство злости и желание отквитаться, поскольку не это было главной задачей момента. Но осадок от вспыхнувшего не слишком хорошего, а если быть совсем честным с собой, богомерзкого чувства остался, и это его угнетало.

Его повели по гулкому коридору вперед, направо, по короткой лестнице вниз, потом налево, снова вперед... Отстроенное в начале прошлого века здание СИЗО было спроектировано на редкость замысловато.

– Стоять! – жестко приказали ему, и священник безоговорочно подчинился – не то это место, чтобы гонор показывать.

Охранник два раза стукнул в отозвавшуюся протяжным гулом железную дверь и потянул за неряшливо приваренную тоже металлическую рукоять.

– Вперед! – скомандовали ему, и отец Василий шагнул в открытую перед ним дверь.

Дверь за ним закрыли, и священник огляделся. Стол, сидящий за ним немолодой мужчина в штатском, рядом стул, на нем совсем еще молодой человек, привинченный к полу табурет...

– Так-так... – поднялся со стула молодой человек. – Кого я вижу?! Прихвостень бачуринский!

Он подошел к священнику вплотную и, дыхнув на него запахом столовских беляшей и плохих зубов, хищно улыбнулся.

– Сам все расскажешь? Или ты мазохист?

– Я хочу сделать заявление, – спокойно, не отодвигаясь, произнес отец Василий.

Немолодой, тот, что сидел за столом, поднял внимательные серые глаза.

– Дети в камерах нуждаются в медицинской помощи. Некоторые ранены очень серьезно.

– Тебя не затем сюда привели, чтобы ты нас учил, что делать надо, – сквозь зубы просвистел молодой. – Тебя привели показания давать. Имя! Фамилия! Отчество!

– В миру Шатунов Михаил Иванович, – спокойно произнес поп. – Принимая сан, окрещен Василием. Так меня люди и зовут: отец Василий.

– Не понял, – озадаченно уставился на него молодой. – Ты что, поп?

– Да, я здешний священник, – сказал отец Василий, понимая, что раз его имя не произвело никакого эффекта, кроме удивления, эти ребята не местные. Местные могли не знать его в лицо, просто потому, что в храм не ходят, но уж имя помнили все.

– Присаживайтесь, – несколько изменившимся тоном пригласил немолодой. – Давайте-ка все сначала: фамилия, имя, отчество, год рождения, прописка...

Священник повторил.

– Что-то я не пойму, – нахмурившись, откинулся на спинку стула следователь. – А как вы с Бачей в одной команде оказались?

– В разных, – покачал головой отец Василий. – Я для того на остров и примчался, чтобы его остановить... да вот... не удалось.

– Что-то ты гонишь... – подал голос из-за его плеча молодой и вдруг хмыкнул: – Или отмазаться хочешь?

– У меня и свидетель моих намерений есть, – вспомнил о Вовчике священник. – Да и десантники подтвердят. Они же все у вас?

– А где же еще? – весело улыбнулся молодой и мечтательно, словно вспоминая первое свидание, потер ладонью кулак. – Все здесь, голуби, даже и не ерепенятся уже...

– Вот они и подтвердят, – кивнул священник и напомнил: – Вы не забыли, что я сделал заявление? Мальчик в моей камере остро нуждается в медпомощи...

Следователи переглянулись, а потом старший тяжело вздохнул и поднял трубку служебного телефона без номеронабирателя.

– Леночка? Да, это я. Леночка, направь-ка медика в восемнадцатую. Пусть посмотрит. Да, в восемнадцатую. Спасибо, Ленусик. – Он повернулся к священнику. – Вы удовлетворены?

– Более-менее.

– Тогда приступим.

Допрос продлился около четырех часов. Нет, поначалу все шло по технологии: отцу Василию задавали провокационные вопросы, внезапно меняли тему «разговора» и так же внезапно к ней возвращались, но по мере рассказа все эти приемчики как-то сами по себе отвалились, и следователи только и успевали, что записывать.

– Как, говорите, он скомандовал? Третий эшелон, ко мне?

– Совершенно верно, – кивал отец Василий. – У них структура такая, три эшелона. В третьем всякая мелочовка, чуть повыше те, что постарше, или те, кто особо отличился, а кто в первом, я, честно говоря, и не знаю.

Немолодой следователь упорно строчил шариковой ручкой по бумаге, а священник ждал, когда он закончит, и думал. То, что вся эта Бачина затея, вместо обещанного им порядка, привела к боли и всеобщей социальной дезориентации, он видел. Но что теперь со всем этим делать, он не знал.

Отец Василий вспомнил, с каким упоением младшие пацаны по разрешению и под руководством старших молотили пожилого вора ботинками по почкам, и признал, что этот «практический урок» сопляки наверняка запомнили на всю жизнь. Теперь они знают, что могут быть сильнее зрелого человека, или даже целого рынка, наполненного десятками зрелых людей, была бы организация и внутренняя сплоченность, и не исключено, что когда-нибудь захотят повторить «эксперимент». Такие вещи запоминаются, а если это еще и понравилось... Священник поежился.

– А что вы можете сказать о предыдущих событиях в овраге? – оторвал голову от писанины следователь...

Священник окунался мысленным взором в прошлое и снова начинал говорить. И только спустя эти долгие четыре часа его отпустили, а если быть совсем точным, отправили обратно в камеру.

– Вы, батюшка, не обессудьте, – совсем уже иным тоном сказал немолодой следователь. – Но порядок есть порядок. Как только мы получим необходимые подтверждения, вас немедленно выпустят под подписку.

Отец Василий невесело улыбнулся в ответ. Что тут поделаешь, если таков порядок?

Его вывели, повели по длинному, витиеватому коридору, как вдруг, на подходе к лестнице, отец Василий заметил до боли знакомую фигуру.

– Господи! – не удержался он и помянул имя господа всуе. – Журавлев?! Это вы?!

Мужик обернулся, и стало совершенно ясно: конечно же, это тот самый чекист, с которым отец Василий, мулла Исмаил и главный врач районной больницы Костя отсидели в одном подвале четыре дня!

– Батюшка? – удивился чекист. – А вы как здесь оказались?

– Показания даю... – заторопился священник, понимая, что лишь из уважения к его «спецсобеседнику» охранник еще не повалил его на пол и не начал бить чем ни попадя по самым чувствительным местам. – Вы бы посодействовали... а то у меня все службы срываются... сами понимаете...

– Вы что, в бачуринском деле? – нахмурился Журавлев.

– Да, но я пытался его остановить... сами понимаете... вы же меня знаете...

– Пошли-пошли, – подтолкнул священника в спину охранник, увидев, что чекист насторожен и в объятия к подследственному не кидается. – Потом расскажешь.

Отец Василий кинул последний взгляд на бывшего «однокамерника» и подчинился.

На этот раз его провели в одиночку, и священник даже подивился, за что такое «уважение». Может, чтобы заявлений больше не делал? Но просидел он в этой камере еще целую ночь. Без сна, без четких перспектив, без смысла. И, конечно же, он думал о Баче, хотя прийти к ясному пониманию, кто такой Бача и почему все это произошло, так и не смог.

Весь его жизненный опыт говорил: Бача чей-то ставленник. И дело даже не в служебном интересе начальника местных чекистов Карнаухова, разрешившего Баче попробовать уладить ситуацию противостояния между шанхайскими и слободскими. Потому что не пошел бы Карнаухов на столь широкий контакт с Бачей, если бы не поддерживал Бачу никто в городе. А ведь ни одному человеку в городе не было позволено так много, да еще в обход закона. С теми, кто власти не нужен, так не происходит никогда.

Однако отец Василий видел и другое: повязали всех. Да и подполковник ФСБ Щербаков, оравший в мегафон на острове Песчаном, появился не просто так. И это сопровождение с катерами, ракетницами и пальбой в воздух ему не приснилось. А значит, или Бача не всех там, наверху, устраивал, или устраивал, но не до конца, или его просто использовали как одноразовое орудие, а потом списали. Так тоже бывает.