Владимир Михановский - Горячие точки на сердце Страница 46

У парня на поясе висел небольшой, видимо самодельный, кинжал с серебряной насечкой — видно, в спешке омоновцы не успели отцепить его, все делалось впопыхах, по следам горячих событий.

— Ты кого хочешь в президенты? — задал неожиданный вопрос Матейченков, разглядывая парня, стоящего перед ним.

— Еще не решил.

— Но ведь ты черкес?

— Да.

— Значит, за Станислава Дерева?

— Не знаю.

— Почему не знаешь?

— Станислав Дерев — предприниматель, богатый человек. А вдруг он будет только за богатых? Тогда простому народу опять будет плохо.

— Какой же нужен президент?

Парень переступил с ноги на ногу:

— Народный.

— Так. А что ты делал сегодня на площади?

— Митинг слушал.

— Ты впервые там был?

— Зачем впервые? — удивился парень. — Я туда почти каждый день хожу, как только работа позволяет.

— Где работаешь?

— В шорной мастерской.

— Так зачем на митинг бегаешь?

— Как зачем? — снова удивился парень. — Надо же определить подходящего президента.

— Разве мало кандидатов?

— В том-то и беда, что много! — горячо проговорил парень. — Главных, правда, только два, но как определишь, который лучше? А остальные такую чепуху несут, что уши вянут… Так по-русски? Некоторые даже обещают… Тьфу, даже повторять не хочу.

— Тебя милиция не обижала?

— Попробовали бы обидеть! — глаза парня сверкнули, и он положил руку на кинжал.

Генерал улыбнулся.

— Хочешь помочь нам?

— А кто вы такие?

— Мы поддерживаем в Черкесске порядок. Не хотим, чтобы кровь проливалась, чтобы не стреляли в людей, которые ни в чем не виноваты…

— Тогда задержите мерзавцев, которые стреляли в толпу. На моих глазах прострелили женщине руку, она стояла рядом со мной… Русская… Пуля раздробила ей кисть… За что, спрашивается? Я ручаюсь, она никому ничего плохого не сделала…

— Непременно поймаем, но ты должен помочь нам, — произнес генерал Матейченков.

— Я готов! — схватился парень за кинжал. — Только отведите меня в отряд и скажите, что делать!..

— Ты должен помочь нам свидетельскими показаниями, — пояснил полпред. — Ведь ты был на митинге и видел собственными глазами, как все произошло.

— Но я рассказал вашим людям…

— Наверно, не все.

— Нет, все!

— Ладно, давай уточним.

Что-то припомнив, генерал улыбнулся и спросил:

— А кто сказал:

Черкес оружием увешан.

Он им гордится, им утешен.

— Клянусь аллахом, я так не говорил. Но сказано здорово, я готов это повторить. Черкес с оружием ложится, с оружием встает. Но никогда не направит его против слабых и беззащитных.

— Верю. А теперь скажи, что требовали зачинщики беспорядков, к чему призывали толпу?

— Я уже рассказывал. Штурмовать здание налоговой полиции.

— А почему именно это здание, а не какое-нибудь другое?

Парень пожал плечами:

— Кто их разберет? Я ведь в их шайку не вхожу, а выкрикивать объяснения они не собирались.

— Вспомни, пожалуйста, — попросил Матейченков. — Это очень важно.

— Я даже не знаю, кто эти люди, — устало произнес черкес. — Натянули на свои поганые морды чулки бабские, чтобы люди не узнали их… Нашел бы кого — первым зарезал!..

— Я не прошу, чтоб ты их узнал… Мы сами их узнаем. Но, может быть, ты случайно слышал, что они говорили между собой?

Парень задумался.

— Да, они переговаривались. Короткими репликами.

— Вот, вот! — оживился генерал. — Эти самые реплики ты и постарайся в точности припомнить.

— Друг другу они кричали: — Он там. — Точно? — Точно. — А если опять промашка? — Не должно бы. — С чего ты взял? — Да говорю же, сам шеф видел, как он скрылся в том здании. — Теперь сам аллах его не спасет. — Еще тепленького возьмем.

— У тебя, парень, отличная память, — похвалил Матейченков. — Тебе никто этого не говорил?

— Учительница говорила. В русской школе.

— Ты школу кончил?

— Не кончил, — покачал головой парень.

— Почему?

— Пришлось идти работать, маму кормить. Мама у меня слепая, — потупился черкес.

— А когда эти люди переговаривались в толпе, они имена какие-нибудь называли?

— Нет, они ни разу не назвали друг друга по имени. Осторожные, черти.

Иначе, думаю, определил бы, кто такие.

Генерал Матейченков виртуозно владел тактикой допроса. Он знал, что если даже свидетель ничего не боится и искренне желает помочь следствию, это совсем не означает, что он должен сам собой выложить как на блюдечке все, что ему известно.

Иное так глубоко запрятано в глубинах памяти и в закоулках подсознания, что требуется поистине ювелирная работа, чтобы извлечь оттуда необходимую информацию.

Этой операцией и занимался генерал, осторожно и подробно расспрашивая свидетеля-черкеса.

— Значит, своих имен эти люди не называли, — произнес Матейченков. — правильно я тебя понял?

— Правильно.

— Но, может, они называли какие-нибудь другие имена?

— Другие?

— Да.

Черкес задумался.

— Называли, — оживился он.

— Ты запомнил эти имена?

— Там и запоминать нечего, Они назвали только один раз и только одно имя.

— Какое?

— Владимир Семенов.

— Ты ничего не путаешь?

— Нет.

— А в связи с чем они его называли?

— Один другому крикнул, что Владимир Семенов укрылся в здании налоговой полиции.

В одно мгновение генералу Матейченкову стала ясна общая картина. Он схватил мобильный телефон и тут же сделал несколько коротких распоряжений подчиненным ему силовикам. Затем вышел из-за стола, подошел к свидетелю:

— Я даже не знаю, как тебя зовут.

— Ахмад.

— Спасибо тебе, Ахмад, — Матейченков крепко пожал ему руку. — Ты нам здорово помог. — Он снял с руки часы и протянул их парню:

— Носи на здоровье.

— Спасибо.

— Помни, что их подарил тебе русский генерал, который желает вашей земле мира и счастья.

Парень повертел часы в руках и надел их.

— Ты свободен, — сказал Матейченков.

— Разрешите обратиться, товарищ генерал?

— Ну, говори.

— Вы командир российских частей?

— Да.

— Я хочу быть у вас солдатом. Возьмете?

— Такого храброго джигита грех не взять.

— Точно?

Матейченков улыбнулся:

— Подумаем.

— Пойду, маме скажу!

— Но у нас денег мало платят.

— Это ничего. У нас коза есть, молоко буду продавать.

Уже у дверей парень обернулся:

— Еще один вопрос.

— Давай.

— Мне ваш офицер, который меня первым допрашивал, сказал, что оружие я обязан сдать, — парень тронул свой кинжал.

— Что же ты не сдал?

— Я ему сказал, что этот кинжал мне от деда достался. Что это единственная ценность в нашей семье. И что это еще не оружие…

— Как не оружие?

— Оно не получило крещения.

— Какого еще крещения?

— Да я им даже курицу не зарезал, — пояснил простодушно парень, поглаживая разукрашенные ножны.

Генерал нахмурился:

— И он не отобрал у тебя кинжал?

— Нет, только рассмеялся и сказал, что тот человек, который будет меня сейчас допрашивать, все равно отберет его, потому что холодное оружие носить нельзя.

— Ладно, Ахмад, кинжал оставляю тебе. Только держи его дома, носить не советую.

— А если милиция дома у меня увидит?

— Скажешь, что тебе разрешили.

— Кто?

— Генерал Матейченков.

— А если бумагу потребуют?

— Не потребуют.

После допроса Верховный шейх перешел в свой кабинет. Там ему лучше всего думалось, а надо было срочно определить важную вещь: как лучше всего привести в исполнение приговор Аллаха над мерзавцем, по вине которого погибла Элен, чудный поздний цветок, неожиданно украсивший его суровую жизнь. Он не хотел ее отпускать, сердце предчувствовало: быть беде. Но она, упорная и отчаянная девчонка, настояла на своем.

«Я должна рассчитаться с русскими, — жарко шептала она по ночам. — Больше такого случая может и не быть». И ведь уломала его! Как говорится, ночная кукушка всех перекукует.

Не включая бегущую ленту, он бродил по своему огромному кабинету, бродил до полного изнеможения, чтобы хоть как-то утихомирить жгучую боль, вызванную внезапной и столь жгучей потерей. Эта боль еще усугублялась тем, что он — в силу своего высокого, даже исключительного положения не мог ни с кем ею поделиться: у высшего имама, духовного лидера всего необозримого мусульманского мира, не должно было быть никаких слабостей, никаких особых привязанностей, кроме главной и единственной привязанности — к единственному и предвечному Творцу, великому Создателю всего сущего.

Он бродил, не разрешая себе присесть даже на минутку, разглядывал сияющие экраны с бегущей по ним информацией, сопоставлял таблицы, прикидывал в уме различные варианты развития событий в той или иной части света, в той или другой стране. Почувствовав, что силы его покидают, он добрался до одинокой пальмы — священное дерево, подарок правоверных из Аравии — и опустился на скромную скамью.