Сергей Зверев - Объект 623 Страница 46

— Все живые? — вытрясая звон из ушей и возвращая челюсть на место, крикнул Глеб. От катера на воде не осталось ничего. Что могло, утонуло, что не могло, плавало в виде мелких обломков.

Антоха остервенело икал — он был какой-то сплющенный и с такой одухотворенной физиономией, словно познал самую сакральную суть вещей. Не стой под стрелой называется. Там, где идет строительство или подвешен груз.

— Слушай, Глеб, это чего же мы натворили? — споткнувшись, спросил Борька. — Мы цунами случайно этой штукой не вызвали?

— Ага, Нептуна разбудили, — проворчала Лида. — Сейчас он придет и по башке нам настучит. Отожгли, блин.

«Я даже знаю, как его зовут — этого Нептуна», — опасливо подумал Глеб.

Пять минут спустя собравшиеся на набережной у Пыштовки зрители могли лицезреть любопытную картину. Первым из мрака подземелья, пошатываясь, выбрался нелюдимый оборванный тип с блуждающими по кругу глазами. Он волок за шиворот обливающегося кровью мужчину, который жалобно причитал, явно преувеличивая тяжесть своего состояния. Он стащил орущее недоразумение с обрывающегося над бетонными глыбами причала, бросил на плиту, а сам спустился ниже.

— Эй! — помахал он рукой. — Не стреляйте, я Дымов!

Он усмехнулся — у парапета на набережной собралась толпа зрителей. Впереди стояла цепочка спецназовцев — люди в черном, по полной форме, в бронежилетах, в «космических» шлемах с защитными шторками. За ними толпились зеваки из числа местных жителей, возбужденно гудели, переговаривались. Еще бы, достойный повод, уж, почитай, лет семьдесят в этой бухте ничего не взрывалось, да еще так задорно. Он различал знакомые лица — давешних пацанов с парапета, уже не умирающих от скуки, а возбужденно обсуждающих увиденное; угрюмых рыбаков — им, наверное, было интересно, сколько тонн оглушенной рыбы теперь всплывет. «Поздние» знакомые — парень с девочкой (которые дружили в спальном мешке) — они стояли позади толпы, паренек озадаченно чесал затылок, узнавая в бродяге знакомые очертания, а его подружка моргала, как полная дура… Справа от ворот, примерно метрах в двухстах, Калабановскую бухту перекрыл остроносый патрульный катер, на рубке которого развевался Андреевский флажок. На воде покачивались несколько голов — горстка уцелевших бандитов плыла в добрые руки российского спецназа.

— Ты не Дымов, ты идиот! — крикнул с противоположного берега рослый спецназовец, в котором Глеб узнал коллегу по бригаде морской пехоты майора Павловского. И в солидарность со словами своего начальника несколько спецназовцев подняли руки, сжали их в кулаки и выразительно постучали по шлемам.

Глеб хищно осклабился, спустился по камням к воде, сел на колени и сполоснул лицо. Немного полегчало. Он поднялся, хрустнув коленными суставами. По бетонным плитам спускался Борька. Он вроде улыбался и одновременно чуть не плакал, поскольку с его количеством здоровых конечностей совершать какие-либо перемещения было сущим удовольствием. За Борькой спускалась Лида — с такой физиономией, словно шла на эшафот с табличкой на груди «Она убивала международных террористов». Ее поддерживал веснушчатый украинский солдатик с оттопыренными ушами, на плече у которого стволом вниз болтался автомат. Он выглядел смущенным и каким-то… заинтересованным.

— Поверь, Лидунь, этот паренек тебе идет, как сумочка из новой миланской коллекции, — оценил гармонию снисходящей пары Борька. — Усынови его, что ли. Или замуж возьми. На хрена тебе тот, предыдущий? Представляешь, какой орел будет лет через десять?

— Я подумаю, — немного смутилась Лида.

На катере, перекрывшем Калабановскую бухту, заработал двигатель, кто-то выбрался из надстройки на палубу и скрестил руки на груди. Катер неторопливо разворачивался. «Отдохнули», — подумал Глеб. Он вздохнул, скорбно кивнул своим товарищам — дескать, прорвемся — и начал взбираться на камни, где оставил главную добычу — господина Штайнера. Убежать тот черт не мог. С завязанными за спиной руками далеко не убежишь. И он все время оставался на виду. Тяжело отдуваясь, Глеб вскарабкался на плиту, добрел до распростертого на камнях мужчины, нагнулся, чтобы отволочь его вниз — хоть будет что показать отцам-командирам. Не любил Глеб оправдываться, не имея весомых подтверждений своим словам. И вдруг беспокойно екнуло сердце, недоброе предчувствие охватило. Уж больно неподвижен был Штайнер. И на затылке расплывалось бурое пятно, которого раньше не было. Он перевернул его за плечо — мотнулась голова, и в небо устремились распахнутые, затянутые мутной поволокой неподвижные глаза. Глеб отшатнулся. Рудольф Александрович Штайнер был мертв. Кто-то подкрался — явно человек, умеющий пользоваться шапкой-невидимкой, — взял его голову руками и хорошенько треснул затылком о плиту. И после этого был таков…

Он растерянно завертел головой… и вздрогнул, всмотрелся — показалось, что в крохотном заливчике справа от нагромождения плит под водой мелькнуло непрозрачное тело. Еще разбегались круги по воде. Не исключено, конечно, что это рыба. Очень крупная рыба…

— Глеб, что-то случилось? — подметила странности в его поведении Лида.

— Штайнер мертв… — просипел он.

Ну и ну… Его ли это дело, почему украинским спецслужбам крайне не хочется, чтобы господином Штайнером — живым и невредимым — занялись российские спецслужбы? Ну, надо им. Имеются причины. У каждой спецслужбы в этом мире — воз и маленькая тележка всяких веских причин. Ему-то что до этого?

— Мертв? — удивился Борька. — Какое страшное ранение рикошетом. А может, он сам головкой стукнулся, болезный?

— Сам ты стукнулся, — проворчала Лида. — Посмотри на товарища майора. Он такой возвышенный и одухотворенный. Он, похоже, вбил себе в голову, что Штайнера прикончила одна его хорошая знакомая — факт существования которой, кстати, ученые до сих пор не доказали.

— И не докажут, — хмыкнул Борька.

— А мне вот кажется, что я что-то видел… — задумался солдатик Антоха.

— А мне вот другое кажется, — пробормотал Борис, исподлобья глядя на приближающийся катер, — что скоро грядет эра неслабых дюлячек…

Глеб спустился с бетонных плит, чтобы в трудную минуту быть рядом с товарищами. Патрульный катер угрожающе приближался — неотвратимый, зловещий, хотя и с Андреевским флажком. На носу, скрестив руки на груди, стоял пожилой мужчина в штатском (но это никого не могло обмануть) и пронзительным оком сверлил собравшийся на берегу «комитет по встрече». А за его спиной грудились чины помладше, украдкой посмеивались, перемигивались, крутили пальцами у висков.

С их колокольни, конечно, виднее…

Эпилог

Он спал беспокойным муторным сном, тревожно вздрагивал, вертелся, грыз подушку. Его всю ночь преследовали разлагающиеся мертвецы со стажем — выбирались тесными группами из глубин коридоров, вздымая над головами коптящие восковые свечи, теснили его, не реагируя ни на пули, ни на увещевания. Заставляли отступать в зловонные лабиринты, из которых он потом не мог выбраться. Этому «квесту» не было конца. Свет в конце тоннеля оборачивался тьмой. Едва он выползал из бездонной пропасти, как тут же катился в другую… Возможно, это был не телефонный звонок, но он проснулся с ощущением, что звонил телефон. Ощущение, впрочем, не было связано с тем, что он обязан взять его в руку (а лучше в обе) и ответить. Он сидел на кровати, тупо смотрел перед собой, пребывая под впечатлением тяжелого сна. Из полумрака проступали очертания старого комода в съемной квартире на улице Ленина, квадрат окна, чуть подрагивала тюлевая занавеска. За спиной раздался протяжный стон, и красивая женщина с распущенными белокурыми волосами перебралась на его половину кровати и обняла его, сидящего, за талию. Он машинально погладил ее по волосам. Он любил эту женщину, обладающую многомиллионным состоянием, но предпочитающую ночевать в его убогой холостяцкой квартирке, — при этом временами Глебу казалось, что, если бы она не обладала вышеназванным состоянием, он любил бы ее еще больше…

Она уснула, свернувшись калачиком, а он продолжал восседать, отстраненно разглядывал сереющий оконный проем. Вздрогнул телефон на прикроватной тумбочке — и он вместе с ним, — прогудела вибрация, полилась красивая, но чересчур тревожная мелодия, определенно не предвещающая спокойной жизни. Он не реагировал, неприязненно разглядывал переливающийся огоньками аппарат. Женщина с белокурыми волосами застонала, потрясла его:

— Боже мой, Глеб, в твоем случае это и называется «отсидеть от звонка до звонка»… Ответь, если тебе не трудно…

— Слушаю, — уныло сказал он.

— Здравствуйте, Глеб Андреевич, — с ироничными нотками произнес приглушенный женский голос, и Глеб почувствовал, как ледяной червячок заструился от копчика по позвоночнику. — Надеюсь, мой звонок не доставил вам неудобств?