Михаил Серегин - Жажду утоли огнем (Сборник) Страница 45

Самое узкое место, как мне объяснил Гиря, – только вначале, всего метров десять, дальше здания отступают друг от друга и будет полегче. Но бежать по этому внутреннему двору гораздо дольше – метров сто пятьдесят. Затем – открытое место, где можно притормозить и отдышаться, если, конечно, дым позволит там вообще дышать… Чуть правее стоит бочка с водой… Если вода в ней не высохла, если ее не вылил на себя какой-нибудь идиот из тех, кто бежал впереди, можно заново смочить обрывок одеяла, которым я зажимаю рот, чтобы не задохнуться в дыму…

Потом еще рывок, и я окажусь на асфальтированном пятачке, лагерном плацу, где охранники занимались строевой подготовкой, когда на Кузина находила блажь их муштровать… Плац небольшой, но он стоит в стороне от зданий и к лесу – неблизко, на нем можно еще раз передохнуть…

Я бросилась вперед. Все оказалось не совсем так, как меня предупреждал Гиря.

Первые десять метров, хотя у меня и было такое впечатление, что я нырнула в огромный духовой шкаф, бежала я легко и даже успела подумать, что ничего особенно страшного в том, чтобы пробежать сквозь пожар, наверное, нет. Все путешествие казалось мне неторопливой экзотической пробежкой вдоль кратера действующего вулкана. Не столько страшно, сколько интересно…

Я даже успела вспомнить, что ни разу не видела вулкан вблизи, несмотря на то что работаю спасателем довольно давно. На Камчатке побывать не довелось ни разу, последнее извержение Кракатау произошло, когда я была еще совсем зеленой студенткой и за границу меня еще не посылали… Интересно – очень жарко стоять рядом с потоком лавы?.. Обязательно попробую при случае…

Я захотела посмотреть на бегу, что же вокруг меня творится, и, повернув голову направо, подняла взгляд от земли под ногами на горящее здание…

Жар с такой силой ударил мне в лицо, что я едва не упала, словно от настоящего удара. Лишь на долю секунды я повернулась лицом к огню, а мне показалось, что эта секунда длится вечно. Нестерпимо заболела кожа на лице, ресницы вспыхнули и свернулись… Ноги без всякого приказа головы увеличили скорость раза в два и вынесли меня из узкого прохода между зданиями…

Тут действительно было пошире. Пекло, наверное, меньше, но я этого не могла понять, поскольку мое обожженное лицо очень болезненно реагировало на любой жар – и от очень сильного костра, и от еле-еле тлеющего уголька… Пробежав метров пятьдесят, я поняла, как чувствует себя рождественская индейка в духовке.

Горячий воздух прорывался сквозь подсохшее одеяло, которым я закрывала рот. Я дышала очень порывисто, резко и, не успев добежать до конца этого бесконечного двора, начала задыхаться.

Остановиться и отдышаться я не имела возможности. Остановиться – означало испечься заживо, познав лично ощущения индейки до самого конца.

Всеми усилиями воли я заставляла себя передвигать ногами в том же темпе, что и прежде… Но мне все равно казалось, что я еле-еле двигаюсь… Я спотыкалась и рисковала упасть, налетев на что-нибудь у себя под ногами, поскольку смотреть себе под ноги уже не могла и бежала с закрытыми глазами…

Вдруг что-то подхватило меня, приподняло в воздух, я перевернулась в горизонтальное положение и, застряв, почему-то в таком виде, понеслась вперед какими-то рывками, трясясь и иногда подскакивая…

Первое, о чем я подумала, – что у меня начался бред. Может быть, люди, которые сгорают заживо, всегда испытывают такие ощущения?.. Потом я вспомнила, что читала у Моуди о видениях умирающих – длинный тоннель, какой-то полет по нему, яркий свет, кажется… А что – очень похоже… Только вот как-то не очень заметно я умерла… На бегу… Разве так бывает?

И только когда я с размаху шлепнулась на ровную площадку и увидела перед собой лежащую набоку бочку с остатками воды и услышала ругань, по хриплому голосу я догадалась, что это был Гиря… Я тут же поняла, что проделала остаток пути у него на плече. Если бы не он, не знаю – удалось бы мне выжить… Он меня вытащил из огня.

– Бочку опрокинули, скоты! – кричал Гиря, прижимаясь к земле для того, чтобы не дышать черным дымом, накрывшим нас с ним сплошным пологом… – Сама дальше бежать сможешь?

Я кивнула столь резко, что ткнулась лицом в утоптанную землю, на которой мы лежали, застонав при этом от боли в обожженной коже.

Не обратив никакого внимания на мой стон, Гиря скомандовал:

– На счет пять резко поднялись и побежали на плац. Вон он, метров тридцать отсюда, правее немного… Чтобы в лес попасть, нужно все время только прямо бежать, не сворачивать, но на плацу – полегче будет, там можно передохнуть немного.

Он макнул свою «дыхательную» тряпку в грязную лужицу ржавой воды, оставшейся в бочке, слегка отжал ее и приложил к лицу. Я торопливо последовала его примеру… От тряпки несло тиной.

– Раз! – стал считать Гиря, мастеря себе этот примитивный противогаз. – Два! Три!

Я тоже приложила к саднящему лицу мокрую тряпку и напряглась, готовая вскочить… Пробежав, правда, не без чужой помощи горящий тюремный двор, я чувствовала себя гораздо увереннее перед горящим лесом…

– Четыре! Пять!

Гиря вскочил, будто его подбросила какая-то мощная пружина, и помчался вперед, словно забыв обо мне… Я бросилась вдогонку…

Сначала я просто ужаснулась той скорости, с которой он бежал. Я поняла, что по тюремному двору я просто семенила по сравнению с ним…

Мне вдруг стало жутко стыдно. Спасатель! Тебя на плече таскают, как овцу краденую! Или ты об экстремальных ситуациях, о которых написала целую диссертацию, только теоретически рассуждать можешь… Где же глубинные психологические резервы твоего организма, которые, если верить выводам твоей диссертации, должны были бы уже давно быть задействованы? Эх, ты! Теоретик!..

Бежать стало, действительно, легче, вот только дышать оказалось гораздо труднее. Все же здания горят с меньшим количеством дыма, чем деревья…

Вокруг стоял белый дым, примерно по пояс человеку. Он полз из леса, и я долго не понимала, в чем причина. Такой дым мог быть только от свежей листвы или мокрого дерева, влажной травы…

В сентябрьском лесу после испепеляюще жаркого лета без единого дождя в течение двух самых жарких летних месяцев свежую листву найти было бы затруднительно. Кроны деревьев высохли еще в августе, и в сентябре уже начался фактически листопад, столь интенсивный, что можно было подумать, будто сейчас уже середина октября… Правда, листья падали на землю, не желтея предварительно, а прямо зелеными, поскольку зелеными высыхали на летнем солнце…

Там, впереди, – река или ручей…

Надежда на спасение, с которой я не расставалась, сменилась уверенностью, едва я только подумала о воде, которая ждет нас впереди… Я вспомнила узкую извилистую полоску зелени, оставшейся на гари, которую я видела из иллюминатора самолета.

Точно! Впереди та самая речушка, которая не может стать преградой верховому пожару – он легко перепрыгивает через нее по верхушкам, по сухой кроне, но проточная вода в ней никогда до конца не высыхает от жара горящего леса. В ней – наше спасение…

Глава восьмая

Гирю я догнала уже возле самого плаца. Его идея немного отдохнуть на этом асфальтовом пятачке меня смущала с самого начала, а сейчас я относилась к ней просто очень подозрительно…

Когда мы подбегали к этой маленькой тюремной «красной площади», легкий порыв ветер на минуту разогнал слоистый дым, и мы с Гирей резко затормозили перед озерком расплавленного асфальта. На вид его было не отличить от обычного, затвердевшего асфальта…

Но метрах в трех от начала плаца лежала фигура в телогрейке. Ноги наполовину погрузились в асфальт. Твердое покрытие площади просто расплавилось и превратилось в ловушку…

– Стой, Гиря! – закричала я, схватив его за рукав телогрейки.

Мы остановились, но только на секунду. И я, и он прекрасно понимали, что времени на раздумья нет, да и раздумывать было особенно не о чем. Спасение было только впереди, за полосой горящего леса.

– Вперед! – закричала на этот раз я, командуя Гирей. – Бегом!

Мы побежали мимо плаца, который снова затянуло белым дымом от деревьев. Я крикнула Гире, бегущему немного впереди меня:

– Там, впереди, должен быть какой-то ручей! Видишь белый дым?

– Речка! – крикнул в ответ Гиря. – Еланка! В Елань впадает. Меня раз водили работать в лес, мы на берегу сосны рубили…

– Глубокая? – спросила я.

– Где по колено, – ответил Гиря, – а где – очень глубоко. Так говорят те, кто лазил по ней… Как кому повезет…

Я была уверена, что нам повезет и мы выйдем к этой самой Еланке в том месте, где пусть и не очень, но достаточно глубоко, чтобы можно было благополучно переждать жар от горящего леса…

У этого подмосковного пожара была своя особенность. Из-за того, что верхушки деревьев высохли чрезвычайно сильно на сумасшедшем июльском и августовском солнце, верховой пожар пробегал по кронам очень быстро, и лес начинал гореть сверху, а не снизу… Огонь спускался на среднюю и нижнюю кроны довольно медленно, по мере того, как прогорали средние и нижние ветки. Именно поэтому огонь, пролетев по верхушкам, набросился на лагерные постройки, когда нижний лес еще не горел и по нему можно было пройти… На что я, собственно, и надеялась…