Шарип Окунчаев - Месть по иронии Страница 45

Валентина Степановна сделала паузу, видно было, что ей очень тяжело говорить. Опять появились слезы, она протерла их носовым платочком.

— Извините меня, тяжело даже вспоминать. Так вот, сначала он на меня кричал, по принципу, что если виноват, то кричи громче. Все ссылался на войну, о потерянных друзьях, как им было тяжело и так далее. Я даже не хотела его слушать. Когда он понял, что я серьезно решила уехать, то сменил тон. Стал уговаривать не оставлять его одного. Прошло немного времени, и по просьбе Кости я все разыскала в интернете про эту алдынскую трагедию. Это было ужасно. У меня не осталось сомнений, что я живу с военным преступником, убийцей. Вдобавок ко всему стали поступать непонятные телефонные звонки с угрозами. Оказывается, они здорово насолили и местной «братве» в Питере, вымогали у них деньги, избивали, а кого-то вообще избили до смерти. Так, те собрались и поклялись отомстить. Я разве могла так жить дальше? — сама себе задала вопрос она и тут же продолжила: — Конечно, не могла. Мы с Вовочкой уехали.

Она опять замолчала, немного выпила воды и задумалась. На нее жалко было смотреть. Николай Романович весь с сочувствием смотрел на нее и думал, как тяжело складывается у некоторых людей судьба. Видная, красивая, интеллигентная женщина, заслуженный и уважаемый педагог, вроде для счастья все есть, а досталась сущему дьяволу, иначе и не скажешь. С Питера переехать на периферию, бросить все нажитое за многие годы, это действительно был сильный, честный и благородный шаг.

— Извините меня, Валентина Степановна, у вас все? Если можно, то хотел бы задать вопрос.

— Да, пожалуйста.

— Как получилось, что он потом приехал сюда к вам?

— Когда мы уехали, то на звонки я не отвечала, не хотела с ним вообще общаться, но он часто созванивался по телефону с сыном. Потом, как выяснилось, с работы ему пришлось уйти, но дело их, говорят, замяли. Затем он ударился в религию, стал священником, но тоже в Питере жить не стал, а приехал к нам. Мне показалось, что кается он искренне, очень много молился. Изменился до неузнаваемости, мне порой было жалко на него смотреть. С его новой ролью я смирилась, и мы так стали жить, но проблемы на этом не закончилась. Сын Володя у нас был разбалован отцом еще в Питере, вырос большим эгоистом. Я делала все от меня зависящее как педагог, но тщетно, потому как папа всегда поощрял его шалости, якобы мужчиной растет. Вот и вырос неуправляемый, стал выпивать, не раз был избит сверстниками, даже с сотрясением мозга. Стали поступать сигналы, что он связан с наркотиками, в общем надо было нам сменить обстановку, вот мы и уехали. Когда сюда приехали, утешало то, что он подружился с ребятами чеченцами, о которых все отзывались очень хорошо. Однажды он пришел домой пьяный и такое наговорил про них с такой национальной ненавистью, ну прямо как нацист, я тогда испугалась за него. Папа старался всячески на него повлиять, много беседовал с ним. Когда он трезвый, то все хорошо, даже хотел устроиться на работу в милицию, но выпьет, то… ну просто слов нет. Про Наташу нам также один раз поступил сигнал, что он к ней пристает. Стали с ним разбираться, так он всячески это отверг, даже разозлился на нас, что мы так плохо о нем думаем. Что нам оставалось делать, конечно, поверили ему. Я сходила тогда к Наташе и наоборот ее поругала. А на самом деле сами видите, чем все закончилось. Теперь я понимаю покойного, что все эти испытания нашей семьи, как страшная кара.

Валентина Степановна замолчала, слезы текли у нее из глаз не по ее воле. Она часто их вытирала, платочек, который она все время мяла, был почти мокрый.

Николай Романович смотрел не нее пристально и тоже молчал.

Он даже не знал, что у нее спросить, настолько все было трагично и настолько ему было жалко эту женщину, что не находил слов утешения, чтобы ее успокоить.

Следователь был в курсе многих эпизодов из жизни этой семьи. Священник — со странностями, который все время молчал и старался меньше общаться с людьми, сын — хулиганистый с каким-то надменным характером, мать — учительница и уважаемый в поселке человек.

— Валентина Степановна, вам надо немного отдохнуть, — сказал Николай Романович. — Не волнуйтесь, я распоряжусь, чтобы вас отвезли, куда скажете. Вы вроде у Евдокии Ивановны сейчас живете?

— Да-да, спасибо, Вы очень любезны. Я действительно, пожалуй, пойду. Когда нужна буду, скажете, — она встала и вышла.

Николай Романович проводил ее и распорядился, чтобы ее отвезли домой. Как раз рядом с толпой зевак стоял Ваха со своими ребятами. Валентина Степановна заметила его и подошла к нему.

— Ваха Имранович, пожалуйста, простите нас.

— Да ну что вы, Валентина Степановна. Вас винить не в чем. Примите мои соболезнования, мы очень сожалеем и отлично понимаем, что вы этого горя не заслуживаете, но судьба каждого в руках Всевышнего. Мужайтесь.

— Спасибо. Конечно, здесь есть и моя вина, что не доглядела. Ну что теперь об этом говорить, что случилось, то случилось. До свидания, — она села в машину и ее увезли ребята из милиции.

Николай Романович проводил ее, а сам сел в машину и попросил Ваху сесть рядом.

— Давай посидим. Устал я что-то я от всего этого… Ну как тебе трагедия такой женщины, сколько пришлось ей пережить?

— М-да… У меня просто нет слов. Не сегодня и не год, это у них давнишняя история, которая просто ждала своего часа, — высказал свое мнение Ваха.

— Ты, как всегда, прав, друг. Зло оно как бумеранг, всегда возвращается. Просто мне очень жалко Валентину Степановну, она этого не заслужила. Жестокая у нее судьба. А знаешь я о чем подумал, когда ее слушал, хотя и не к месту. Ей теперь нужен рядом человек, который бы ее поддержал, утешил, чтобы она могла начать новую жизнь. Такой женщине нужна любовь.

— Не себя ли имеешь в виду, ты же у нас холостой? — Ваха пристально посмотрел на друга.

— Почему бы и нет, после смерти моей Надежды, честно тебе скажу, я об этом и не задумывался. Уже четыре года прошло и вот, впервые глядя на нее, у меня такая мысль появилась. Прости меня, Господи, — Николай Романович перекрестился. — Дети уже взрослые, живут своей жизнью, думаю, меня поймут. Хотя и не к месту эти разговоры.

— Знаешь, у нас в народе говорят, что мужчина начинает искать себе вторую половину на похоронах своей жены. Банально звучит, но так говорят, а может быть это и вправду так. Обычно ждут сорок дней, но не суть, главное, я думаю, что вы нашли друг друга. В общем, ты не теряйся, я поддерживаю такую идею, и получится, поверь мне, очень даже приличная пара. Поухаживай за ней деликатно, может быть, этим ты спасешь человека от дурных помыслов. Черт знает, что ей в голову придет после всех этих несчастий. Там видно будет, сам увидишь ответную реакцию.

— Ну, спасибо, друг, за поддержку, абсолютно не сомневался в твоей восточной мудрости, — Николай Романович довольный, как будто факт помолвки уже свершился, потер руки и сказал, — но вместе с тем работать надо. Ваха Имранович, очень попрошу тебя подойти завтра ко мне. Сегодня как видишь, разговор у нас не получился. Кроме того, мне доложили, что приехал адвокат из Санкт-Петербурга, чтобы защищать интересы Расула.

— Да, я в курсе.

— Это что ты его нанял, ведь как мне кажется, это дорогое удовольствие? — спросил следователь.

— Да нет, просто я в курсе дела, друзей у нас много и все переживают за парня. Так что все должно быть нормально. Дело, сам знаешь, очень сложное.

— Ну-ну, конечно, сложное. Только, Ваха, одна просьба, о наших откровениях пусть только мы с тобой знаем. Я, как друг, доверяю тебе…

— Мог бы и не предупреждать, — перебил его Ваха, даже с чуть заметной обидой. — Мы с тобой знаем друг друга давно и все равно свои ментовские привычки не бросаешь, чтобы не доверять мне, так я такого повода тебе не давал.

— Ну ты сразу на меня не наезжай. Знаю тебя хорошо, но вместе с тем мой профессиональный долг лишний раз предупредить. Не обижайся, давай до завтра.

— Хорошо, завтра зайду. Не вопрос, надо так надо, до встречи тогда, — Ваха попрощался и вышел из машины.

Тумиша

Нет на свете более весомой гордости для матери, чем подвиги детей

Тумиша, как всегда, проснулась рано, но встать с кровати почему-то не могла, ноги не слушались. Какое-то внутреннее переживание, сама того не понимая от чего, как будто свинцом залило все тело. Первая мысль, которая появилась, это не случилось ли с Расулом чего? Ей и в голову не приходило, что весть о том, что Расул отомстил за своего отца и брата облетела весь поселок. Просто никто не решался первым известить об этом Тумишу, зная, что она болеет и может этого не выдержать. Она окликнула Сациту, которая с утра занималась домашними делами.

— Дочь, где ты?

— Я здесь, мама. Что с тобой?

— Мне что-то плохо сегодня, ноги не слушаются, помоги мне встать.